— Тогда далеко не убежит. Багаж у него был?
— Одна сумка, — сказала проводница. — Сумка, и больше ничего. А уж когда все это стряслось, так он очень спешил и без сумки сбежал.
— Стоп, — нахмурился Бондарев. — Оставил свой багаж? Посмотрим. — Он прошел на тринадцатое место, заглянул на третью полку, потом поднял нижнюю — пусто. — Ты что, мать, шутишь со мной? — посмотрел он на проводницу. — Где сумка?
— Так я не сказала, что он ее в купе оставил, — затараторила проводница. — Но Христом-богом клянусь — убегал он безо всего. С пистолетом только.
— Угу. — Бондарев задумался. — А соседи у него в купе были?
— Были, — кивнула проводница. — На пятнадцатом месте и на...
— Тащи их сюда.
Минут через пять в купе привели растрепанную женщину лет сорока.
— Парень, который здесь ехал, — сказал Бондарев и показал женщине фотографию. — Это он?
Женщина кивнула.
— У него был багаж?
— Сумка, — сказала женщина. — Синяя такая. Он ее наверх поставил.
Проводница, довольная тем, что ее слова подтвердились, засияла металлическими зубами.
— Где он сел?
— В Степном, — хором ответили проводница и женщина с пятнадцатого места.
— Вы разговаривали с вашим соседом? — спросил женщину Бондарев, знаком приказав проводнице помолчать.
— Нет, он как сел, сразу заснул. Потом проснулся, но все сидел такой хмурый... В окно смотрел.
— Где его багаж? Проводница говорит, что он убежал без сумки.
— Да, правильно, — закивала женщина. — Тут такая вещь случилась...
— Какая?
— С нами в купе ехала еще одна девушка... У нее был билет в наше купе, но потом она пересела на боковую нижнюю полку. Там было свободно. У нее тоже была сумка. И она тоже поставила ее наверх.
— И куда делась эта девушка? — Бондарев посмотрел на милиционеров. — Она здесь? Давайте ее сюда.
— Девушка? — майор недоуменно посмотрел на даму с пятнадцатого места. — Тут была только эта женщина. Больше в купе никого не было.
— Была девушка, — настойчиво твердила дама, а проводница кивала. — Только когда началась эта стрельба... Я проснулась, ничего не пойму, шум, крики! Я перепугалась. Чуть под стол не залезла! — Она рассказывала о пережитом с явным удовольствием, будто это было опасное приключение с гарантированным хорошим финалом. — И девушку эту я уже не видела. Когда зажегся свет, ее не было. Зато прибежал вот этот... — она кивнула на тринадцатое место, где сейчас сидел Бондарев, — и стал допытываться, где его сумка.
— То есть его сумки там уже не было? — уточнил Бондарев.
— Его сумки не было, была сумка той девушки.
— А где она сейчас? — Бондарев снова обернулся к милиционерам. — Куда делся багаж из этого купе?
— Сейчас найдем, — пообещал майор.
— Он не нашел свою сумку, и что дальше? — продолжил Бондарев беседу с женщиной.
— Дальше? Дальше он очень разозлился. У него лицо стало прямо... Даже не знаю, как сказать. Страшное, короче. Спросил меня, кто взял сумку. А я что? Я ничего не видела. Я только сказала, что сумка эта, что стоит на третьей полке, — той девушки. Тут он и убежал. Вот и все.
— Он очень сердитый был, — встряла проводница. — Ко мне в купе ворвался, меня отшвырнул, я едва не упала!
— А к вам его за каким чертом понесло? — удивился Бондарев.
— Не знаю, — пожала плечами проводница. — Он ведь меня вытолкал. Что уж он там делал...
— Так. — Бондарев посмотрел в окно. Вдалеке виднелись огни ночного Новоудельска, рядом с вагоном горели фары санитарных и милицейских машин. — У вас должен был остаться билет этой девушки, что так таинственно исчезла...
— Принести? — вскочила проводница. Бондарев медленно кивнул, проводницу словно ветром сдуло.
Майор посмотрел ей вслед и вяло сказал:
— Бегай, не бегай — все равно уволят.
Женщина с пятнадцатого места вытаращила глаза, словно майор открыл ей какую-то страшную государственную тайну. Бондарев подумал, что эта пассажирка теперь надолго обеспечена темами для рассказов подругам. Это будет почище любого телесериала.
Проводница, шаркая тапочками по полу, вернулась гораздо медленнее, чем убегала к себе.
— Нету, — подавленно сказала она и развела руками.
— Чего нету? — спросил Бондарев.
— Ее билета нету. Пропал. Все билеты на месте, все... А этого нет...
— Не беда. — Бондарев поднялся с полки. — Зато ясно, чем занимался в вашем купе наш приятель. Пошли, — сказал он майору.
