я от радости прыгал бы до потолка.
— А в чем радость?
— Ну, как же! Все два года службы посвятить рисованию — это мечта любого поэта, а может быть даже и прозаика. Не то, чтобы я боялся поехать на войну, но заявление в Афган не писал. Меня направили — я пошел, но особого энтузиазма и желания я не выказывал. А если бы Родина в лице замполита сказала, что я ей нужен как художник, а не как пулемётчик, я бы согласился. Сам бы не напрашивался, но и предложение не отклонял бы. Тем более, не вступал бы в конфронтацию с замполитом.
— Я же начал рассказ с того, что нас было из Коломны пять друганов. А я такой человек, я не могу сидеть в штабике и развивать глазомер с кистью и красками в то время, когда мои друганы бегают по стрельбищу. Меня наизнанку вывернет от такого положения дел. А если бы друганов на войну отправили, а меня нет, то я выломал бы решетку в оружейке, взял бы автомат и пошел в Афган пешком через границу. Так что, замполиту ничего не светило.
— Ну, тогда ты — герой.
— А как же! Конечно, герой. Я для этого в Армию шёл, чтобы служить Родине и быть героем. Мы в то время все так считали, что мы — герои. Но в первую отправку я не попал. Тогда пошёл напрямую к командиру взвода, всё ему объяснил. Он пообещал решить мой вопрос. Сразу после моего разговора с командиром взвода, меня вызвал замкомвзвод и спросил, зачем я разговаривал со взводным. Я ему ответил, что первая отправка прошла без меня, а промедление для меня очень чревато последствиями. Он не обиделся, а объяснил, что я неплохо служил, и он знает, куда какие отправки идут. Он направит меня туда, куда считает нужным.
Меня отправили сразу же, со следующей партией. Она оказалась в Кабул. А та, в которую я не попал, была в Кундуз. А Кабул это же круче, это — столица. Там вся движуха.
Шабанов замолчал, задумался, закурил. Я тоже закурил и тоже задумался. Меня очень напрягло его заявление насчёт «выломать решетку в оружейке». В своей голове я даже не подумал бы в эту сторону. Во-первых, потому что незаконное завладение оружием перевело бы меня из разряда «военный служащий» в разряд «военный преступник». Во-вторых, моя попытка таким образом защитить в бою четверых товарищей привела бы к тому, что я немедленно подставил бы под конфликт с законом как минимум троих товарищей из наряда и, скорее всего, ещё несколько товарищей из командиров роты или батальона. А попытка незаконно пересечь Государственную Границу просто сама по себе имела состав преступления. Морально я был не готов к такому развитию событий. Настолько сильно не готов, что усомнился в словах братана. Неужели он в самом деле пошел бы ломать решетку?
Спрашивать о серьёзности его намерений было бесполезно, навряд ли он при пацанах откажется от своих слов. Значит на мой вопрос ответит утвердительно. Он-то бы ответил, а я всё равно не поверил бы. И что дальше, спросить: — «Точно-преточно пошел бы»? Не надо говорить такую ерунду, не надо устраивать «детский садик».
Прямой вопрос Андрюхе задавать я не стал, сидел, молча курил и пытался придумать ответ в своей голове. За месяц службы на Зубе Дракона несколько раз мне довелось видеть героические поступки младшего сержанта Шабанова. Например, он придумал план сгонять за водой под огневой позицией душманов, и сам пошел его выполнять. Он мог бы отправить на опасное задание подчинённых, а сам остаться на посту, но он так не поступил. Очевидно было что он не боялся погибнуть, пошел вместе с нами, со своими товарищами, чтобы поддержать нас в бою. А погибнуть под пулями душманов в той ситуации было весьма вероятно. Если человек не боится смерти, которая вот она, рядом, она реальна и почти осязаема, каждую минуту стучит бронебойными сердечниками по базальту наших позиций. Если человек её не боится, то его можно считать героем. Но на этой же позиции, вроде как бы, находился и я. Однако между мной и Шабановым была очевидная разница.
На этом этапе размышлений мне стало безразлично, пошел бы Шабанов выламывать решетку реально или произнёс эту фразу в качестве аллегории. Меня посетила более интересная мысль, неожиданно я понял, в чем отличие между мной и Шабановым. Шабанов искал способ решения, находил его и выполнял поставленную задачу, а я сам для себя искал «отмазку». Если бы меня оставили в Союзе рисовать плакаты, я с удовольствием остался бы, а «виноват» в этом был бы замполит. Это позиция приспособленца, а не героя. Получается, что я, вроде бы, нахожусь в одном строю с Шабановым, вроде бы, тоже служу в героическом горнострелковом подразделении, но, по сути, мне такое положение выдано авансом. И что мне делать, как оправдать доверие? Надо научиться думать, как опытный разведчик Шабанов, надо искать способ решения боевой задачи, а не «отмазки» перед самим собой. Самого себя не обманешь.
