Номер, который отвели Воронцову, был невелик и опрятен. Воронцов принял душ, запахнулся в огромное, размером с простыню, полотенце и устроился в кресле перед телевизором, выставив на столике перед собой ряд жестянок с пивом, обнаруженных в холодильнике. Он не понимал ни слова по-английски, и все происходящее на экране телевизора было для него немым кино. Чужая жизнь, которую впервые он видел вблизи. За последние несколько лет он успел побывать во многих странах, но всегда транзитом, по делу. В Англии раньше дел никаких не было.
В дверь постучали. Воронцов встрепенулся и только сейчас обнаружил, что задремал. Как был, завернутый в полотенце, открыл дверь и увидел Хельгу.
– Я к тебе, – объявила Хельга. – Не возражаешь?
Воронцов не нашелся, что ответить, и эта секундная заминка закончилась тем, что Хельга вошла, отодвинув Воронцова мягким движением руки. Воронцов обреченно вздохнул, запер дверь и прошел в номер. Хельга уже сидела в его кресле.
– Мне скучно, – сказала она с непосредственностью, которая всегда ставила Воронцова в тупик.
– Что ты предлагаешь?
– Побродить по городу.
– Я устал.
– Но кто-то же должен меня сопровождать, правда?
Проникновенный взгляд синих глаз. Сама беззащитность. Цену этой беззащитности Воронцов уже знал.
– Мне иногда кажется, что ты просто цинично меня используешь, – вздохнул он.
– Как и ты меня.
– Я – тебя? – изумился Воронцов. – Если честно, я совершенно не испытываю потребности в твоем обществе!
– А в те две ночи все выглядело иначе. Когда ты меня насиловал.
– Я тебя не насиловал! – возмутился Воронцов.
– Ну конечно, – кротко согласилась Хельга. – Когда двухметрового роста парень, в стельку пьяный, наваливается на женщину, силой ее раздевает и силой же ее берет…
– Я был пьян и не контролировал себя!
– А это только в твоих глазах выглядит смягчающим вину обстоятельством. Закон, насколько я знаю, трактует это иначе.
– Почему ты все время мне угрожаешь? – взорвался Воронцов.
– Разве?! – взметнула пушистые ресницы Хельга.
И опять – сама невинность.
– Ведь не я начала этот разговор, Саша. Не скажи ты мне, что я тебя якобы использую, и я бы не стала говорить о своих разочарованиях.
В общем, она была права. Воронцов начал первым и получил за это сполна.
Хельга неожиданно поднялась с кресла и очутилась рядом с Воронцовым.
– Знаешь, – последовало легкое прикосновение руки к его обнаженной груди. – Нам все-таки надо объясниться, Саша.
Воронцов отстранился. Он никак не мог успокоиться и не был готов к примирению.
– Хорошо, – все поняв, кротко сказала Хельга. – Пусть будет так, как ты хочешь. Но все-таки знай, что я очень хорошо к тебе отношусь. Не злись на меня. Ладно? Мне это тяжело.
Конечно, женщина – это всегда загадка. Но у загадки должен быть ответ. В случае с Хельгой ответ не просматривался. Воронцов ее не понимал, она была для него загадкой без ответа. Он всегда знал, как следует держать себя с женщинами. С Хельгой он постоянно попадал впросак.
– Хорошо, – сказал он со вздохом. – Пойдем прогуляемся.
Сбросил с себя полотенце, распахнул лежащий на кровати чемодан.
Хельга неслышно подошла сзади, осторожно провела ладонями по его обнаженному телу: по спине, сверху вниз, по ягодицам – и вдруг прижалась к Воронцову, уткнувшись лицом в его спину.
– Не сердись на меня, прошу, – прошептала она. – Мне очень плохо, когда ты на меня сердишься.
Он резко обернулся и увидел то, чего Хельга не успела скрыть, отвернув лицо: ее повлажневшие глаза.
