— Не знаю. Знаю только, что она прекрасно воспитана и прекрасно одета.
— Она… африканка?
— Африканка.
Проклятье, подумал Жильбер, может быть, это Нгала. Во всяком случае, образ, нарисованный в его воображении словами сестры, был копией Нгалы.
— Эта дама назвала себя?
— Нет. Просто сказала, чтобы я поставила в вашу палату этот букет. И сразу ушла.
— Давно она приходила?
— Сегодня рано утром.
— Черт… — вырвалось у Жильбера.
— Месье Ткела… — Сестра покачала головой. — Месье Ткела, не переживайте. Судя по поведению этой дамы, она собиралась прийти к вам еще раз. Она довольно подробно расспросила, когда пускают к больным, что можно приносить и так далее.
— Простите, сестричка, что я выругался.
Ничего страшного. Знаете, месье Ткела, мой вам совет: сейчас, когда вы начали выздоравливать, не думайте ни о чем.
— О… — Жильбер улыбнулся. — Думаете, это так легко?
— Знаю, что это нелегко. И все же постарайтесь. Лично вам, месье Ткела, я позволю думать о чем-то лишь тогда, когда вы окончательно восстановите силы. А сейчас поешьте.
— Сестричка, спасибо. — Жильбер пригнулся к чашке с бульоном. — Какой запах! Пожалуй, вы правы, я поем.
— Может, подложить вам под голову еще одну подушку?
— Да, если можно.
Подложив ему под голову подушку, сестра ушла. Взявшись за бульон и гренки, Жильбер сам не заметил, как через минуту от них ничего не осталось. Затем, откинувшись на подушках и глядя в открытое окно, за которым чувствовался прогретый майский воздух, вдруг понял: он ощущает себя сейчас на верху блаженства. Он впервые чувствует сытость — нормальную сытость нормального человека. Это значит, что он в самом деле начинает выздоравливать. Конечно, от того, что теперь к его заботам прибавится еще и Барт, ему легче не станет. Но ведь в жизни он справлялся и не с такими, как Барт. Черт с ним, с Бартом, главное, он выздоравливает. Если же вдруг выяснится, что розы в самом деле принесла Нгала, его выздоровление, он это хорошо знает, пойдет в два раза быстрее.
Жильбер продолжал смотреть в окно и не заметил, как в палату вошла сестра. Взяв поднос, сказала:
— Месье Ткела, к вам пришел человек, назвавшийся комиссаром Пикаром. Кстати, этот комиссар Пикар принес вам фрукты.
— Фрукты?
— Да, ранние фрукты, груши и виноград. Особенно увлекаться фруктами я вам не советую. Но одну небольшую грушу вы вполне можете сейчас съесть.
— Спасибо, сестричка. Скажите комиссару Пикару, что я буду очень рад его видеть. Пусть входит.
Войдя в палату, комиссар Пикар растерянно огляделся, так, будто не мог понять, куда он может деть сумку с фруктами, которую держал в руках.
— Жиль, мальчик мой, для чего ты вообще вытащил меня из отдела? Недовольно посмотрев на Жильбера, Пикар поставил наконец сумку на подоконник, рядом с розами. Я сяду на этот табурет?
— Конечно, патрон. Спасибо, что пришли. И спасибо за фрукты.
— Ладно тебе. Усевшись на табурет. Пикар раздраженно потер нос. — Фрукты ерунда. Что же насчет прийти, меня уговорил Марсель Эрве. Как он сказал, ты очень хотел меня повидать. Это так?
— Так, патрон. Я действительно очень хотел вас повидать.
Несколько секунд оба молчали. Комиссар Пикар был полным, страдающим одышкой человеком с темными отечными мешочками под глазами. Когда-то у Жильбера были с Пикаром совсем неплохие отношения. Вообще Жильбер знал, что его бывший патрон, несмотря на одышку, солидное брюшко и близорукость, отличный полицейский. Однако, судя по всему, в последнее время Пикар в связи с возрастом изменил свои взгляды на безупречную службу на ниве правопорядка, и теперь, после общения с Марселем и Женевьев, Жильбер знал точно: если Пикара и могло сейчас что-то интересовать всерьез, то только одно игра на скачках.
— Ладно, малыш, вздохнул наконец Пикар. — Сразу скажу: прежде, чем прийти к тебе, я всерьез переговорил с Марселем. Спасибо.
— За что?
— За то, что и ты, и Эрве без всякого сомнения установили: я никоим образом не связан с Сен-Клу и его шайкой. Спасибо, что вы с Марсом хоть немного, но все же меня понимаете.
Патрон, перестаньте. В том, что вы никак не можете быть связаны с Сен-Клу и его шайкой, я был убежден с самого начала. Я слишком хорошо вас знаю.
Тронув Жильбера за руку, Пикар усмехнулся:
— Спасибо, Жиль. Что, малыш, как я понял, тебя можно поздравить?
— Поздравить с чем?
— С тем, что у тебя есть неопровержимые доказательства, что Ланглуа закуплен Сен-Клу?
— У меня?
