Ознакомительная версия.
На радость Шубина. Что же касается Щукиной, то ее отношение к Юле постоянно менялось: от нежно-заботливой подруги до отвратительно-злобной соперницы. У нее тоже был в свое время роман с Крымовым, который закончился, в сущности не начавшись. Но Надя была практичной женщиной и предпочла постоянное место секретарши в агентстве бывшего возлюбленного месту непостоянной любовницы. Возможно, что последнее обстоятельство и подтолкнуло ее к этому странному браку с патологоанатомом Лешей Чайкиным, от которого она уже ждала ребенка.
Тридцать первого, когда все четверо собрались у Крымова, первый вопрос, который прозвучал почти хором, был: «А где же Чайкин?» Ведь только Надя Щукина из всей компании была семейным человеком, и вдруг она пришла встречать Новый год ОДНА! Почему?
Надя, ловко скинув с себя роскошную норковую шубку и оставшись в сверкающем золотистом платье, ладно обтягивающем ее стройную фигурку, тряхнула своими густыми ярко-рыжими волосами и, как-то криво усмехнувшись, словно ее губы свело судорогой, произнесла, парализуя неожиданной новостью всех присутствующих:
– Я ушла от Чайкина.
Юля, которая широко раскрытыми глазами разглядывала совершенно плоский живот Нади, так вообще потеряла дар речи.
– У меня была мнимая беременность. Я выяснила это совсем недавно.
Таков был ответ.
Даже Шубин – внешне совершенно флегматичный и спокойный – и то возмутился:
– Ну ты даешь… А как же физиология и.., все такое?
– Поверь мне, Игорек, все признаки беременности были налицо. Вернее, на животе… – рассмеялась Надя, как ни в чем не бывало кружась перед зеркалом, а точнее, перед зеркальной стеной. – Женька, какое чудное у тебя зеркало! Прямо как в балетном классе! Юля, Игорь, ну что вы так на меня уставились?
Игорь заметил, как Юля, осторожно повернув голову, бросила взгляд на Крымова, стоящего в дверях просторного холла и молчаливо наблюдающего за немой сценой.
Игорь сразу понял, что Крымов был в курсе, но почему-то забыл подыграть Щукиной. Или не счел нужным?
А Юля покраснела, словно беременность Щукиной плавно перешла в ее собственную беременность и выступила округлым и женственным животиком… Но это уже были фантазии Шубина. Юля не принадлежала никому, а потому не могла забеременеть. Но она заревновала Крымова к похорошевшей и внезапно освободившейся от бремени Щукиной. К ее пышущему здоровьем гибкому телу, то и дело дающему повод обратить на себя внимание всем присутствующим рядом мужчинам. Надя источала желание, и это бросалось в глаза.
Юля в тот предновогодний вечер тоже была хороша в своем зеленом бархатном платье с большим вырезом, позволяющим увидеть и ее высокую тонкую шею, и плечи, и сияющую белизной грудь. Волосы она подняла в высокую прическу, что сильно изменило ее. И Шубин, который две недели ПЛОТНО работал с ней рядом – они прочесывали на стареньких «Жигулях» всю окрестность Заводского района, тратя огромное количество бензина, которым не успевали заправляться, в поисках убежища убийцы семьи Храменковых – и который видел Юлю в основном в забрызганных грязью джинсах и куртке с капюшоном, теперь вместо испуганного создания с тонким лицом, одухотворенным страстью охотника, видел перед собой изящную молодую женщину в дорогом вечернем наряде и не верил, что это Юля. Она была и подростком и женщиной одновременно, и это невероятным образом возбуждало. Как часто в своих полуснах-полуфантазиях Игорь мечтал сжать ее в объятиях?! А как часто он не спал ночами, зная, что Юля сейчас находится в объятиях Крымова!
Шубин был невысоким крепким парнем с довольно грубыми чертами лица и ранней лысиной, обрамленной жесткими короткими светлыми волосами. Женщины рядом с ним терялись, не зная, как себя вести: то ли не замечать его внешней грубости, принимая его таким, каков он есть, то ли откровенно наслаждаться близостью этого редкого экземпляра. От него исходила мужская сила. Как говорила Щукина, «Игорек источает фермент похоти».
Шубин являл собой образчик разительного контраста с Женей Крымовым – голубоглазым брюнетом, высоким, хорошо сложенным мужчиной, сила которого заключалась, в отличие от животного начала Шубина, в невероятном обаянии и мягкости, вальяжности и интеллигентности, внешней порочности и артистизме, которые, прекрасно гармонируя друг с другом, просто-таки завораживали женщин. Мужчина с внешностью Крымова мог быть и художником, и артистом, и хирургом, и писателем, и преступником – причем скорее убийцей, чем вором… И, конечно же, авантюристом-умницей, способным, даже лежа на диване, рождать золотоносные идеи, дающие ему относительную свободу и деньги, без которых он не смог бы уже прожить ни дня. Тесная связь крымовского сыскного (или детективного) агентства с сильными мира сего (в частности, он «кормил» не самых последних людей в угро, прокуратуре и вышестоящих организациях) являлась лишь подтверждением того, что облюбованная им социальная ниша и способ зарабатывать деньги – результат правильного выбора. И все это в комплексе не могло не восхищать женщин. Значит, и Юлю?
