– Что с вами? – подскочил с другой стороны полковник.
Объяснить Кольцова не могла, по ее щекам текли слезы, щеки и губы дрожали. Тем не менее она держалась на ногах. И тут мне совсем не к месту стало смешно. Да-да, женщине больно, а мне смешно. Потому что я понял, что произошло. ОН, как и я, пожалел Кольцову и довольно своеобразным образом лишь «высек» ее.
– Ничего страшного, Лада Вячеславовна, – успокаивающе проговорил я. – Это малокалиберный патрон с солью. А стреляли из духового ружья, – пояснил я полковнику.
Тем временем к нам на помощь сбежались квалифицированные медики, и мы передали полковника Кольцову в их надежные руки.
– Что это значит? – отойдя в сторону, спросил полковник.
– Не более чем укус пчелы, – с трудом сдерживая смех, ответил я. – Ну, может, двух пчел. И патрон, и ружье самодельные. Мы один раз такое смастерили, когда было объявлено перемирие и весь полк маялся без дела. Игрушка, картофельных воров в деревне пугать.
– Кто конструктор? – тут же осведомился фээсбэшник.
– Начинал мастерить Гор, но до ума довел Аркан. Но сегодня такую штуку и я смастерю.
– Пойдем посмотрим огневую точку, – сказал полковник и двинулся по коридору.
«Огневая точка» оказалась весьма удобной – между двумя шкафами и дурацким щитом противопожарной безопасности. Ничего противопожарного на щите не было, зато валялось много барахла. Ко всему прочему, данное место было плохо освещено, и с него идеально можно было уйти: в двух шагах была лестница запасного выхода, спуск на первый этаж и там через распахнутое окно. И ОН сообразил, где можно подстеречь Кольцову. Значит, хорошо знал здание, бывал здесь. И еще у НЕГО, оказывается, есть чувство юмора. И своеобразное чувство справедливости. Точнее, не чувство, а лично им установленная мера ответственности. Убивать Ладу Вячеславовну и в самом деле не за что, и ОН понимал это. «Какой мерой мерите, такой и вам отмерят», – пронеслось в моей голове.
ОН развлекается. Развлекается, как неизлечимый больной, которому уже поставлен диагноз, но сильных болей еще нет… ОН творит, что хочет, как хочет и с кем хочет.
И ОН – один из трех. Теперь у меня не было на этот счет ни малейшего сомнения.
Мы стояли у распахнутого окна, когда в него просунулась голова запыхавшегося Валеры. Он молча смотрел на нас, точно подбирал нужные слова.
– Говори, Феоктистов, – поторопил его догадавшийся о результатах преследования полковник.
– Нечего говорить… Ушел.
Позже мы выяснили, что, выпрыгнув из окна, стрелок затаился в кустарнике. Пока бойцы ориентировались на незнакомой местности, он ползком пробрался к забору и покинул территорию через заранее выломанные прутья решетки. Однако там его почти «приняла» группа зачистки. Но от них он ушел куда более дерзким способом. Рванул на проезжую часть и исхитрился вскочить на крышу джипа, проезжавшего мимо на высокой скорости. Джип догнали через пару минут в соседнем переулке, но было поздно. ОН успел спрыгнуть и раствориться в шумной вечерней толпе. Единственное, что досталось бойцам в качестве трофея, – это ружье. Правда, не духовое, а пневматическое, но оно и вправду оказалось самодельным. Отпечатки скорее всего отсутствовали, тем не менее мой полковник немедленно распорядился отправить его на экспер-тизу.
– Как он выглядел? – спросил я у одного из бойцов, сумевшего разглядеть стрелка.
– Лица не видел, – пожал плечами тот. – Ну роста, пожалуй, выше среднего. Спортивный, гибкий такой. Прическа короткая.
Да, старик Митрофаныч не ошибся. Прическа короткая… Аркан?! Роки?!
И тут я вспомнил, что Роки должен сейчас находиться на рок-концерте. Его мобильник не отвечал, как и во время моего первого звонка. Впрочем, это неудивительно. Во время прослушивания панк-концерта мобильник вполне логично держать выключенным. Так, а где же сегодня концерт? Роки говорил…
Я вспомнил, и меня чуть не прошиб холодный пот. Рок-клуб, на сцене которого выступал сегодня Лука Мукомолов, находился совсем рядом с реабилитационным центром. На расстоянии одной автобусной остановки… На наручных часах было без пятнадцати семь. Это значило, что концерт только-только начался.
– Что скажешь? – оторвал меня от размышлений полковник.
– Думаю сходить на концерт, встретиться с Роки, – ответил я.
– Полюбил панк-рок? – осведомился фээсбэшник.
– Готовлюсь полюбить, – кивнул я.
– Ребятам прикрыть тебя? Я договорюсь с Валерой, – произнес полковник.