— Да, у тебя. Правда, я не знаю, что это за доказательства. Но убежден: они у тебя есть.
Выдержав взгляд Пикара, Жильбер улыбнулся:
— Черт, патрон… От вас ничего не скроешь.
— Ладно, малыш. Ты ведь знаешь, старик Пикар уже не тот, и все же до полного маразма ему еще далеко. — Достав из кармана сигару, Пикар понюхал ее. Снова спрятал в карман. — Только пойми, Жиль: все эти детали меня давно уже не волнуют.
— Не волнуют?
— Конечно. До отставки мне осталось восемь месяцев. Вдумайся только в эту цифру: восемь. Восемь коротких месяцев, после которых все. Адью, полиция. Как говорится, чао, с приветом. Все эти Ланглуа, Сен-Клу и прочие не будут меня уже касаться никаким боком. Господи, с каким наслаждением я пошлю все это к дьяволу.
Помолчав, Пикар огляделся. Сказал со вздохом:
— Малыш, у тебя здесь совсем неплохо. Чистота, все удобства. Красотка сестра. Цветы. Интересно, кто их принес? Марсель?
— К счастью, нет.
— Ладно, я шучу. — Пикар снова достал сигару. — Давай выкладывай, зачем ты меня позвал. Ну? — Не выдержав, Пикар встал, подошел к открытому окну. Чиркнул спичкой и с наслаждением закурил. Подождав, пока он сделает несколько затяжек, Жильбер усмехнулся:
— Что ж, патрон, выдам вам страшную тайну. Я позвал вас, чтобы сделать подарок.
— Подарок? — Пикар покосился в сторону Жильбера. — Что-нибудь вроде портсигара с надписью, да, малыш?
— Патрон, если вы считаете, что я шучу, вы ошибаетесь.
— Тогда не пудри мне мозги. На кой ляд я тебе нужен, что ты даже готов ублажить меня подарком?
— На тот, что ваш отдел портит нервы близкому мне человеку. Вешает на него всех чертей, при вашем попустительстве.
— Мой отдел?
— Именно. Если точнее, патрон, это делает Ланглуа.
— Ланглуа? Пикар помолчал. — И что же это за человек?
— Жокей Анри Дюбуа. Сначала его допрашивали с пристрастием, потом необоснованно заваливали повестками на допросы. Наконец, похитили.
— При чем здесь похитили?
— При том, что я знаю точно: здесь не обошлось без корректировки Ланглуа.
— Черт… — Помедлив, Пикар положил сигару на край подоконника. — Ну, во-первых, начнем с того, что я и понятия не имел, что этот жокей является близким тебе человеком. Потом, насчет похищения, думаю, ты перебрал.
— Отнюдь. Так вот, с Ланглуа, с этой вонючкой, продавшей с потрохами не только служебную тайну, но и поставившей под удар жизни своих товарищей, у меня свои счеты.
— Д-да? — выдавил Пикар. — Понятно. Ну да, я помню, вы всегда не любили друг друга.
— Не любили, но сейчас дело не в этом. От вас, дорогой патрон, мне нужно одно: чтобы вы не мешали мне в моей борьбе с Ланглуа. Только лишь. Именно на этот случай я и хочу преподнести вам подарок.
Подняв сигару, Пикар посмотрел ее на свет. Снова положил на подоконник.
— Ладно, давай выкладывай, что за подарок. Не мучь.
— Сейчас. Вы ведь знаете, что через считанные дни будет разыграно Парижское Дерби?
Пожевав губами, Пикар медленно повернулся к Жильберу. Подойдя, сел на табурет. Сказал, качнувшись на нем несколько раз:
— Дерби? Конечно. Интересно только, что ты хочешь сообщить мне насчет Дерби?
— Я хочу назвать вам темную лошадь. Которая, возможно, придет первой.
Неожиданно Пикар беззащитно моргнул. Было ясно: налет безразличия, который он на себя напускал все это время, сдуло как ветром.
— Темную лошадь? Которая придет первой?
— Именно.
— Слушай, мальчик мой, если ты шутишь, это плохие шутки.
— Я не шучу.
— Вот и я думаю, вроде непохоже. Не станешь же ты подсовывать мне фуфло.
— Никакого фуфла, патрон. Конечно, гарантии, что эта лошадь придет первой, у меня нет. Но я знаю точно: эта лошадь затемнена. Причем, если можно так выразиться, серьезно затемнена.
Довольно долго Пикар разглядывал Жильбера. Наконец сказал:
— Откуда ты это знаешь?
— Неважно. Если хотите, я назову вам эту лошадь, но в обмен вы должны пообещать, что не будете мешать моей борьбе с Ланглуа.
Хлопнув себя по коленям, Пикар воскликнул:
— Да я и так не буду тебе мешать. Вообще, на кой дьявол мне сдался этот Ланглуа? Ты прав, иногда он мне подкидывает что-то насчет лошадей и жокеев. Но отношение у меня к нему примерно такое же, как у тебя. К тому же повторяю: я ухожу на пенсию и мне на все плевать. Давай называй лошадь.
