и легенду его прикрытия для вручения Белкиной, а также ее поведение в ходе разговора с Мизинцевым.
Инструктаж Лены Белкиной проходил легко. Девушка была не только красива, но и очень сообразительна, и быстро усвоила поставленную перед ней задачу. У нее были все основания поднять в ходе беседы тему о нарисованных свастиках в технологическом техникуме. Учитывалось и то, что накануне Мизинцев показывал ей немецкую монету 1939 года с изображением фашистского орла со свастикой. Внимательно выслушав Андрея, Елена с легким лукавством спросила:
— Вы знаете, что юношей к нам не пускают?
— Это знает и Николай. Но у вас, мы знаем, бывают в общежитии исключения из правил, на этот раз оно и произойдет, — улыбнулся Аркадов. — Не волнуйтесь, мы все предусмотрели.
Территория студенческого городка была ухожена и утопала в молодой зелени, которая переливалась изумрудным цветом на капоте штабной машины. Место было выбрано удачно и не вызывало каких-либо подозрений у случайных прохожих.
Аркадов посмотрел на Скворцова, который, пригнувшись на заднем сиденье «Волги», вслушивался в переговоры сотрудников наружного наблюдения, и перевел взгляд на знакомые очертания здания, в котором скоро должны произойти очень важные для всех события.
Пока все шло по плану. «Чужой» начал движение в предусмотренном направлении и вскоре ожидался его подход к общежитию.
Мерканов снял наушники и с улыбкой протянул их Андрею. Это была связь с «изделием», которое уже находилось в комнате Белкиной. Аркадов вопросительно и с тревогой взглянул на коллегу, но по выражению его лица понял, что все в порядке, и приложил наушник к уху. Через несколько минут улыбка озарила его лицо, и он вернул аппарат Мерканову. Сквозь шум комнаты и постоянный щебет подружек Елены порой прорывались нецензурные выражения. Андрей не особенно приветствовал эту особенность русской лексики, но про себя отметил, что девчонки вставляли крепкие словечки по существу. Его насторожили другие звуки. Радиоточка в комнате громко работала и могла помешать прослушивать предстоящую беседу. Накануне она была отключена специалистами ОТО, и, по всей видимости, кто-то нашел место отсоединения… С отошниками работал Кравцов, и Андрей подозвал его к себе.
— Ты сможешь быстро найти линию радиотрансляции к зданию общежития?
Улыбка озарила лицо стажера. Аркадов понял ее причину и добавил:
— Да-да, теперь можем переходить на «ты», Игорь Владимирович, — и подмигнул молодому сотруднику.
— Мы работали внутри здания, но всю линию я помню. Есть проблемы? — с волнением спросил Кравцов.
— Постарайся срочно найти ее и разомкнуть за пределами общежития. Надеюсь, там не 220 вольт…
Скворцов поднял руку, а затем приложил палец к губам. Андрей понял — Мизинцев уже в комнате, и взял один из наушников. Он никогда не слышал голоса «Чужого» и с интересом вслушивался в незнакомый тембр, пытаясь по нему и содержанию разговора определить некоторые черты характера говорившего.
Шло время, а Белкина пока не затрагивала главную тему. Скворцов вопросительно взглянул на Андрея, но тут же изменился в лице, которое говорило о полной сосредоточенности.
— Ты знаешь, — прозвучал голос Елены, — нас всех недавно опрашивали по поводу каких-то нарисованных знаков, кажется, немецких свастик. Это было в тот вечер, когда ты приходил к нам в техникум. Мы ничего не сказали, но мне кажется, что это сделал ты, когда оставался один.
— Почему ты так думаешь? — послышался настороженный голос Николая.
— Они появились в общежитии, когда ты ждал меня вечером. Недавно ты показывал монету с фашистским орлом, и у тебя непонятная привычка постоянно рисовать какие-то значки на стенах.
В наушниках звенела тишина, означающая затянувшуюся паузу.
— Да, это сделал я, — наконец тихо произнес Мизинцев.
В эмоциональном порыве Скворцов сорвал с головы наушники и победоносно вскинул сжатые кулаки. Аркадов знаком попросил его продолжить слуховой контроль.
Андрей ждал главного в этом разговоре. Он ждал то, что вынашивал и просчитывал все последнее время, и чему учили его старшие наставники, — работать не только правильно и профессионально, но и красиво. Вот и долгожданная, тщательно выверенная им, обволакивающая, как паутина, фраза в исполнении Белкиной:
— Мне кажется, тебе надо пойти и сознаться во всем. Со мной разговаривали молодые люди из органов. Оказывается, они все давно знают и относятся к твоим выходкам достаточно лояльно при условии, что ты придешь и во всем признаешься. Мне кажется, они правы.
— Я сам думал об этом, особенно после некоторых событий, связанных с моей оформительской работой. Но, если честно, боюсь. Эта монета и ряд других событий сыграли со мной отвратительную шутку.
— Я могу пойти с тобой! — искренне предложила Белкина.
— Нет, это я сделаю сам… завтра утром. Твердо обещаю тебе.
Аркадов не видел расширенные от удивления глаза Скворцова. Он откинулся на заднее сиденье машины и, от внезапно нахлынувшей усталости, напряжения последних дней, закрыл лицо руками…
«Встать — суд идет!» Эти знакомые до боли слова, которые не раз приходилось слышать в различных фильмах, пронзили все существо Андрея Аркадова, но он быстро заставил себя успокоиться. Однако сладковато-тошнотворный запах общей камеры, состоящий из букета ароматов потных тел, въедливого запаха табака, который, казалось бы, проникает в каждую клетку организма, и резкий звук откидывающейся в дверном проеме «кормушки» продолжали будоражить.
Андрей хорошо знал, что, несмотря на существующий у некоторых молодых людей «блатной романтизм», желающих созерцать небо «в крупную клетку» и хлебать баланду находится немного. Местная тюрьма, построенная еще во времена царицы Екатерины, (а позже — следственный изолятор, прозванный в народе «Белым лебедем») находилась в самом центре города, и он подумал, что это обстоятельство усложняло и без того тяжелое моральное положение подсудимого. Хотя привыкают ко всему…
Аркадов отвлекся от неприятных мыслей и внимательно посмотрел на человека, которому сейчас вынесут приговор. Он всегда пытался познать логику преступника, его мышление и мотивацию поступков. Но всегда это носило отпечаток индивидуальности — как папиллярные узоры пальцев. Хотя практически в основе лежали алчность, надежда на безнаказанность, а порой и просто уверенность в ней…
Людей в судебном зале было мало, липкая тишина висела в воздухе. Суета расследования осталась где-то позади и формальность предстоящего приговора несла отпечаток какой-то обыденности.
Ни служебные, ни тем более личные интересы Аркадова не пересекались с этим уважаемым ведомством. Все его «глубокие» познания о жизни в СИЗО были получены несколько лет назад, когда ему приходилось дежурить у камеры подследственного, разрабатываемого их ведомством. Тогда он впервые увидел экзотического по тем временам подпольного советского миллионера. В свое время многим сломал судьбу икорный бизнес, часто связанный с солидными людьми и очень большими деньгами.
