– Мы?
– Я ж не один все это кручу, - сказал Врубель. - Командочка подбирается. Я ж тебе не зря упоминал про почетное членство. Можно забабахать нечто вроде клуба - каминная для джентльменов, лекции для узкого круга, закрытые выставки… Да тут можно такое устроить, что миллионеры ломиться начнут… Между прочим, Леша Маевский обеими руками за, да и Фокин с Демидовым серьезно отнеслись. Один ты у нас остался неохваченным…
Смолин усмехнулся:
– Ну я ж один на льдине…
– Да брось ты эти зоновские приколы! - с досадой воскликнул Врубель. - Я ж не требую от тебя с ножом у горла завтра же вступать. Ты все это обдумай как следует, прикинь выгоды… при отсутствии убытков… Но имей в виду, дело сдвинулось. Вот это, - он показал на файлик, - уже в администрации, там изучают, всерьез отнеслись… В рамках развития культуры в области… Особенно если учесть, что денежек бюджетных мы не просим, да вдобавок совершенно безвозмездно готовы культурку в области развивать с полным нашим усердием… В Заксобрание уже бумаги пошли…
– Через Анжерова, - небрежно поинтересовался Смолин.
– А что? Эдик - мужик обязательный, сам в теме… И помимо него найдется кому словечко замолвить… В общем, дело вполне реальное, никаких тебе утопий. Ты, главное, подумай на досуге убедишься, что толковая идея…
– А президентом-то кому быть? - спросил Смолин все так же небрежно, вроде бы и не глядя в глаза собеседнику.
С Врубелем произошла явственная метаморфоза: он замолчал, скорчил загадочную гримасу - но сейчас, когда он был изрядно поддавши, все попытки улыбаться тонко, загадочно, дипломатично как-то не удавались. Все лежало на поверхности и прочитывалось легко - двадцать лет друг друга знаем, чего там, вечно этот амбициозный алкаш рвался быть номером первым, персоною стать, возглавлять и рулить, значительность свою демонстрировать. Вот так, значит. Президент Шантарской гильдии антикваров господин Тарабрин. А что, звучит. Вообще-то идея не самая дурацкая, даже в той части, что предусматривает собрать все магазины в центр города…
– С президентом решим, - сказал Врубель наконец, по-прежнему корча гримасы, явно представлявшиеся ему загадочными улыбками. - Демократично решим, главное - дело до конца довести… Ну, что скажешь?
– Тут думать надо, - ответил Смолин.
– Но в принципе-то?
– В принципе - идея толковая. Гильдия, особняк, президент и адвокат на жалова-ньи - это и в самом деле респектабельно, Врубель. В другую плоскость переводит… Ты, может, и Коку…
– А что? Подвязки у него в Москве неплохие. Вот, кстати! Ежели гильдией - будет легче и со столицами работать. Сейчас мы поодиночке туда мотаемся, частным образом, а вот в качестве гильдии… И отношение к тебе другое, и возможностей больше. Скажешь, нет?
– Ну что ты, - сказал Смолин. - Есть в этом своя сермяга…
– А то! За успех предприятия? Врубель взял бутылку, обнаружил, что она пустехонька, полез под стол - но и там, судя по характерному звяканью пустой тары, со спиртным обстояло ахово.
– Ты посиди пока, - сказал Врубель, кое-как затянув узел перепачканного галстука, выбравшись из-за стола. - Я сейчас сбегаю на уголок… Ты ж пить будешь?
– Да пожалуй, - кивнул Смолин.
– Сиди, я мигом…
Он улетучился, громко хлопнув узенькой дверью. Смолин закурил, задумчиво глядя на заваленный бумагами стол - многовато что-то бумаг, отроду их тут столько не валялось…
Встал, прошелся вдоль стен, рассеянно озирая иконы, потемневшие картины, хотя и старые, но явно принадлежавшие кисти не самых кошерных живописцев. Ага, вот эту лампадку надо будет у него сторговать, когда вернется, отдаст за умеренные деньги - а есть покупатель, который вдвое отвалит… Стоп!
Он сделал шаг назад, вернулся к столу и попытался понять, что зацепило его внимание. Не пустая бутылка же, не убогая закуска… а потемневший портсигарчик интереса не представляет, скучный, хотя и дореволюционное серебро, цена пять штук рублями… Ага!
