Чего хотел?
– Там бомжа нужно в ров сбросить, как весна будет – закопаем. Подсобишь?
– Ты ещё не всех бомжей перестрелял? С каждой группы по одному бомжу! Спать не мешают?
– Чего ты, старик, понимаешь в воспитании? У меня методика такая – повязать, … чтобы ни-ни. Чтоб пикнуть даже не смели! Сам понимаешь, с кем приходится работать, а начальство качество требует. Насчёт бомжей: чего их жалеть?
– Ты думаешь, твои пацаны не догадываются, чьих это рук дело?
– Смеёшься? У меня всё под контролем, так обставлено – комар носа не подточит. Короче, подсобишь?
– Лады. Заходи, когда надо будет. А деньги ты им платить не перестал? – Анатоличу видно хотелось поговорить, и он всё не отпускал командира.
– Земля слухами полнится?
– Да ты сам по пьяни мне выболтал. Сказал, что даёшь, а потом забираешь.
– Я же тебе говорю, метода у меня такая. Кнутом и пряником. А забираю – так ведь свои раздаю. Имею право.
– Ну, ну методист! Иди, придёшь, когда нужен буду, – Анатолич проводил командира до двери.
Когда через две недели Сергей вернулся в казарму, за ним прочно закрепилась кличка Вонючка. Ребята демонстративно зажимали нос, когда он проходил рядом. Но на этом мучения Сергея не закончились. Казалось, командир поставил себе целью изжить парня. Не было ни дня, чтобы он не поиздевался над Сергеем в присутствии Коли: то подзатыльник отвесит, то подножку подставит. Коля видел издевательства, сжимал кулаки, но ударить командира не осмеливался. А Сергей тем временем таял на глазах. Он перестал общаться даже с Колей, в любую свободную минуту ложился на кровать и, отвернувшись, изображал из себя спящего. Сергей стал плохо есть, ссылаясь на то, что не голоден. Вот и сегодня: лишь поклевав еду, он ушёл из столовой первым. Коля застал друга в спальне. Тот лежал на кровати и притворялся спящим.
– Серёга, ты почему ушёл, не поев толком?
– Не охота было.
– Я тебе сюда пирожки принёс, – они были одни, и Коля смело достал еду.
– Не хочу, – голос Сергея дрожал, чувствовалось, что он плакал.
– Вставай, поешь!
– Чего привязался? Сказал же, что не хочу, – раздраженно бросил Сергей и отвернулся, положив подушку на голову
– Ну ты чего? – Коля сел рядом на кровать и убрал подушку.
– Я тебе только обуза. Тяжело мне, сил больше нет. Каждую секунду в страхе живу.
– Слушай, – Коля зло посмотрел другу в глаза. – эти сволочи твоего мизинца не стоят. Мы не сдадимся, слышишь? Надо сопротивляться. Всем, и командиру тоже. Пусть лучше убьют в драке, чем сдаться. Ты меня понял? Смотри мне в глаза!
Взгляд Коли, в котором светилась злость и уверенность в своей правоте, вера в свои силы, благотворно подействовал на Сергея. У него стало легче на душе, и когда Коля вновь спросил, понял ли он его, Сергей, пусть не твёрдо, но ответил «да».
– В таком случае давай ешь, и на тренировку ночью пойдём.
Коля заставил съесть друга пирожки, а когда все улеглись спать, они потихонечку вышли во двор. Ребята тренировались поздно ночью, в отведённое для сна время, когда командир уже спал. Склонный к алкоголизму, тот дня не мог прожить без выпивки, потому засыпал относительно рано.
Особое значение Коля уделял приёмам самообороны, которым когда-то научил его спецназовец-сосед. Тренировались по два часа, отбирая время у своего отдыха.
– Всё, Коля, больше не могу, хоть убей! – Сергей сел на снег, тяжело дыша после часовой тренировки. – Каждый день – одно и тоже. Не хочу я так, понимаешь, не хочу! Не нравится мне такая жизнь, уж лучше умереть, – парень сжал кулаки, чтобы не расплакаться.
– А кому нравится? – Коля сел рядом. – Пойми, по-другому нам здесь не выжить. Видал командира? Урод, сволочь! – Коля сплюнул на снег.
– Тяжело мне, Коля. Душевно тяжело. …Жить не хочется.
– Если ещё раз такие слова услышу – врежу. Ради того, чтобы не доставить удовольствие командиру, мы должны выжить. Понимаешь?
Сергей, молча, кивнул головой.
Виктор Марченко, что-то напевая, вошёл в класс. Он отличался от ребят тем, что никогда ни с кем не конфликтовал: то ли от того, что боялся иметь собственное мнение, то ли всегда боялся обидеть человека. Он был коренастым, с простым русским лицом, на котором особо выделялись глаза, всегда по-детски доверчиво глядящие на всех и всё вокруг. Руки у него были с большими ладонями. Казалось, природа предвидела тяжёлую судьбу парня, потому наделила его с рождения крепким здоровьем и большими руками, облегчающими выполнение физической работы. Когда Витя уходил с Артистом, его старшей сестрёнке было четырнадцать лет, а самому младшему братишке – десять. На общем собрании они решили отпустить Витю, желающего заработать денег, чтобы хоть кто-нибудь из их большой семьи смог получить образование.
Витя вошёл в класс, когда все уже расселись за парты и листали конспекты.
– Здрасьте! – бросил он командиру, проходя возле стола, за которым тот сидел и что-то писал.
Ничего не ответив, командир лишь поднял голову, чтобы посмотреть, кто опаздывает. Витя едва отошёл от стола, как вдруг он почувствовал, что кто-то накинул на его шею удавку. Всё произошло в считанные секунды. Витя захрипел, его рот инстинктивно открылся, глаза наполнились страхом и стали круглыми. Он стал несуразно махать руками, пытаясь оттянуть верёвку на шее, но у него это никак не получалось. Удавка была тонкая, и ему никак не удавалось просунуть руки под неё. Ноги у парня стали заплетаться, и, казалось, он сейчас рухнет на пол. Ребята с ужасом смотрели на происходящее.
– Сопротивляйся…мать твою! – сжав от напряжения зубы, рычал командир.
Он время от времени ослаблял натяжение удавки, дабы не задушить парня и дать ему время, чтобы тот начал сопротивляться, но Виктора охватила паника. Его лицо стало синюшно-багровым, из горла выходили едва слышные хрипы, а сам он стал сползать на пол – ноги его просто не держали. Глаза закатились, и казалось, что он умирает или теряет сознание.
– Сопротивляйся! – командир тряс его.
И тут кто-то накинул пиджак на голову самого командира и, ловкими движениями собрав ткань, туго стянул сзади. Поступление кислорода командиру было затруднено. То, что происходило дальш, походило на корриду. Разъярённый бык в образе командира отпустил удавку и обеими руками вцепился в пиджак, пытаясь сорвать его. Виктор же, почувствовав свободу, судорожно задышал в полную силу. Ему не хватало кислорода, его грудная клетка ходила ходуном, но она была не в состоянии