Глава 21
Стас и Лида до Екатеринбурга добирались вместе, а потом расстались. Лида объяснила, что будет отсутствовать пару дней, так что Стасу придется пока пожить в местной гостинице. Из этого следовало, что Филатов скрывается не в самом городе и Лиде потребуется время на то, чтобы добраться до него и после этого вернуться в Екатеринбург. Мысль о том, что его будут проверять, Стас отбросил сразу. Он уже достаточно подробно знал все, что было связано с Филатовым, и даже не допускал мысли, что у того есть возможность предпринять хоть что-то, а уж тем более – проверять, кто такой Стас и откуда он вообще взялся. Филатова с ожесточением разыскивали кредиторы, и все его старые знакомые предусмотрительно ушли в тень, опасаясь, что гнев кредиторов может коснуться и их. Похоже, что единственным человеком, который не отступился от Филатова, была Лида. А вот ее Стас как раз нисколько не боялся.
Лида действительно возвратилась через два дня. У нее было лицо человека, решившегося на отчаянный поступок. «Значит, с Филатовым она встретилась», – понял Стас.
– Он ждет нас завтра, – сказала Лида.
У нее были пухлые, трогательно детские губы. И лицо тоже почти детское. Если бы только не глаза – в них плескалась вовсе не детская тревога. Бедная девочка, ей приходится не сладко.
– Я бы хотел иметь такую преданную подругу, как ты, – признался Стас.
Лида покраснела и спрятала глаза.
– Сейчас страшное время, – продолжал Стас. – Люди предают друг друга даже просто так, не пытаясь извлечь из предательства какой-либо выгоды. А ты, даже зная, что все это очень опасно…
– Не надо об этом, – попросила Лида, покраснев еще больше.
Румянец на щеках, пухленькие губки. «Господи, зачем она во все это ввязалась? Не нужно бы ей ничего знать о грязной изнанке жизни. Ее предназначение – дарить любовь. У нее это должно неплохо получаться». Стас беззвучно вздохнул и опустил глаза.
Утром они отправились в электричке куда-то за город. Стас ни о чем не спрашивал свою спутницу, и за всю долгую дорогу они не обмолвились ни словом. За окнами тянулся лес – то хвойный, то лиственный, и везде было сумрачно, несмотря на солнечный день. Стас рассматривал открывающийся за окном пейзаж, поджав губы. В здешних краях он оказался впервые, и это его нисколько не вдохновляло – он не любил новых мест, предпочитал то, что давно знает и к чему привык.
На станции, оказавшейся для этой электрички конечной, они вышли. Взору предстали серые бревенчатые дома и пыльные улицы. «Филатов подыскал себе неплохое убежище, – подумал Стас. – В такой глухомани его вряд ли кто разыщет и через двадцать лет». Но оказалось, что это еще не конец их пути. Они прошли через поселок и направились по разбитой дороге, петляющей через лес. Проезжающие машины поднимали клубы вязкой пыли. Стас часто чихал и в глубине души проклинал все и вся.
Через некоторое время они вышли к перекрестку – дорога, по которой они брели, примыкала к другой, еще более разбитой. Здесь машины попадались чаще. Лида остановила одну из них – грузовик с покрытой толстым слоем пыли кабиной, – и водитель, молодой парень с красными то ли от недосыпания, то ли от пыли глазами, согласился их подвезти. Дорога была неописуемой. Асфальт сохранился лишь местами, все остальное было ямами и рытвинами, небрежно присыпанными щебнем. Иногда из-под колеса обгонявшего их автомобиля вылетал кусок щебня и с грохотом ударял в лобовое стекло. Лида каждый раз вздрагивала и смотрела на водителя.
– Вы не бойтесь, – успокаивал тот. – Выдержит.
Лобовое стекло сплошь было усеяно мелкими трещинками.
– Сибирский тракт, – сказал водитель и вздохнул. – По нему еще при царе гнали каторжников.
Стоявшие стеной вдоль дороги деревья были серыми из-за осевшей на них пыли.
За одним из поворотов, который ничем не отличался от всех прочих, которые они миновали до этого, Лида встрепенулась и попросила водителя:
– Вот здесь, пожалуйста, остановите.
Стас понял: приехали. Он все так же был молчалив и внешне спокоен, но его ладони внезапно повлажнели. По обеим сторонам от дороги стеной стоял серый лес, и не было видно никаких признаков жизни.
Водитель не взял с них денег и уехал, подняв над дорогой необъятное облако пыли.
– Пойдемте, – сказала Лида.
В ее голосе была сухость – верный признак того, что они находятся недалеко от цели своего путешествия. Лида пошла впереди, Стас направился следом. Руки он намеренно не держал в карманах, чтобы никто не подумал, что у него есть какое-нибудь оружие.
