Тот тоже говорил по-русски.
— Сейчас будет Хайфа. Свою остановку ты проехал. Сойдешь, возьмешь билет обратно. В кассе узнаешь, когда отходит поезд. Если к тебе обращаются на иврите, отвечай — «Ани ло мэдэбэр бэ иврит».
— Я не говорю на иврите?
— Способный.
— А контролеры?
— Их тут обычно не бывает. Если что, я с ними поговорю.
— А это что? — за окном показался город, затем — череда ступеней, ведущих вверх, с красивыми постройками на промежуточных площадках.
— Дворец Бохаев. Сейчас выходим.
Через турникет пришлось перепрыгнуть, вспомнив манипуляции зайцев в метро. Охранника рядом не было. Узнав на английском в кассе, когда придет нужный поезд, взял билет. Обратно уже не спал и сошел вовремя.
На выходе из вокзала несколько мужчин, помахивая ключами, повторяли — «Манит, манит!». Набрав номер, доложился Степанычу.
— Стой тут, сейчас за тобой приеду!
— А что такое манит?
— Такси! Будь на месте, я скоро!
Подъехала женщина на инвалидной коляске и что-то спросила на иврите. Заученно ответил:
— Ани ло мэдэбэр бэ иврит.
— Ло мэдэбэр бэ иврит! Ло мэдэбэр бэ иврит! — возмущенно закричала она.
Подъехавший Степаныч прервал диалог.
— Ну, вот и свиделись!
Вблизи он выглядел старше, чем на мониторе. Морщины, седые волосы.
— Слушай, ведь мы ровесники!
— Это Израиль. Сначала — автозаправка. Экзема. Работал санитаром. Медбратом. Стажером. Учеба, работа, экзамены. На жилье — ссуда и машканта. Кроме основной работы — подработка в частной клинике. Дежурства в больнице, дежурства на дому. Здесь все так. Хочешь — зайдешь в отделение, посмотришь?
— Спасибо. В отпуске на работу не заглядываю.
— Ну, тогда — ужин, знакомство с городом и заинтересованными медсестрами. Дальше — туры. Иерусалим, Мертвое море, Хайфа, Эйлат…
— У меня уже был один тур.
— Куда?
— Цфат, Тверия, Голаны, Иордан.
— Молодец! Я туда до сих пор не выбрался! А ты когда успел?
— Успел. Вообще-то, я по делам.
— Какие у тебя могут быть здесь дела?
— Длинная история.
— Тогда давай так. Сейчас ко мне. Поешь, отдохнешь с дороги. Дверь закрою, никому не открывай. У меня, — кивнул он на жужжащий сотовый, — клиенты. Закончу часа через два, тогда поговорим.
— О кей.
В большой двухкомнатной квартире с огромной кухней, Степаныч открыл холодильник. Недоуменно посмотрел на матрешек, протянутых ему.
— Это что такое?
— Сувенир из России.
— И на хрена ты его вез?
— Как говорил старина Мюллер — неудобно идти без подарка.
— Спасибо… Ладно, тут араб знакомый давно просил — «сувенир ми Русия», — кинув матрешек в пакет, сказал он.
Потом продолжил:
— Бери из холодильника все, что нравится. Вот это, — он показал на кашицеобразную сероватую смесь, — хумус. Из сои. Вкусен, но тяжеловат. Так что не увлекайся. Все, я пошел.
Сразу после душа и еды он уснул и проспал до прихода Степаныча.
…- Ну, за встречу!
— Лехаим!
— Теперь рассказывай.
— Я вот думаю… стоит ли тебя во все это впутывать?
— Теперь поздно думать. Раз остановился у меня, я тоже — при делах.
— Посмотри сначала вот это, — воткнув флэшку в ноутбук Степаныча, он открыл файлы.
— Доноры?
— Почти. Только брали у них клетки гипофиза, вырабатывающие гонадотропные и соматотропные гормоны. Проблем с тканевой совместимостью — никаких.
— Ни хрена себе! А как же синтетика? И при чем здесь ты?
— Синтетика, как оказалось, не то. Я вообще-то тоже был не при делах, но изменились обстоятельства. Несколько моих знакомых, имевших отношение к этой конторе, погибли. Я вышел на одного из тех, кто обрабатывал изъятые клетки. А еще раньше — вышли на меня.
— А это заведение тебе не знакомо? — и он открыл файлы с рекламой «одной из лучших клиник Израиля». — В интернете все ссылки только на электронный адрес. Поэтому и пришлось лететь сюда, разбираться на месте.
— Слышал. Элитное! Так просто туда не попасть. Так вот почему ты здесь!
— А где оно находится — знаешь?
— Да.
— Думаю, что там готовят иньекционную форму. И применяют. Если не закрыть их тут, меня точно закроют — там. Поэтому к тебе просьба. Если есть проверенный знакомый в полиции, говорящий на английском — сведи с ним.
— Есть, и даже русскоговорящий.
