Камера обстоятельно изучала фигурку Натали, Жозеф пока молчал. Лаврик хохотнул:
— Чертовски похожа, правда? Сходство было с самого начала, ну а потом хорошие гримеры поработали… Официально — секретарша в горнорудной компании, а на деле — шлюха для высшего света. Большие деньги заколачивает, паршивка: сам понимаешь, у клиента остается полное впечатление, что он трахал Натали. Ну, и качественные порнофильмы для узкого круга. Мтанга давно злится, но поделать ничего не может, клиентура в основном из «неприкасаемых», их ближайшего окружения, закадычных приятелей. Он, простая душа, хотел устроить ей автокатастрофу или подбросить рогатую гадюку. Но потом мы потолковали и собирались было ее использовать в качестве двойника Натали на второстепенных мероприятиях — если эта шлюха словит девять грамм, ее как-то и не жалко. Но получилось… стоп!
В кадре вновь возник Жозеф, подсел к идеальному двойнику Натали, панибратски положил ей руку на голую коленку, с фирменной широкой ухмылкой обернулся к камере:
— Сердечники, все живы? — переводил Лаврик. — Надеюсь, самые умные уже поняли, что это вовсе не мадемуазель Натали Олонго? Разве я осмелился бы гладить по коленке настоящую, которую безмерно уважаю и, полагаю отчего-то, что она все же будет нашей королевой! Перед вами — мадемуазель Николь Тамби, скромная секретарша в солидной фирме, обладающая поразительным сходством с мадемуазель Олонго… каковое и стало причиной того, что бедную девушку затянули в весьма грязную историю… Она нам сейчас сама все расскажет. Прошу, Николь!
Натали-дубль потупилась, весьма искусно изображая смущение:
— Мне очень стыдно…
— Ничего не поделаешь, вы сами решились! — воскликнул Жозеф. — Придется исповедаться, моя милая!
Она заговорила, то и дело опуская глаза, теребя подол платьица, запинаясь — неплохо играла, стервочка…
— Понимаете, Жозеф… Я, конечно, скверная, но вот так уж вышло, поддалась греху… Жалованье мне платят хорошее, но для приличной жизни в столице девушке все равно не хватает, а семья у меня не из зажиточных, помочь не может… Вот я и соблазнилась большими деньгами…
— А поконкретнее, милая? — прямо-таки промурлыкал Шустрый Жозеф.
— Меня внезапно пригласил в гости один солидный господин, его фамилия Акинфиефф, очень известный в столице антиквар. Я поначалу думала, он хочет предложить мне работу с более высоким жалованием, у него солидное предприятие, потому я и пошла… — на глазах у нее заблестели натуральные слезинки. — А оказалось… Это так стыдно… Он сказал, что его дочь еще с лицея святой Женевьевы без памяти влюблена в мадемуазель Натали… ну вы понимаете, как мужчина в женщину… но у нее ничего не выходит, мадемуазель Натали не такая… И предложил, коли уж я так похожа… Это так стыдно…
Она закрыла лицо руками. Вместо них двоих на экране появились фотографии Акинфиева и его доченьки: папаша выглядел крайне респектабельно, а Татьяна — во всем блеске застенчивого очарования. У Мазура в голове замаячили смутные догадки.
Вновь появились Жозеф и Николь. Она уже отняла руки от лица, не поднимая глаз, продолжала:
— В общем, он предложил, чтобы я… ну, чтобы я с его дочкой…
— Легли в постель? — беззастенчиво уточнил Жозеф.
— Ну, да. Он предложил такие деньги, что я не устояла… Я никогда таким не занималась, но столько денег… Я гадкая, скверная, но я не смогла устоять… Мы переспали… Она была такая опытная, все время называла меня Натали… но это было один-единственный раз!
— И вы решили, что на этом все кончилось… — голосом доброго дядюшки сказал Жозеф.