Косясь на дверь, он нагнулся, присмотрелся к печатному тексту - лист наполовину торчал нижней частью из вороха себе подобных. Те же аккуратные некрупные строчки, на принтере отпечатанные…
Все так же поглядывая искоса на дверь, прислушиваясь, не раздадутся ли шаги в проходе меж двумя великанскими буфетами, Смолин решительно, без малейших укоров совести снял верхнюю половину бумажной груды, положил ее рядом, вытянул тот самый лист. Все шантарские антиквары сплошь и рядом оставляли коллег по ремеслу в одиночестве в своих задних комнатушках - ясно, что чужого никто не присвоит, ничего в карман не сунет, в их тесном кругу крысятников не имеется, интриганы есть, неприятных типов хватает, но вот воровать у своих - такого не бывает.
Но кто сказал, что в падлу покопаться в бумагах на чужом столе? Ведь Смолин их не ворует, просто любопытствует - особенно в столь непростой ситуации…
Так-так-так… Надо полагать, копия этого документика как раз и странствует по администрации и Заксобранию… Все, как и говорил Врубель: гильдия антикваров, общественное объединение… в рамках развития культуры края… взаимодействие с комитетом по культуре и творческими союзами… безвозмездная лекционная деятельность и другие виды… в целях приобщения населения… и прочие широковещательные, пафосные фразы, коими в таких вот случаях всегда прикрываются печальники о благе народном, о просвещении его, темного… но, в общем, примерно так и надо лапшу на уши вешать, если хочешь от властей что-то поиметь…
Ага! Юридический адрес!
С поразившим его самого спокойствием Смолин несколько раз перечитал последнюю строчку. Юридический адрес новоявленной гильдии. Шантарск, Кутеванова, двадцать семь.
Он и сам не смог бы определить толком, какие чувства испытывает, но знал, что надо всем господствовала ярость - холодная, рассудочная, не туманящая сознание, наоборот, делавшая голову ясной. Корсиканская, ага…
Это был адрес «Рапиры». Того самого особнячка, который чуть ли не десять лет занимали воспитанники Шевалье. Кутеванова, двадцать семь, ну какая тут может быть ошибка?
В коридоре послышались шаги. Когда узенькая дверь приоткрылась, Смолин уже сидел, развалясь, в антикварном кресле из бывшего особняка купца Прибылова (пока не отреставрированного качественно, так что использовал его Врубель утилитарно), покуривал, пуская дым в потолок, а кипа бумаг на столе была скрупулезнейшим образом приведена в первоначальное положение. Комар носа не подточит.
Это оказалась Вероника, одним взглядом оценила ситуацию на столе, печально поджала уголки губ:
– Ну да, надолго…
– Не я это начал… - развел Смолин руками.
– Да я ничего… - сказала Вероника с грустной покорностью судьбе. - Просто закрываться пора. Вы ж гораздо трезвее будете, Яковлич? Поможете ему потом на сигнализацию поставить? А то, как в прошлый раз, нараспашку оставит…
– Конечно, - сказал Смолин. - И в такси посажу непременно… Так что, Вероника, гильдия, говорите, грядет?
Вероника серьезно сказала:
– По-моему, только на пользу пойдет… Ну, я пошла? Я там повесила «Закрыто», но вы пока поглядывайте?
– Конечно, - сказал Смолин.
Она вышла, оставив дверь приоткрытой. Смолин мгновенно убрал с лица вежливую улыбку, зло выдохнул воздух сквозь зубы. Ве-роникины каблучки простучали к выходу, слышно было, как закрывается входная дверь. Никакого риска запороться не было - Врубеля будет слышно издали. А потому Смолин без малейших моральных терзаний принялся аккуратненько ворошить бумаги на столе.
…Не без труда упаковав почти бесчувственного Врубеля на заднее сиденье, Смолин сунул таксисту в руку клочок бумаги с адресом, купюру. Уточнил:
– Набери код двадцать пятой квартиры, жена сама затащит.
– Да уж не мне возиться… проворчал шофер и захлопнул дверцу.
Машина отъехала. Глядя ей вслед, Смолин представил, как по прямой несется реактивный снарядик, как впечатывается в заднее стекло, и тачка разбрызгивается огненными лохмотьями… впрочем, нет, безвинный водила не при делах…