– Пусть отдыхают. Лучше помогите пройти, билетов в кассе может уже не быть.
– Это можно.
Еще пару лет назад я бы не подумал, что Роки можно встретить на панк-концерте. Полковник обеспечил мне бесплатный проход, и я оказался в зале. Атмосфера была соответствующая. В воздухе накурено, в зале вопли, хлопки, обрывки одобрительных матерных рецензий. Ну и, конечно же, музыка, бьющая по мозгам всеми децибелами. Впрочем, слово «музыка» здесь надо взять в кавычки. Как известно, панки – это такие ребята, которые без ложной скромности и лицемерия считают себя дерьмом. Выглядят и разговаривают соответственно. Ну и «музыка» у них соответствующая. Монотонная, на одном-двух аккордах, без мелодии, зато очень ритмичная. Главные инструменталисты – барабанщик и басист. Выступала популярная еще с конца восьмидесятых годов панк-группа «Кафе Равенсбрюк». Для непосвященных и неначитанных лидер группы Лука Мукомолов периодически объяснял, что Равенсбрюк – это концентрационный лагерь гитлеровских времен. Насколько я помню, этот концлагерь был исключительно женским. Лидер, он же солист группы Лука исполнял песню следующего содержания:
Вчера он коммунистом был, сегодня демократом, А завтра Шикльгруберу он сделает минет.
Для нас же он и есть, и был пузатым жирным гадом.
Швыряйте в него яйцами, вот лучший мой совет!
Довольно-таки убогие рифмочки. Грубо и в лоб, но по существу я был солидарен с Лукой. Песенка явно была посвящена представителям политической и культурной элиты. Публика, состоящая из лохматых подростков, хором подпевала. Интересно, многие ли из слушателей знают, кто такой Шикльгрубер? Впрочем, это меня не должно интересовать… Где-то среди них затерялся Роки, он же гвардии ефрейтор Витя Озеров. Сыскать его здесь сейчас дело нереальное, придется дождаться антракта. И мне не оставалось ничего другого, как слушать и созерцать Луку Мукомолова. Песня о представителе элиты кончилась, Лука пару раз скакнул по сцене, а затем взял акустическую гитару и без сопровождения «оркестра» спел частушечные куплеты про пьяных мусоров, которым поручили охранять съезд педерастов. Актуальная тема, ничего не скажешь. Я невольно вспомнил «Голубого попугая» и проверил свою явару. Мысленно перекрестился, моля бога, чтобы сегодня она не понадобилась. Лука тем временем закончил частушки, барабанщик заиграл какую-то маршевую дробь, и зазвучала песня про телеведущего-токсикомана, самым балдежным запахом для которого был запах собственных экскрементов. Меня несколько позабавила песенка, особенно рифма – «экскременты – счастливые моменты»… Луке не меньше сорока. Он старше нас лет на пять-шесть как минимум. Мало изменился с конца восьмидесятых – ни живота, ни лысины… Как и тогда, в 88-м, он и его команда неистово исполняют пляски душевнобольных. Барабанная дробь смолкла, «счастливые моменты» иссякли, и Лука без всякой музыки начал читать стихи собственного сочинения. Начинались они так:
Все же частенько бывает, кто видел, тот понимает, Что есть средь нас люди поганые, на мерзкую пакость способные!
Чужда им мысль прогрессивная! Милы лишь вопли утробные!
Строгают меня как дерево и не пускают в свой офис.
Чешется мой гипофиз под моим хрупким черепом.
Так-то вот. А большая часть публики уже лежала в экстазе, восторженно внимая… Куда там Евтушенко с его Политехническим! Потом прозвучали еще три песенки, и Лука объявил перерыв. Я тут же протиснулся в узкую дверь выхода и стал высматривать в разгоряченной, восторженно матерящейся толпе Роки. Однако он нашел меня первым, положив на плечо свою тяжелую ладонь.
– Привет! Я думал, ты не придешь, – проговорил он.
– Как видишь! – улыбнулся я.
Рядом с Роки стояла девушка, высокая и стройная, но с явно крашеными, выбеленными волосами.
– Познакомься, Вера, это Владимир. Писатель и начинающий кинорежиссер, – представил меня Роки своей подруге.
Вера улыбнулась и кивнула.
– Я вашу книгу читала, – произнесла она. – Понравилось, знаете. Интересно так все закручено.
Вчера по телефону я явно слышал ее голос.
– А концерт нравится? – спросил я, в свою очередь, девушку.
– Да так, – она поморщилась и пожала худенькими плечиками.
– Вера здесь впервые, – пояснил Роки.
Надо сказать, разговаривали мы довольно громко, стараясь перекрыть гвалт мукомоловских фанатов.
– Извини, Витя, но, по-моему, какая-то ерунда, – произнесла Вера и вновь поморщилась. – Ни музыки, ни слов. Один мат.
