целом свете будет такими вещами париться?» Кроме того, оно и опасно было – а ну как Санитары нагрянут в Недра с обыском? Найдут эту самую тетрадь, где всё расписано по минутам с секундами, да и наставят на Полосатую свой верный «люгер»! И тем не менее – она не могла отказаться от глупой привычки вести дневник.
«Что ж, мы прибыли». Полосатая скинула камуфляж, давая чёрно-жёлтой коже подышать естественным запахом. (Тоже, кстати, варварская привычка – идти на дело без одежд. Но уж это-то ладно, этим страдали многие в её народе). Понемногу Кр-Кр выползали из люка «Трутня». Тащили копья и багры, доставали в грузовом отсеке древнее, но отнюдь не опозорившее себя оружие…
Она вспомнила начальницу. Мёд её знает, почему. Сегодня они втроём – начальница, Полосатая и кто-то из малышек (для Полосатой большинство дочерей леди-босс были все на одно лицо) – плавали в укромном закутке Недр. Там, где горячие гейзера. Глядя на начальницу, Полосатая отчего-то всегда думала, что смотрится в зеркало. Слишком много было похожего в их лицах: та же энергия, то же стремление (всё вперёд и вперёд, невзирая, будет ли риск для жизни. Только её превосходительство давно не рисковала. Положение, как говорится, обязывает).
– Ты мой лучший воин, мисс Полли, – улыбнулась она, плеща в подругу горячей водой. – Что б я без тебя могла сделать…
– В смысле? – удивилась наша героиня. – Ты и так на ответственной работе… загрузла. Куда тебе ещё до меня?
– А отдохнуть-то, отдохнуть-то от офиса с его интригами хоть иногда надо?.. – босс выпростала длинную зазубренную конечность. Потёрлась ею о крыло нашей героини (раздался жуткий скрип). – Твой дневник… твои подвиги… То ещё удовольствие!
– Мы не подкачаем, госпожа. Привезём много, много тары со свежей кровью.
– Ай-й… Просто возвращайся сама. Можно без тары, лишь бы целая. С руками, ногами, крыльями и всем прочим – на месте. Снова увидеть, что мой любимый боец в порядке – это для меня самое главное.
(Полосатая была уверена: другим бойцам перед операцией начальница говорит ровным счётом то же самое, слово в слово. И – обиды не держала. Глава Кр-Кр как раз-таки должна любить своих солдат одинаково, не делая никому скидок. Ни на красивые глаза, ни на талант, ни… Ни на что угодно другое).
…Итак, «Трутень» прибыл.
– Вот она, «Розочка»-то!.. – радостно заорал вождь Темнокрыл, держа усики стоймя и потрясая заострённым копьём. – Во, во, висит в самом центре! Налетай, братва, сегодня точно хватит, на месте поесть, да с собой забрать!
Действительно, пурпурно-алый ком (то есть, мозг «мистера Д.» – дегенерата? дебила? Ах, неважно!) висел посредине громадного каменного свода. Сказать бы «Небосвода», но к Миру-Черепу такие определения… того… неприменимы.
Зажужжали надкрылки. Заклацали жвалы. У кого не было жвал – те вытянули хоботки.
И Крылатые Кровососы помчались, облепляя несчастный мозг.
Полосатая прыгнула первой.
На картине Майки Донн был изображён именно этот момент: Женщина-Пчела, рвущаяся к лакомому кусочку – центру Сознания Мира. На следующей картине был Вильям, хватавшийся за люгер, но неспособный его извлечь: на парня гурьбой накинулись другие кузнечики, стрекозы и тараканы (она писала гигантских тараканов светло-лиловым, стрекоз – бежевым, и лишь кузнечиков – ярко-зелёным. Как её собственные глаза…) А уже третья картина изображала Сашуру, мечущего громы из своей винтовки. Женщина-Пчела повисала на лапах у своих товарищей, изо рта её ползла золотистая струйка, перемежавшаяся кровавым. Глаза мисс Полосатой тоже заплыли жутковатым багрянцем.
…Полосатую, как и многих других, погибших в той битве, хоронили без особых почестей. Два-три Прозрачнокрыла в форме младших офицеров (один, кажется, так и вовсе младший ефрейтор), полковой запевала с дудочкой, несколько медсестёр, не знавшие покойницу, но искренне сокрушавшиеся по ней – вот и все, кто пришли. А ведь могло вообще никого не быть, не правда ли?.. Так что (решил младший ефрейтор) Полосатая не обиделась бы на такие похороны.
Запевала на флейте выводил аккуратную, целомудренную и спокойную мелодию, и пчёлы, шедшие за гробом, чувствовали, как одолевает их светлая грусть. «Что ж, ей легко будет уходить под такую музыку»…
В тот день Майки почему-то не чувствовала настроения писать. Просто сидела в своём обычном кресле (на сей раз – с ногами. Шлёпанцы валялись на полу), глотала остывший чай и молча пялилась в стенку. Как бы стараясь увидеть на ней то, что (по её расчётам) уже свершилось, но почему-то пока не оформилось в образы.
Явился Алекс; он был не в духе.
– Ми-илый, – протянула мисс Донн из своего необъятного кресла. – Помассируешь мне сегодня бочок? А то он что-то в последнее время ноет…
– Так, Мишель, – хмуро сказал юноша, тыча пальцем в последнюю её стенную роспись, где он убивал пчелу, – чтоб вот этого у нас больше в квартире не было!
– Чего «этого»? – мисс Донн легко выпрыгнула из кресла, подошла бесшумно, чуть ли не на цыпочках. – Ты хочешь, чтоб я тебя не рисовала?
– Я хочу, чтобы мои – нет, наши!.. Вальтера и Билла тоже считаем! – чтобы НАШИ охотничьи подвиги оставались для всех тайной. Ты отрезана от Мира-Черепа, сиднем сидишь в доме – ну так и пиши интерьер дома, faq тебя побери! А то, понимаешь, решила, что способна изобразить войну… и таки попала в десятку.
– Так это что, война? Не охота, да?
Он не ответил на её вопрос ( и это, несомненно, значило, что Майки угадала).
– Ты и сама всё поняла, вижу! Ни разу не бывавши в зоне боевых действий, а просто – силой своего таланта. Оно бы, Мишель, и ничего – но представь: позову я к нам гостей. Лейтенантов там всяких, капитанов, ротмистров… Что они скажут, увидев твои картины? Что засекреченная инфа не должна попадать наружу! Что мы – «кроты». И если я отделаюсь строгим взысканием… э-э-э… с занесением в личное тело, ты понимаешь, куда (уж пониже пояса точно!), то тебя, мисс Майки, ждёт интернирование. Больница для невменяемых. Закрытое отделение. Смею заверить – там у тебя не будет возможности писать на стенах… ну разве что «НЯНЕЧКИ – Г…ЕДКИ». Этого ты хочешь, да?
– Что же делать? – еле слышно пролепетала Донн.
– Эти картины – убрать. Пока спрятать в кладовку, а там… видно будет. Что касаемо тебя… пиши, пиши, сколько душе угодно – только, пожалуйста, что-нибудь другое.
«Радуйся, что эти люди слепы», – сказал кто-то в голове у девушки. – «И что они не знают, а также не узнают никогда, что значит „мозг мистера Д.“» Спрятав улыбку, она прошла – всё так же, босая – к стене, на