* * *
Шубин гнал машину по трассе, думая о ней и Крымове. Он не мог и не хотел сейчас думать о том, что ждало его в М., куда он так спешил. Да и зачем было гадать, что произошло в этом маленьком волжском городке, когда телефонный разговор состоял всего из двух слов: «Приезжай немедленно». Это звонил его друг детства, Витька Ерохин. Если позвонил и позвал, значит, случилось что-то важное или страшное. И зачем что-нибудь предполагать, если (а Шубин знал это по опыту) даже самое ужасное предположение окажется по сравнению с действительностью ничтожным? Витька Ерохин – учитель физкультуры в одной из м-ских школ, да к тому же еще и холостой, если что-то и случилось, то, слава богу, не с ним и не с его близкими, которых у него попросту нет. А это уже хорошо. И то, что он звонил сам и разговаривал по телефону, свидетельствовало о том, что он хотя бы ЖИВ.
И это немало.
Так думал Шубин, приближаясь к кружевному, в инее, мосту через речку, названия которой он уже и не помнил.
А ведь где-то здесь, поблизости, они с Витькой рыбачили, когда Шубин приезжал к нему лет пять тому назад в отпуск.
Переехав мост, он снова забыл про Ерохина, и вновь мыслями его завладела Юля. Как быстро пролетели эти две недели, что они жили у Крымова дома, и как странно, что они были как будто все вместе, но в то же время поодиночке. Во всяком случае, спали все в разных комнатах. Это уж Шубин знал точно: Юля спала на втором этаже, Крымов – в комнате для гостей на первом, Щукина – рядом с Юлей, через стенку, а сам Шубин ночевал в гостиной на медвежьей шкуре, прямо на полу, рядом с телевизором, который практически не выключался. Мелькающие на экране фигурки и издаваемый телевизором шум, какие-то звуки, музыка – все это создавало некий фон и поддерживало его связь с внешним миром. Ему не спалось. Он ждал и надеялся, что глубокой ночью вдруг раздастся тихий шорох: это Юля, надев для конспирации толстые шерстяные носки, тихонько спустится по лестнице вниз, пересечет холл и войдет в гостиную, где увидит распластанного на огромной темной шкуре полуобнаженного Шубина, стук сердца которого заглушит ее собственное дыхание… На ней будет длинная ночная сорочка, белая, тонкая… Длинные светлые волосы заиграют разноцветными огнями – бликами от елочных гирлянд, и в глазах отразится вся гостиная и ошалевший от счастья Шубин…
Но ничего подобного не произошло. К нему не пришла даже озабоченная своим женским одиночеством Щукина. Похоже, красное вино, которое они пили бутылку за бутылкой, действовало на Надю как прекрасное и здоровое снотворное. Возможно, и Крымов крепко спал по той же причине. Что же касается Юли, то она всегда хорошо спала и никогда не жаловалась на отсутствие сна.
Дни шли за днями: Юля с Надей постоянно что-то готовили, потом все подолгу сидели за столом и трапезничали, после чего выходили на заснеженное крыльцо и принимались сначала вяло, а потом все азартнее и вольнее бороться на снегу. Как дети. Снежки? Это было слишком просто. Вот бороться, закапывая противника в снег, набивая ему за шиворот холодное липкое белое крошево, – это другое дело. Тем более что воображаемый противник (подчас не видно было из-за снега, залепившего глаза, с кем ты возишься в сугробе!) менялся каждую минуту… И природа, словно следя за их совершенно невинными играми, щедро подсыпала снегу. Особенно большие снегопады случались ночами. И тогда утром, выглянув в окно, добровольные затворники уже знали, чем будут заниматься после обеда.
Шубин заметил, что никто из них не осмеливался вольничать, хотя поводов, причин и условий для любовных игр и ласк было более чем достаточно. Что стоило, к примеру, Крымову завалить зазевавшуюся Юлечку Земцову на снег и поцеловать ее украдкой в губы? Да ничего!
А сам Шубин? Разве не мог и он воспользоваться удобным моментом и крепко прижать к себе Юлю? А Щукина, которая обычно после выпитого вина едва себя сдерживает, чтобы не прикоснуться к Женьке, почему она-то сдерживала себя и не пыталась сорвать поцелуй с его губ?
Ознакомительная версия.
