помочь ему подняться.
– Я что тебе, спортсмен–лыжник?
– А в школе, что же, не ходил?
– Сравнил! Здесь в тулупе, с автоматом, да ещё чёрт знает куда!
– Ты вперёд больше наклоняйся, чтобы удержать равновесие. Поехали, а то мы и так порядочно отстали. Ребята убежали далеко. Слава Богу, ты стреляешь неплохо.
– Страшно представить, что с нами командир сделает. Ты, Коля, опять из-за меня пострадаешь.
– Ладно, не вешай нос. Поехали. Вперёд наклоняйся, – и Коля побежал к своим лыжам. Он специально держал расстояние от Сергея, чтобы в случае необходимости, вину за отставание взять на себя.
Дорога пошла вверх на холм, за которым начинался лес. Сергей послушался совета и стал наклоняться вперёд, потому больше не падал, хотя скорости всё равно не прибавил. С горем пополам поднялись на вершину холма, который обдувался со всех сторон ветрами. Снега там было мало, и голая, промёрзшая земля стонала от холода. Одиноко торчали кусты низкорослой дикой яблони, вишни: впереди более густые, а по бокам – менее. Основной лес был дальше и, похоже, ребята во главе с командиром были уже там, так как никого из них не то, чтобы видно, – уже и слышно не было. Сергей в очередной раз поскользнулся и упал. Коля, расстегнув замки и сняв лыжи, хотел было уже подбежать к другу, чтобы помочь подняться, но он не успел этого сделать. Неожиданно из-за кустов послышалась автоматная очередь, отрезая ему подходы к другу. Сергея же буквально расстреливали, возле его ног словно бороной вспарывалась промёрзшая земля. Это стрелял командир из своего карабина. Сидя на попе, Сергей вертелся, пытаясь укрыться руками от пуль, крича: "Ай, ай!", – но все его попытки были напрасны, ибо он был открыт со всех сторон.
– Сними лыжи и беги! – кричал Коля, тщетно пытаясь приблизиться к другу, у которого началась паника.
Сергей сидел и, ограниченный лыжами в движении, не пытался даже расстегнуть крепления, а лишь навзрыд плакал от страха. Реальный расстрел продолжался уже больше минуты, некоторые выстрелы рикошетом отскакивали от земли и, сбавив скорость, всё же попадали Сергею в ноги, и не только.
Коля осмотрелся и понял, что ему блокируют подход к другу со всех сторон. По очереди стреляли и из редких кустов, и из более густых. Одиночные, они не могли хорошо спрятать "охотника", потому Коля сразу узнал в одном из стрелявших своего солагерьника.
Вот сволочь! Поддонок! Ребят заставил стрелять. “, – подумал Коля.
Этих выстрелов он не боялся. Расстояние между ребятами и ним было достаточно далёкое, потому их холостые патроны не долетали до него, но как только он сам предпринимал попытку приблизиться к Сергею, в его сторону начинал стрелять командир. А стрелял он далеко не холостыми, потому как, его пули со свистом пролетали мимо.
Коля, решительно снял с плеча автомат и стал очередью палить в ответ по густым кустам, твёрдо зная, что оттуда стреляет командир. Коля отдавал себе отчёт, что его пальба – это фикция и безопасна для командира, но сам факт, что он пошёл против него, возымело действие. Грязный трёхэтажный мат послышался из кустов.
– Перестань стрелять! На кого руку поднял?! Убью! – кричал командир, но Коля прекратил лишь тогда, когда первыми перестали стрелять с той стороны.
Когда установилась тишина, командир поднялся с земли и, лавируя между кустами, побежал к Коле.
– Ты на кого автомат поднял?! На командира?! В кого стрелял? Убью! – на перекошенное злобой лицо командира было страшно смотреть.
Подбежав к ребятам, он зло пнул ногой Сергея, отшвыривая его с дороги. Они стояли друг против друга: Коля с автоматом наготове – и командир. Доли секунды командиру хватило понять, что, Коля не струсит и продолжит стрелять. Расстояние было близким, но не это пугало его. Командир испугался, что сам расстреляет пацана. Потому, отбросив свой карабин и тулуп в сторону, он замер, выжидая ответной реакции. Коля сделал то же самое, и ещё не успел его тулуп упасть на землю, как разъярённый взрослый мужчина накинулся на подростка, по сути – совсем ещё мальчишку. Ребята, словно подснежники, выросли из снега и наблюдали за поединком. Коля сопротивлялся, сколько мог, но силы были слишком неравные. Избив парня, командир наконец-то остановился. Он, не раздумывая, убил бы его, но по приказу начальства разрешалось портить " товар" в допустимых пределах. На счету командира было уже ряд серьёзных предупреждений, и следующего ему бы не простили, потому, еле сдерживая ярость, он всё же прекратил махать кулаками. Переведя дыхание, сплюнув кровь на снег, командир, указывая на лежащего Колю, произнёс.
– Видели, что бывает с теми, кто идёт против меня? Мы любим только тех, кто с нами, – кто против нас, мы убиваем, – ребята в страхе переминались с ноги на ногу. – Я наблюдал за теми, кто стрелял. Шведько, Баталов, Марченко, Белохвостиков – молодцы! Коновалов, а ты почему не стрелял?
– Я в человека не стреляю, – многие ребята восхитились смелостью Коли, но лишь Степан нашёл в себе мужество выступить против командира.
– Да?! – командир аж поперхнулся от возмущения. – Как же ты, мать твою, собрался воевать? Тебя же в первый день убьют, или в плен возьмут!
– Сергей не враг.
– Приказ командира – закон! – он грязно выругался. – Приказ не критикуют, не обсуждают! Его незамедлительно исполняют! Ясно? Коновалов наказан! Как придём – в карцер! – сжатые кулаки командира с трудом сдерживали ярость порыва избить, понимая, что если он изобьёт и Степана, то это уже будет явный перебор. …
– Группа, стройся! – приказал командир, поднимая свой карабин и тулуп. Виктор Марченко услужливо подвёз ему лыжи. И вскоре встав на лыжи, группа во главе с командиром двинулась в обратный путь.
Избитый Коля и раненый Сергей остались на холме. Двадцать минут понадобилось Коле, чтобы подняться. Темнело рано, мороз крепчал, и оставаться на ночь одним в лесу было опасно. Превозмогая боль, Коля подошёл к Сергею. У того сильно болела нога, и идти он не мог. Пришлось вязать верёвки из того, что было: футболки, шарфы. Два конца этих верёвок Коля привязал к своим палкам, два других конца – к палкам Сергея.
– От тебя требуется, чтобы ты удерживался на лыжах, сидя на корточках. Руками держись за свои палки.
Подготовившись, тронулись в путь. Сергей до крови искусал себе губы, так сильно болела нога. До казарм добрались в шесть часов вечера. На обед они опоздали, но им было и не до ужина, который начинался как раз в это время. Сейчас больше всего им требовался врач.
