— Да что толку, — осмелел тот, — все равно не уйти этой бандуре от милицейских тачек!
Через секунду правота водителя «вольво» стала очевидной для пассажиров. Фуру прижали к обочине, из «уазиков» повыскакивали здоровенные ребята в омоновских бушлатах. Вовчику показалось, что их дюжина, не меньше!
На самом же деле из двух «уазиков» на дорогу и вышло-то четыре человека, один из них сразу бросился к фуре. Иваныч прохрипел что-то вроде «живым не дамся!» — и, прикрывшись водилой, как щитом, высунул было ствол «узи», да не успел даже нажать на спусковой крючок. Снаружи тупо защелкали пистолетные выстрелы, Иваныч охнул и навалился на плечо водителю, а Вовчик, дергая подбородком, торопливо присел на пол, силясь выдернуть свой «узи» из-за пазухи, но короткий ствол запутался в складках свитера.
Тем временем водительская дверка распахнулась, и в ярком свете фонаря Федя разглядел лицо: мужик лет тридцати с небольшим, русоволосый, с довольно симпатичным лицом, на подбородке ямочка, глаза зеленые с блеском. На нем не было омоновской формы, и Федя все вдруг понял: никакая это не ДПС, а просто конкурирующая банда налетчиков…
— С приездом! — осклабился пришелец, медленно взводя курок пистолета Макарова.
Федя плеснул обеими руками вверх и заверещал:
— Я пустой, они меня взяли в заложники, не стреляйте! Я не с ними!
Он скатился со своего сиденья на пол. Русоволосый мужик навис над ним, словно скала:
— Не с ними?
Федя замотал головой, руками делая какие-то знаки, пытаясь убедить, что ему можно доверять и нужно отпустить.
— Я ничего не знаю, ничего не видел… Ничего не помню… Я ранен! — лопотал он, осознав вдруг, что вот теперь уж точно настал его смертный час. И если те мужики, которые устроили им засаду на шоссе, его не шмальнули, то уж эти переодетые омоновцами бандиты его точно не пощадят…
Однако у русоволосого были другие планы. Приставив ствол пистолета к Фединой правой коленке, он с ехидцей произнес:
— Обещаешь молчать, значит! А если я попрошу все рассказать — расскажешь?
Федя ошалело вращал глазами, не понимая, чего от него требуется.
— Расскажешь? — настаивал зеленоглазый.
— Нет, говорю, нет! Ничего не видел, ничего не знаю…
Грохнул оглушительный выстрел, сменившийся диким воплем. Федя обеими руками держался за простреленную коленку и тихо завыл.
— Так, может, все-таки: расскажешь? — угрожающе твердил налетчик. — Или ты еще не понял?
Федя, не переставая подвывать, закивал:
— Че рассказать-то? Говори, что надо, — я все скажу.
— Не мне, дурак, скажешь ментам! — Зеленоглазый склонился к раненому и прошептал ему на ухо несколько слов, потом резко выпрямился и спрыгнул с подножки на асфальт.
— Понял, мудила?! — заорал он уже в полный голос, будто закрепляя урок, преподанный Феде. — Всем ментам и всем своим друганам расскажи, чтобы впредь не крысятничали! На этой трассе все грузы мои! Ясно тебе? И чтоб не совались сюда! А кто сунется — тому большой шмон учиню, так что не поздоровится! Все, гуляй!
Федя, постанывая, быстро выкарабкался из-под сиденья на подножку, спрыгнул на асфальт и, поднатужившись, ломанулся было в лес. Однако тут силы оставили его, простреленная нога подломилась, и он упал, даже не доковыляв до опушки…
Десятитонную фуру шмонали спешно, но тщательно.
— Посвети-ка, — приказал русоволосый вожак одному' из своих подельников, худому и длинному, как жердь, парню с буйной рыжей шевелюрой.
Тот навел фонарик на штабель картонных коробок, и узкий луч света вырвал из тьмы черные надписи на стенках.
— Кофе… — почти разочарованно протянул рыжий. — «Нескафе».
— Да тут этого кофя на лимон, а, Рыжий! — Оглядевшись, обрадовался другой — плотный, кряжистый мужик. Говорил он медленно, а ходил вразвалочку аккуратно расставляя носки в разные стороны.
— А может, еще чего есть, а, Гусь? — с надеждой в голосе предположил Рыжий. Он замахал фонариком туда-сюда, пытаясь разглядеть внутренности фуры.
Между тем русоволосый предводитель банды налетчиков, присев на корточки, рассматривал самый нижний ярус коробок.
— Да, че-то другое там, — задумчиво пробормотал он и поднялся. — Давай-ка, пацаны, эти коробки сдвинем.
Молча и споро взялись за работу, только Рыжий все вздыхал: неинтересно было ему возиться с таким товаром.
Под коробками с «Нескафе» оказались длинные фанерные ящики.