— Звони!
— Прямо сейчас? Здесь так не принято.
— Нечего тянуть, звони! Я сам все объясню.
— У тебя есть какой-то план?
— План один — закрыть эту контору на хрен!
Степаныч набрал номер, что-то сказал на иврите. Потом уже на русском:
— Да, хорошо. Сейчас будем.
— Договорился, поехали.
Михаил — знакомый Степаныча — долго молчал после прослушивания диктофонной записи, просмотра файлов и рассказа Виктора Сергеевича.
— Не знаю, чем могу здесь помочь. Насколько я понял, преступления совершаются в России. Здесь — легальная коммерческая деятельность. Наверняка у них все в порядке. Максимум, что можно сделать — собрать информацию через осведомителей… Самому туда обратиться за лечением? Предложат обычную реабилитацию, и все.
— Обратиться туда хочу я. К директору клиники. У них уже сейчас могут появиться проблемы из-за сырья. Предложу свои услуги как поставщик. Взамен выбывшего. Запись беседы с ним — такой вещдок Вас устроит?
— Что такое вещдок?
— Вещественное доказательство.
— Надо подумать. Посоветоваться с руководством…
— Да я потому к Вам и обратился, что Степаныч лично Вас знает. И доверяет. Здесь большие деньги, и кому-то из полиции явно их отстегивают за прикрытие. Вы, один — двое Ваших надежных людей. Работа, конечно, сверхурочная. Но если все получится — это Вами разработанная и успешно проведенная операция. А победителей нигде не судят. Повышение по службе, премия… не знаю, что тут у Вас. Всего и нужно — диктофон в режиме «он-лайн» и минимальное прикрытие. Мне шкурой все равно придется рисковать, но тут для ее сохранности больше гарантий. А Вы ничего не теряете при любом исходе. Уговорил?
— Ну… почти. Завтра подберу пару надежных ребят. А вот это возьмите, — он достал из ящика письменного стола миниатюрный брелок, — включается нажатием на эту кнопку.
— Не обнаружат?
— Не должны. Да… а это правда?
Они со Степанычем переглянулись
— Правда — что? — спросил Степаныч.
— Ну… насчет препарата… Что повышает потенцию, мышечную массу?
— Правда. Но не вся. Организм прекращает выработку собственных гормонов при их поступлении извне. То есть, организм становится импотентом, зависимым от иньекций клеток, продуцирующих гормоны. И обязательно наступают всякие побочные эффекты. О них можно долго говорить.
— Но ведь соглашаются!
— Они сделали свой выбор. А я сделал свой, — ответил Виктор Сергеевич.
— Ну, теперь развлекательная программа? — спросил Степаныч.
— Я чувствую, что мне ее устроят завтра. Сейчас — просто отдохнем.
- Дамы уже ждут.
— Местные?
— Местные кто? Эфиопы? Арабы? Аргентинцы? Израильтяне? Или русские?
— Что-то многовато. Сейчас, значит, русские?
— И сейчас, и раньше, и потом. Все, кто приехал из Союза, России и СНГ — здесь русские.
— А с израильтянами общаешься?
— Куда деться! Насколько мой иврит позволяет. А вообще — закупаюсь в «русском» магазине. Ну, знаешь… «Докторская» колбаса… Водка «Столичная»… Огурчики соленые… Хлеб черный. Да и в шабат работает. А для души… У них — своя свадьба, у нас — своя.
— Ясно. Поехали к дамам. Да, как на иврите «полиция»?
— Миштара.
— А «о’кей»?
— «О’кей» — и в Израиле «о’кей». А вообще, есть такое слово в иврите — «беседэр». Ну… «все в порядке… порядок…»
— Беседэр…
— Ну, что? Поехали?
— А куда? В клуб, ресторан, или к ним на хату?
— На хату. Ко мне.
— Значит…
— Да ничего не значит… Здесь многие так. Хавер, хавера. Друг, подруга. Выгодно — налоги, квартплата поменьше. А не срастется — разбежались, и все… Вот, мы и дома.
В квартире были заметны следы уборки, из кухни доносился аппетитный запах. Стол был уже накрыт, горел приглушенный свет. Две симпатичные девушки, чем-то похожие друг на друга, появились в прихожей и представились:
— Света,
— Вера.
— Витя. Очень приятно, — он глянул на Степаныча. Тот слегка кивнул на Веру.
Он посмотрел на ее зеленые глаза, печальное лицо, стройные ноги.
— Мужчины, просим к столу! — весело сказала Света.
Мужчины прошли вслед за дамами и подождали, пока те сядут первыми. Стол мало чем отличался от знакомого по России — запотевшая бутылка «Столичной», нарезка сыра, вареной и копченой колбасы, шашлык из курятины, салат «оливье». Надпись на этикетке бутылки белого вина была на иврите. Фрукты — манго, ананас, виноград, и еще какие-то, совсем незнакомые — тоже были местные.