Ознакомительная версия.
— Включай связь, — скомандовал Газиф матросу-связисту. — Сейчас мы свои условия диктовать будем.
Связист, поставив на стол портативную радиостанцию, работающую на батарейках, щелкнул тумблерами и, повернув голову в сторону Газифа, радостно улыбаясь, сказал:
— Морзянкой выйдем в эфир… Тогда нас все услышат. И все узнают. Словами выходить в эфир нет смысла. Не все нас смогут понять.
— Хорошо, — согласно кивнул головой Газиф. — Давай морзянкой. Говори всему миру, что российский сухогруз «Михаил Шолохов» захвачен мною, капитаном Салехом. Нужно срочно давать выкуп. Сумма выкупа два миллиона долларов. Деньги нужно сбросить на борт сухогруза. Получив деньги, мы должны спокойно уйти к берегу. Никто не должен приближаться к сухогрузу до тех пор, пока у нас не будет денег. Сухогруз заминирован капитаном Салехом. Получив деньги, мы оставим сухогруз заминированным. Затем мы покинем сухогруз. Но до тех пор, пока мы не ступим на берег, на сухогруз нельзя будет подниматься. Он останется заминированным. В любое мгновение по радиосигналу мы можем сухогруз взорвать. При любой попытке обезвредить Салеха сухогруз также будет взорван. Нужно всем спешить. Скоро шторм, и сухогруз может потонуть. Срок выполнения условий — сутки.
Диктуя текст, Газиф на глазах преображался: распрямлялись его и без того широкие плечи, появлялся алчный блеск в глазах. Он чувствовал, что его сейчас слушает полмира. Сейчас он, как истинный воин и полководец, командует, диктует условия всем тем людям, которые безмятежно живут в далеких городах, загорают на курортных пляжах, пьют сладкие коктейли, катаются на машинах, и вот сейчас они вынуждены будут слушаться его, выполнять его требования. Он был всемогущ и грозен, а все люди, находящиеся далеко от него, — беспомощны и жалки…
Не только ради выкупа и денег рисковал Газиф своей жизнью, не только…
О-о, сладкое ощущение власти! Говорят — не знаю, правда ли, — что чувство власти сильнее и слаще всего на свете: даже сильнее денег… Знаем ли мы по-настоящему природу власти?
Ради чего властители идут на предательства и убийства? Ради чего перекраиваются карты мира?
Ради чего тысячи, миллионы людей, ведомые властителями, отправляются в небытие?..
Говорят, власть сильнее любого наркотика и человек, хоть раз почувствовав власть над другими людьми, заболевает навсегда: любой ценой он будет стремиться еще и еще раз хлебнуть это наркотическое сладкое зелье…
И редко кто, почувствовав вкус этого зелья, добровольно отказывается от него.
Но опять же… В сторону, в сторону мои наивные рассуждения о том, что чувствуют сильные мира сего и что нам, простым людям, никогда не понять.
Да и нужно ли это нам?
Отправив миру свое грозное послание, Газиф облегченно вздохнул. Сидя на стуле возле стола, на котором лежали недоеденные кем-то семечки, он наконец-то обратил взор на своего пленника.
— Посадите белого человека на стул, — сказал своим помощникам Газиф. — И руки ему развяжите. Руки эти мне пригодятся…
И улыбнулся после таких слов грозный Газиф. От его загадочной улыбки у Ланкастера мороз по коже пошел…
Ланкастера посадили на стул возле стола и развязали его онемевшие руки. У Ланкастера ужасно болела разбитая голова, но самое ужасное ждало его впереди: он, выросший в цивилизованной стране, ни разу не подвергался физическому насилию, и мысли о предстоящих мучениях были для него невыносимы.
То, что его будут пытать, он понял сразу же, как только попал в руки этого громилы.
У одного из пиратов в руках появилась видеокамера. Отойдя от стола на метр, он нацелился на Ланкастера блестящим глазком видеокамеры.
— Все готово, господин Газиф, — сказал пират, разглядывая в видеокамеру растерянного Ланкастера.
Немного театрально и слишком вежливо Газиф стал спрашивать:
— Белый господин, почему ты решил уничтожить Газифа и его команду? Почему, белый господин, ты не захотел отдать в распоряжение Газифа российский сухогруз? Наверное, белый господин, на сухогрузе имеется что-то очень ценное, что тебе очень нужно. Что за секретный груз находится на судне, белый господин?
Ланкастер понимал, что сейчас молчать бессмысленно. Нужна была хоть какая-то более-менее правдивая легенда. Нужно было любой ценой обмануть эту улыбающуюся образину.