— Кто же знал, что потом начнется такой ужас… — пролепетала Николь, вновь с натуральными слезинками на глазах. — Знаете, я не замужем, и у меня есть… близкий друг. В этом ведь нет ничего преступного или скверного… Как ни грустно, мы не можем пожениться, он бы и не прочь, но его семья воспротивится — он из очень богатой и влиятельной семьи, а я простая секретарша, и семья у меня бедная, хоть и не из трущоб, конечно, но все равно… Он пришел злой, отругал меня и показал кассету… Оказывается, там, где мы с мадемуазель Татианой все это делали, была скрытая камера, они сняли все-все-все… И теперь эта запись разошлась в узком кругу… Мало того… Мой друг хорошо осведомлен о закулисной политике, он сказал, что эту кассету хотят использовать, чтобы скомпрометировать мадемуазель Натали, все будут думать, что это она…
На экране появился отрывочек из фильма: Татьяна и Натали, в чем мама родила, обнимаются на широкой постели, лица обеих прекрасно различимы. Это, конечно же, Натали, никакая не Николь… — запись, сделанная Лавриком, — Мазур не смотрел ее целиком, но узнал роскошную постель и затейливую лампу на ночном столике. Ага, кое-что начинает проясняться…
На экране вновь Николь и Жозеф. Девушка произнесла решительно:
— Тут я только и поняла, во что меня втянули… Я долго колебалась, сами понимаете, было нелегко, но я решилась… Раз уж пытаются скомпрометировать мадемуазель Натали… Я ее страшно уважаю, хочу, чтобы она была нашей королевой… Она будет великолепной королевой… А ее пытаются запачкать грязью… Ну, в общем… Я пролежала ночь без сна, а утром все же решилась, пошла в полицию, дала подробные показания… Вот и все, остальное вы сами знаете…
И она вновь закрыла лицо руками, плечи чуточку затряслись, словно она рыдала — отличная актриса, паршивка… Камера переместилась, вместо девушки в кадре оказался пожилой, весьма благообразный чернокожий субъект с несколькими «фрачными» орденами на лацкане строгого темного пиджака — миниатюрные копии настоящих, они и это от французов переняли…
— Позвольте представить, дорогие мои, — сказал Жозеф. — Господин Шарль Камбири, префект полиции Западного округа столицы. Я надеюсь, месье комиссар, вы скажете что-то, способное обрадовать бедную девушку, попавшуюся на удочку гнусных типов… да нет, похоже, врагов нации…
— Ну конечно, конечно, Жозеф, — с откровенным благодушием ответил префект, (может, и настоящий префект, а может, кто-то из людей Мтанги, без которого здесь просто не могло обойтись). — С одной стороны, мадемуазель… э-э… проведя время с мадемуазель Акинфиефф, совершила уголовное преступление, как, впрочем, и мадемуазель Акинфиефф. С другой же… Мы, у себя в полиции, не звери и не бездушные автоматы. Стараемся учитывать все обстоятельства, это особенно важно теперь, когда ширится демократия и всем нам следует быть мягче и гуманнее… Мадемуазель Николь была исключительно добропорядочной девушкой до того, как ее впутали в эту историю. Бедность заставила ее поддаться соблазну… Кроме того, она пришла добровольно и дала ценнейшую информацию о готовящихся происках врагов нации и демократии. Мы посовещались со многими серьезными инстанциями и пришли к выводу: дело против мадемуазель Николь открывать никто не будет, (за кадром послышался радостный визг означенной мадемуазель, проникнутый неподдельным чувством). Я лишь посоветовал бы ей в дальнейшем вести себя крайне осторожно — теперь она, надеюсь, прекрасно понимает, как враги нации могут использовать ее поразительное сходство с мадемуазель Олонго… (за кадром послышался звенящий от волнения голос Николь, заверявшей, что она все осознала до мозга костей, безмерно благодарна месье комиссару за доброту и снисходительность и клянется в дальнейшем быть образцом благонравия).
— Интересно, а что говорят месье Акинфиефф и его очаровательная доченька? — живо поинтересовался Жозеф.
Комиссар приосанился:
— Будьте уверены, мы бы их допросили со всем прилежанием. Когда речь идет о столь серьезных кознях, полиция не делает разницы меж бедняком и представителем бомонда, — он сокрушенно развел руками. — К превеликому моему сожалению, за несколько дней до того, как к нам обратилась мадемуазель Натали, Акинфиефф и его дочь бесследно исчезли. Я полагаю, они прекрасно понимали, что делали, и на всякий случай где-то укрылись заранее. На ноги подняты лучшие сыщики, мы их непременно найдем и выясним, кто за ними стоит…
Он говорил еще что-то, веско цедя слова, но Лаврик перестал переводить:
— Дальше, в общем, ничего интересного… — он налил себе, подлил Мазуру и Жюльетт, улыбнулся во весь рот. — Вот так, дружище. Прятать эту шлюху никто не будет, то есть спрячут в надежное место, конечно, но сначала она даст обстоятельное интервью этой журналистской банде — они киснут от безделья, моментально прознают и слетятся, как мухи на мед. Упреждающий удар, ага. Теперь они могут крутить свою пленку, пока не протрут до дыр. Все спишется на попавшую в лапы проходимцев и врагов нации мадемуазель Николь. Гнусная провокация, и все тут. Хрен кто опровергнет, Николь — вот она, даже потрогать можно… Как там у Высоцкого? — он, ухмыляясь, продекламировал по-русски: «И не испортят нам обедни злые происки врагов…» Точно тебе говорю, мы выиграли.