— Ну, а тут, наверное, чай «Липтон», а, Владислав Геннадьич? — пробурчал Рыжий, пиная ногой картонный ящик.
— Ты еще скажи, сок «Чемпион»! — едко хохотнул русоволосый, нутром чувствуя большую добычу. — Вскрывайте!
Через несколько минут всем стало ясно, что кофе — не самый ценный груз в фуре. Фанерные ящики оказались набиты новенькими автоматами Калашникова и коробками с патронами.
— Ни фига себе! — присвистнул Рыжий. — Вот это я понимаю — навар! Наварище!
— Не возбуждайся так! — усмехнулся Гусь, поглаживая промасленный АКМ и добавил удовлетворенно: — Свежачок. Гляньте, Владислав Геннадьич, смазка еще заводская…
Русоволосый кивнул, еще не придя в себя от удивления. Да, такой добычи он не ожидал, хотя и чуял нечто крупное. За этим «вольво» он через своих верных ребят наблюдал последние три недели, прослеживая странный маршрут его движения — из Смоленска прямиком в белорусские леса, оттуда резко на юг, в Тирасполь, и обратно таким же кружным путем в Смоленск, а потом в Нижний Новгород… Так вот, значит, чем занимаются хозяева этого «вольво» — втихаря вывозят стволы из Приднестровья! Немудрено, что охотников на эту добычу развелось видимо-невидимо. Вот и сегодня чуть все дело не сорвалось из-за этих лихих лесных братьев… «Теперь, Витя, — подумал он, — тебе бы уйти отсюда с товаром по-умному, потому как неожиданная эта находка так поразила пацанов, что от наплыва чувств у них вполне может поехать крыша. Но как же повезло, ей-богу…» Он запустил пятерню в густую русую шевелюру, лихо взъерошил волосы. Как говорят картежники, пруха пошла — поперла карта в масть, и вся масть сплошь козырная. Теперь надо будет найти покупателя для этих «калашей». И для этого можно будет опять махнуть в Самару и там, не светясь, навести контакты с нужными людьми, предложить товар…
— Ладно, — стряхнув радостную одурь, произнес Витя, кого подельники уважительно называли Владиславом Геннадьевичем, — закрывайте двери, двое пусть сядут в кабину грузовика, проверьте путевой лист, документы — и по-быстрому уходим.
Через пять минут фура с ревом покатила обратно в сторону Москвы. На этот раз ее сопровождали — спереди и сзади — два милицейских «уазика».
* * *
На обочине шоссе лежал, постанывая в полузабытье, Федя.
«Коленную чашечку перебил, гад, — пронеслось у него голове огненными буквами, — инвалидом теперь на всю жизнь, мать твою! Хоть бы кто проехал, что ли, а то сдохну на дороге, как собака… Да кто тут проедет… Так до утра и придется валяться…»
Задыхаясь от боли и промозглого осеннего ветра, он попытался встать. Но ноги предательски подогнулись, и Федя снова рухнул на стылую землю. Не подчинялось ни те-, ло, ни разум — в башке чавкала вязкая каша из собственных горьких мыслей и обрывков фраз, которые нашептал ему зеленоглазый налетчик. «Не крысятничай, сука, и дружкам своим скажи…» — «Кому сказать-то? — жалостливо подумалось Феде, — каким дружкам — им, поди, уж на том свете черти пятки палят». Ему-то еще повезло, что только коленку прострелили… Федя сосредоточился на этой мысли, чтоб взбодриться. Ведь действительно повезло, как ни крути. Те-то пацаны в джипане сгорели, а он, хоть и с простреленной коленкой, хоть и хромать теперь до гроба будет, хрен с ним, делов-то, зато живой, и это настоящая везуха!
По всему получалось, что Феде подфартило, теперь стоит просто немного потерпеть. Он втянул носом холодный влажный воздух, напрягся и пополз к опушке леса, стараясь не слишком возить раненой ногой по грязи. Каждое движение давалось ему с трудом. Федя матерился во весь голос, но чувствовал, как наливается каким-то оголтелым, сумасшедшим весельем. Он наконец осознал до конца, что жив и что боль — резкая, всепоглощающая, нестерпимая боль в кровоточащей коленке — это тоже жизнь.
До леса оставалось несколько шагов, вернее — ползков, когда вдалеке донесся вой сирены. Федя мгновенно догадался, что это по его душу. Наверное, мимо проезжал какой-то доброхот водила, решивший просигналить в ГИБДД о стрельбе на дороге. С одной стороны, ему очень не хотелось общаться с ментами. Но с другой — он даже обрадовался их появлению: все-таки живые люди, хоть и начнут сейчас, суки, всю душу вынимать, а все ж таки помогут, в больницу доставят.
Сине-желтый «жигуль» с мигалкой остановился посреди шоссе. Из машины выскочил молоденький лейтенантик, за ним вывалились двое ментов — постарше, потолще, с автоматами наперевес. Лейтенант первым обнаружил раненого и заорал:
