убрать свидетеля по-тихому.
Автомат из руки Кирилла сразу выбили сильным ударом ноги. Он не успел развернуться, когда его схватили за горло. Но реакция не подвела оперативника: он успел подсунуть подбородок, не давая задушить себя, перехватил руку с финкой, которая должна была полоснуть его по горлу. После этого Митьков что есть силы ударил локтем не глядя, назад. Он не мог ошибиться – попал точно в солнечное сплетение. Немец с шумом охнул и ослабил хватку. Митьков согнул ноги, присел и перебросил противника через себя. Затем, резко вывернув руку диверсанта с зажатой в ней финкой, вогнал клинок немцу в печень.
Второй немец вел себя осторожнее, чем первый. Обманные движения, нападение и тут же отход. Он блокировал каждую попытку перехватить его руку с ножом или выбить оружие.
А очереди слышались одна за другой. И каждая из них могла оказаться последней. Стиснув зубы, Кирилл мысленно повторял: «Только не это». Чтобы побыстрее закончить схватку и не оказаться в еще более опасном положении, если вдруг появятся другие диверсанты, Митьков решился на риск. Он подставился под удар, сделав вид, что поскользнулся на влажной траве. Противник тут же воспользовался его «оплошностью» и бросился вперед, целясь финкой снизу вверх в область грудины, прямо под ребра.
Митьков только этого и ждал. Некогда было его противнику перехватывать оружие по-другому. Кирилл встретил удар скрещенными кистями, сцепил, как клещами, руку немца и, рванув, чуть присел, вытягивая двигающегося по инерции противника на себя. Локоть немца оказался на его плече, толчок и – хруст сустава. Немец взвыл от боли.
Каким-то седьмым чувством Кирилл предугадал опасность. В другой руке диверсанта оказался пистолет. Только без шума! Митьков выхватил у немца финку и коротко ударил его в горло. Больше ему дотянуться было некуда, бить пришлось наверняка.
Когда Буров увидел Кирилла с автоматом в руке и с испачканным кровью плечом, он понял все. Виноватое лицо старшего лейтенанта подтвердило опасения. Напали. Значит, были и другие.
Митьков вышел на поляну и посмотрел на тела, которые майор вытащил на середину.
– Я думаю, это все же совпадение. Не нас они ждали.
– Ты мотоцикл осмотрел?
– Осмотрел, – вздохнул Кирилл. – Они за ним и пришли. А тут мы, как назло.
– Ладно, хватит хандрить, – недовольно проворчал Буров. – У нас с тобой теперь на счету каждая минута. Надо место приземления осмотреть, убедиться, что в лесу нет других диверсантов, вызвать наших для оцепления и экспертов. И в Москву придется срочно сообщать.
– Москва за трупы по головке не погладит.
Буров сидел ёв комнате спецсвязи. Сегодня у него со дня прибытия группы в 65-ю армию был первый разговор с Абакумовым. Майор хмурился, прикидывал, чем он будет оправдываться за отсутствие результатов. Вот она, другая сторона медали. С одной стороны, ты ни от кого не зависишь и волен принимать самостоятельно любые решения, пользуясь московскими полномочиями. Но с другой стороны, с тебя спрашивают как с полномочного и всемогущего представителя столицы.
На простые дела группу Седого не отправляли, а сложные дела вот так сразу результатов не давали. И каждый раз начинался один и тот же разговор: где результаты? Чем вы там занимаетесь? Правда, напрямую в подчинении самого комиссара госбезопасности группа еще ни разу не находилась. Это и большое доверие, и большая ответственность.
– Слушаю вас, Иван Николаевич, – неожиданно раздался в трубке голос Абакумова. – Докладывайте.
– Я не сторонник поспешных выводов, товарищ комиссар госбезопасности, – ответил Буров. – Для анализа и первых выводов недостаточно материалов…
– Какова картина в целом? – перебил майора Абакумов.
– Пока я вижу вот что. Нам подсунули очень правдоподобную пустышку. Но сразу же возникли вопросы: какова конечная цель? Вовремя ли мы нашли эти контейнеры и по такому ли плану развиваются события, как планировал враг? Есть основания полагать, что капитан Серов, найдя контейнеры, сильно спутал планы немцев. Кроме выброски контейнеров, почти одновременно была выброшена и группа диверсантов. Ее никто не заметил. Возможно, ее высадка прикрывалась выбросом контейнеров или это были две фазы одной операции.
– Есть мнение по составу и подготовке вражеской группы?
– Есть. Это очень подготовленные диверсанты, в основном немцы, владеющие русским языком, хорошо знающие обстановку. Моей группе пришлось отразить случайное нападение. Виноват, по пока, кроме четырех трупов, мы ничего не имеем.
– Трупы, трупы, – проворчал Абакумов, но развивать эту мысль не стал. – По каким признакам вы определили принадлежность убитых к вермахту? Особенно этническую принадлежность.
– Манера носить русскую одежду. У одного убитого во рту железная коронка. Работа хорошего немецкого мастера. Она ставилась офицеру, а не бывшему советскому военнопленному или изменнику с оккупированной территории. Еще у одного след от операции по удалению аппендицита. Шов немецкий.
– Как держится Максимов?
– Хорошо держится. Но я не делюсь с ним оперативной информацией. Рано. Пока самому еще не все ясно. Когда мы получим ответ по нашим запросам, товарищ комиссар?
– Я приказал поторопиться с выяснением ваших вопросов, касающихся трех пропавших офицеров. Однако на вашем месте я бы не стал особенно надеяться, что мы найдем что-то из ряда вон выходящее.
– Этого я не жду, – вздохнул Буров. – Но это часть процедуры, без этого не будет полной картины. Хотя если кто-то из них в прошлом был знаком с другим из этой троицы, то это уже наводит на мысли.
– Если будет что-то важное, я вам сообщу. А пока форсируйте. Не замыкайтесь на выводах, не ищите объяснений. Сбор фактического материла, как можно больше данных. На сегодняшний день пока след еще теплый. Скажите, вы доверяете капитану Серову? Может, нам его отозвать? Мне кажется, он там достаточно наломал дров.
– Нет, пусть Серов и сработал не особенно блестяще, но он находился в ситуации полного неведения. На него просто обрушились события, и он действовал в рамках существующих инструкций. Это не его вина. Прошу оставить его с полномочиями. На капитане Серове замкнуты первые события, его мотивировки в первые минуты очень важны, так же как и его контакты. Он больше поможет, если будет под рукой, если будет чувствовать к себе доверие.
– Хорошо, Иван Николаевич. Действуйте, но спешите. Пока я могу вас прикрывать, но дальше ситуация может измениться.
Мария Николаевна сидела у стола, прямая и бледная как полотно. Тонкие губы стиснуты в тонкую безжизненную нить. И только пальцы, нервные, живые, метались в отчаянии порвать батистовый платок, мокрый от слез.
Косович смотрел на ее руки и думал, что это пальцы хирурга, что Максимовой предстоит оперировать раненых, а в таком состоянии она не сможет работать.
«Черт, не о
