Что-то пискнул в ответ начальник караула. Дверь камеры загремела, открываясь.
– Капитан Тарасов! – голос комбата наполнил помещение до краев. – Встать! Смирно!
Артем выполнил команду автоматически: очень уж грозен был нынче полковник.
– Пять суток ареста! От меня лично! На этой же шконке! – гаркнул комбат, и взгляд его глубоко посаженных глаз показался Тарасову хитрым.
– Есть пять суток ареста! – молодцевато ответил Артем, ожидая от бати подвоха.
– Завтра на гауптвахту сам доставлю сукина сына! – кипятился Мезенцев. – А сейчас – кру-гом! В машину шагом марш!
Тарасов четко повернулся и прошагал мимо удивленного в последней степени начальника караула.
Батин «газик» стоял под парами. Едва уселись, полковник негромко сказал:
– Какого черта ты на губу попал? Не знаешь, как ныкаться после дела?
– С чего вы взяли, что дело-то было? – вопросом на вопрос ответил Артем.
– Ты меня за дурня не держи, – спокойно сказал Мезенцев. – Взяли тебя на окраине поселка, штаны в крови, куртка в крови, порохом весь провонял… Пять суток тебе, кстати, я объявил за то, что попался, – если сам еще не догадался.
– Куда едем, товариш полковник?
– Чичи захватили административное здание – здесь в сорока километрах, под носом у федеральной группировки. В лучших традициях второй войны… Там такое творится – сам увидишь!
– «Гамму» сюда, в Ханкалу, что ли, вызвали? – догадался Тарасов.
– Сам, говорю, увидишь… – буркнул комбат.
…Улочки поселка не были рассчитаны на такое скопление людей и машин: их будто распирало от пестрых иномарок и камуфлированных боков военной техники. Прибывали команды журналистов и подразделения внутренних войск, родственники заложников и микроавтобусы Красного Креста. Гул и гам стоял страшный. А по линии асфальтового пятачка, окружающего серое здание, менты натягивали желтую ленту с английской надписью «CSI»[5] – ленту, похоже, прислали тороватые на гуманитарную помощь американцы.
– Проедем мимо – глянешь на это безобразие, – сказал полковник, когда «газик» пробирался впритирку к зелено-бурым бэтээрам с заглушенными моторами. – Чичи полчаса назад вестибюль взорвали… В здании людей полно – не меньше тридцати человек, в основном женщины, сотрудницы конторы этой гребаной… Проедем и вернемся к нашим машинам: вон там они стоят…
Артему не надо было ничего объяснять. Он привычным взглядом оценил место и сделал выводы.
Дверь микроавтобуса с затемненными стеклами откатилась, едва полковник спрыгнул с подножки «газика». «Лешие» из «Шишкина леса» ждали распоряжений командира. Тарасов вошел в салон следом за комбатом.
– Растудыть твою дивизию! – присвистнул Артем.
На сиденьях расположились бойцы «Гаммы» в полном снаряжении по программе «Антитеррор»: «сферы», обтянутые камуфляжной сеткой, короткие автоматы «Каштан», броники и оттопыренные «разгрузки». Некоторые бойцы приветственно подняли руки: возвращению Тарасова «лешие» были рады, а задавать лишних вопросов здесь не привыкли.
Мезенцев указал на свободное сиденье.
– Экипироваться тебе не надо, – сказал батя. – Зря только людей и технику из Ханкалы гнал. «Бэшки» велели назад отправить – какого хрена из-под Москвы гнали? – только вот два автобуса оставили. Ждем, блин, а чего, спрашивается, ждем?! На базе три танка исправных – подкатили и гвоздите, пока у «чехов» глаза на лоб не полезут… Так нет же!..
– Зрителей много, – заметил начштаба, поднимая взгляд от раскрытого на коленях ноутбука. – Есть картинка, товарищ полковник!..
Спутниковая связь сработала: на мониторе возникло размытое, постепенно становящееся четким изображение захваченного боевиками здания; в углу экрана было видно скопление машин, ломко движущиеся фигуры…
– Ну и на хрен мне эти мультики? – буркнул комбат.
– На крыше снайпер, – сказал Артем. – Пока одного вижу – «эсвэдэшка» у него…
– Нам к зданию скрытно не подобраться, – добавил начальник штаба.
– Не совсем так, – возразил Тарасов. – Это значит только то, что чичам уйти живыми не удастся…
– Именно! – кивнул батя. – Но случиться это должно так, чтобы вся эта свора с фотокамерами ни хрена не просекла, понятно?
– А где мои ребята?
– В дальней командировке. Во Владивосток я их услал. Во избежание…
– Понятненько… Кто там, в здании, из полевых командует, известно? – спросил Артем.