Когда они вышли из вагона, Бондарев отвел майора в сторону.
— Запоминай, — начал он. — Мне нужна фамилия этой пропавшей девчонки. Узнаешь, кто она. Узнаешь, где она живет. Куда она ехала. Найди ее сумку.
— А что она собой представляет? — спросил майор. — Она как-то связана с этим...
— Теперь связана, — кивнул Бондарев. — Не знаю как, но связана. Одновременно ищи нашего человека — фотография у тебя есть. И ищи девчонку. Я думаю, сейчас они оба там. — Он посмотрел в сторону Новоудельска. — Используй свой шанс.
— Хотите взглянуть на труп? — спросил майор. — Пуля в грудь. Предположительно, «ТТ».
— Пойдем посмотрим, — согласился Бондарев. Ему показали лежащее на носилках тело худощавого молодого мужчины азиатской внешности. Рот мертвеца был широко раскрыт, в уголках рта засохла слюна.
— Без документов, — сообщил майор. — В руке был зажат «вальтер» с глушителем. Хочу отправить его портрет и пальчики казахам на опознание. Как считаете?
— Верно мыслишь, майор, — сказал Бондарев и похлопал милиционера по плечу.
Он пошел к вертолету, думая о том, что его первоначальные опасения подтвердились: охоту за Шустровым вела не только его родная Контора, но еще и казахские бандиты. Да вдобавок эта девчонка...
Узлы запутывались прелюбопытные. Распутывать их до конца Бондарев не собирался. Это была не его работа. От него требовалось найти Шустрова и обеспечить его захват.
А уж что там встало между Шустровым и казахами, которые ездят на поездах только с «вальтерами» в кармане, — это их личное дело.
А уж что там встало между Шустровым и Директором... А между ними точно что-то было, иначе с чего бы Директор дважды повторил Бондареву:
— Живым он мне не нужен. Ты понял? Живым не нужен.
Бондарев сказал тогда, что понял. Но это было не совсем так.
К моменту, когда глаза Джумы неожиданно встретились с пристальным и настороженным взглядом Шустрова, казахский милиционер находился на грани нервного срыва. Он настолько устал, вымотался и обессилел, что готов был махнуть на все рукой, сесть на землю и сказать своим мучителям: «Хотите меня прибить? Давайте, только побыстрее».
Ничего не случалось в его жизни более унизительного, чем осознание того, что ты лежишь на полу бандитской машины, а в голове свинец от нижней челюсти до самого затылка, и поэтому никогда ему не поднять эту несчастную голову от пола. И на тебе стоят, словно на подставке, ноги двоих ублюдков, что развалились на заднем сиденье и покуривают травку.
Это было уже после Степного, когда «Крайслер» мчался вдогонку поезду. То есть Джума-то не имел ни малейшего представления о маршруте их движения. Он видел только ноги бандитов и потолок джиповского салона. Потолок был красивым. Ноги — не очень. Джип шел на предельной скорости, и Джума своей спиной и затылком ощущал каждую неровность рельефа. Он стал еще одной дополнительной рессорой.
Все это было так тяжко, что он закрыл глаза и попытался забыться, уснуть, чтобы хотя бы таким способом сбежать от кошмарной реальности. Но сон не шел, вместо этого перед глазами вставали картины, вполне сгодившиеся бы для какого-нибудь фильма ужасов, снятого на «Казахфильме». Джума вспомнил, как прошлым вечером стаскивал в яму один за другим трупы — русских и казахов, милиционеров и бандитов, знакомых и незнакомых. Его руки быстро стали липкими от крови, а он все носил и носил...
Малыш поторапливал его, держа палец на крючке «ремингтона», и Джума, надрываясь, рискуя выдернуть руки из суставов, волочил мертвецов, которые будто нарочно цеплялись за почву носками ботинок. Будто не хотели уходить под землю.
Но в итоге все легли под землю. Джума, задыхаясь, закидал вход песком и протянул лопату Малышу. Тот отрицательно покачал головой.
— Еще не все.
— Что? — хрипло спросил Джума. Он тяжело дышал, рубашка на спине, пропитавшись потом, слиплась с кожей. Джума боялся, что его стошнит — не от отвращения к мертвецам, а от того, что он не ел уже часов семь, и бешеный темп этих непредвиденных земляных работ привел его в полуобморочное состояние. — Что еще? — выдохнул Джума и уронил лопату. Руки предательски дрожали — и от усталости, и от страха.
— Забыл одну вещь. — Малыш ногой подтолкнул к Джуме какой-то предмет. Когда Джума разглядел, что это оторванная человеческая кисть, его таки стошнило. Он упал на колени, чувствуя, что его выворачивает наизнанку, тянет лечь на песок и зарыться в него лицом, только не видеть больше людей — ни живых, ни мертвых, ни целых, ни их оторванных частей. Он хотел остаться один.