— Как мы и договаривались с тобой, Газиф, я все выполнил. Мне дали обещанный тебе выкуп. И этот выкуп, Газиф, я передал тебе. Ты сам видел, как я сбросил в море деньги, — медленно проговорил Ланкастер, осторожно подбирая нужные сейчас спасительные слова. Говоря это, он все время старался заглянуть в большие черные глаза своего мучителя. — Возможно, меня самого использовали, Газиф. Посуди сам. Мне дали мотодельтаплан. Мне дали радиобуй и деньги. Мне сказали все это передать тебе. Я все сделал честно. Я ни в чем не виноват, Газиф. Больше я ничего не знаю.
— Кто дал тебе деньги? — все так же вежливо и нежно спрашивал Газиф, растягивая слова. — Допустим, ты не виноват… Тебе радиобуй дал Салех?
Сваливать все произошедшее на Салеха не имело смысла.
Ланкастер понимал, что одно упоминание имени Салеха приведет Газифа в ярость. И тогда его, Ланкастера, участь тут же будет решена без суда и следствия. Надо было действовать по-иному.
— Нет, не Салех… Я не знаю этих белых господ… Меня похитили. Затем меня увезли в Могадишо. И там мне дали задание передать тебе радиобуй и деньги. Мне пригрозили, если я не выполню их задание, меня убьют. Вот и все, что я знаю. Я всего лишь ученый. Это все знают в Пунтленде. Спроси любого жителя Пунтленда, Газиф, и тебе скажут, что я — честный ученый. Я малярию изучаю.
Газиф внимательно слушал Ланкастера. В какое-то время Ланкастеру даже показалось, что этот неотесанный болван ему поверил. Но не тут-то было… Все так же, как и до сих пор, вежливо Газиф проговорил:
— Газиф не дурак. Газиф умный. Газиф был студентом, он в университете учился. И Газиф никогда не простит того, кто надумал его уничтожить. Газифа чуть акулы не съели. Газиф потерял все: корабль, команду, выкуп… И ты, белая свинья, думаешь меня обмануть?..
Произнося эти слова, Газиф вдруг начал звереть, наверное, он вспомнил все: и море в обломках, и свой корабль взорванный, и обиды.
После этих слов он кивнул головой в сторону своих головорезов, внимательно наблюдающих за сценой допроса.
К столу подошли двое. Ланкастера крепко привязали бечевкой к спинке стула, а затем один из головорезов положил руку Ланкастера на поверхность стола рядом с шелухой от семечек. Другую руку Ланкастера головорез заломил ему за спину.
Ланкастер ощутил себя словно в капкане — не повернуться…
Сначала Ланкастер подумал, что ему начнут отрубать по одному пальцы. С ужасом, округлившимися глазами смотрел Ланкастер на свою белую холеную руку — на голубые прожилки на запястье, на коротко и аккуратно остриженные ногти.
Но не появлялось в руках палачей ни ножа, ни топора.
Из кармана палач достал булавку. Всего лишь обычную булавку. Приблизившись к Ланкастеру, он, навалившись грузным телом на руку, вонзил Ланкастеру острие булавки под ноготь мизинца.
— Аа-аа, — взвыл Ланкастер. Он и представить себе не мог, что на свете существует такая адская боль. Тело его тут же покрылось липкой испариной. Захотелось сжаться, превратиться во что-то маленькое и невидимое.
Изувер с улыбкой посмотрел на Ланкастера, а затем снова вонзил булавку под ноготь. Теперь это был средний палец…
Ланкастеру показалось, что сущность его испаряется в каком-то адском огне.
И тогда не он, Ланкастер, а кто-то другой, невидимый, о существовании которого Ланкастер и не подозревал, крикнул голосом Ланкастера:
— Не надо больше меня мучить… Скажу… Я все скажу…
— Говори, белая собака… — прозвучал откуда-то сверху теперь уже грозный голос Газифа. Не было теперь в голосе Газифа ни нежности, ни вежливости.
Пришлось сознаваться во всем.
О радиоактивных отходах, находящихся на сухогрузе…
О непосредственном начальстве, живущем на широкую ногу в Могадишо…
О подготовленных статьях…
Об истинной цели всего происходящего…
Сейчас, когда Ланкастер начал сознаваться во всем, ему с каждым словом становилось легче. И сейчас его главной заботой было не пропустить ничего важного, нужно было как можно быстрее освободиться от того, что принесло ему такую адскую боль…
Сейчас он ни о чем другом не думал: ни о фонде Торота, ни о Маккейне — все это как-то быстро и внезапно улетучилось под действием ужасной адской боли.
Газиф внимательно слушал Ланкастера. Постукивал пальцами по столу. Иногда он переспрашивал Ланкастера — уточнял адрес непосредственного начальства Ланкастера или номер телефона начальства, проживающего в Могадишо, которое, как понимал умный Газиф, имело уйму денег…
Ознакомительная версия.