Мезенцев остро взглянул на капитана:
– Джохар какой-то – так, во всяком случае, объявили. Говорит, что брат покойного Умара… Я не слыхал, что Умара больше нет. А ты не слыхал, часом?
Артем скромно потупился.
Джохар получил свои пять минут славы: журналисты независимого ТВ пробрались через завал и, сопровождаемые автоматными стволами боевиков, поднялись на второй этаж. Осведомившись, прямой ли это эфир, полевой стал разливаться соловьем. Боевики морщились – красноречие командира было им не по вкусу. О многом говорил Джохар, но еще больше хотелось ему сказать.
– Наши требования: полный и немедленный вывод внутренних войск России и армейских формирований из свободной Республики Ичкерии! – так закончил полевой.
Журналисты убрались восвояси, а боевики продолжили ожидание. И чем больше ждал Джохар, тем сильнее ему казалось, что что-то происходит не так. Те, кто ждал за желтой ограждающей лентой, не проявляли особого рвения: штурм, похоже, не готовился. Бронетранспортеры с лязганьем откатились в глубину улицы. Кроме ментов, активно отгоняющих зевак, людей в форме в поле зрения не было. Представители масс-медиа тоже больше не совались.
– Не понимаю, – шептал Джохар. – Ничего не понимаю… Им все ясно, что ли? Так и побежали войска выводить?!
Он ждал большего внимания к акции. Заложники тоже поуспокоились. И боевики заскучали – не было куражу.
Загремел мегафон:
– Находящимся в здании предлагается сдаться и немедленно освободить заложников! Находящимся в здании…
По железной лестнице Джохар взлетел на крышу и бухнулся рядом с Олесей, ткнулся лицом в окуляры бинокля.
– Сними-ка, снайпер, вон того толстого мента! – потребовал он, ткнув биноклем в устье улицы.
Олеся ответила, не повернув головы:
– Боевых действий еще нет, командир.
– Что?! – не понял Джохар.
– Нас никто не атакует. Нам никто не угрожает.
– Ну и что?
– Значит, я не буду стрелять, – так же не поворачивая головы, отрезала девушка.
Внятно выругавшись, полевой простучал подошвами вниз, на этаж.
– Что головы повесили? – крикнул он. – Сейчас сыграем музыку! Махмуд, стрельни разок, дорогой…
Автоматная очередь прогремела над уличным гамом. Зазвенели разбитые стекла: пули угодили в лобовое стекло припаркованных неподалеку «Жигулей», по счастью, никого не задев.
– А сейчас я свою музыку сыграю! – крикнул полевой и, устроившись на подоконнике, открыл стрельбу одиночными.
Упал, кровавя асфальт, тот самый толстый мент, не в добрый час выпершийся прямо в сектор прямого обстрела. Завизжала женщина. Побежали санитары в зеленых реанимационных робах.
– Горячо будет! Ай, горячо! – вокликнул полевой и жирно сплюнул через подоконник вниз, на асфальт.
– Дуреют чичи, – заметил Мезенцев, осматривая Артема со всех сторон, будто свежую покупку. – Ждут, суки, штурма, да хрен вам – штурма не будет!.. Все запомнил, капитан?
– Так точно.
– Ну с богом, Тарасов!
Артем похлопал себя по карманам, поправил журналистский бейдж и сказал:
– Есть одно пожелание, товарищ полковник.
– Слушаю, – без обычной иронии отозвался комбат.
– Посадите снайпера вон на ту крышу – больница там вроде? – и пусть будет готов.
– Сделаю, – кивнул Мезенцев.
Батя смотрел вслед удаляющемуся Артему. Видеокамеру профессионально держит, нарочно сутулится – это чтобы военную выправку не выдать. Топает капитан в гражданской летней рубашоночке по заляпанному машинным маслом асфальту – как ни в чем не бывало топает…
– Офицерский медальон у Тарасова отобрать забыл! – спохватился комбат. – Поздно, черт… Эй, ребята, готовьтесь: при звуках стрельбы – через площадь одним броском! На первом этаже баррикада – обойти! Врываться через окна! Валить всех!..
Микроавтобусы «Гаммы» подтянулись на максимально возможную дистанцию – метров семьдесят до угла здания. Дальше нельзя – слишком подозрительно.
– Не выдайте, «лешие»! – вдруг попросил Мезенцев.
Бойцы молчали: говорить в такой момент нельзя, сглазить можно.
Дверь отъехала. Солнце заглянуло в полутемный салон.
Запах бензина – запах стремительно проживаемой жизни. Как выгорает в двигателе бензин, так растворяется время в пространстве. И жизнь выгорает вместе с бензином.
Протащили по асфальту смертельно раненного мента. Олеся привычно проводила прицелом санитаров и снова вгляделась в крышу здания напротив. Бойцы Джохара убрались с крыши, оставив ее одну: ждали атаки.
