— Ты не почувствовал запаха?
— Какого запаха? — удивился Таррин.
— Такой, знаешь ли, легкий аромат гнили? Мне сказали, что если дело всплывет на поверхность, то здесь рухнут сами устои государства.
— Коррупция?
— Хуже. В глазах общественного мнения это станет новым делом «Профюмо», только раз в десять более тяжелым по последствиям.
— Черт!
— Может быть, именно поэтому Скотланд-Ярд не идет ни на какие компромиссы. Они, вероятно, кое-что пронюхали и теперь боятся, как бы дело не получило широкую огласку.
— Нет, не думаю, — поразмыслив, серьезно ответил Таррин. — Ребята из их уголовного розыска очень тщеславны. Им невыносима сама мысль, что весь этот бордель прихлопнешь ты, а не они.
— Ладно, оставим эту тему, — предложил Болан. — Чем я могу тебе помочь?
Таррин вытащил из кармана маленький блокнот, чирканул номер телефона и, вырвав страницу, протянул ее Болану.
— Позвони мне сегодня, если сможешь. Договоримся о встрече.
— Хорошо. А куда поехали все машины?
— В аэропорт. Прилетает Арни Кастильоне во главе целой армии охотников за премиями. Самолет прибывает в шесть часов утра. Стаччио настоял, чтобы мы прилетели раньше и попытались установить с тобой контакт. Но этой ночью здесь никого не было, и народ бесцельно слонялся из угла в угол.
— Ты сказал, что вы хотели прилететь раньше. Раньше чего, Лео?
Таррин усмехнулся.
— Раньше, чем начнется великое наступление, старик. Сначала мы, то есть мирная делегация, вступаем с тобой в переговоры. Арни приказано не вмешиваться в наши дела.
— Но относительно него у тебя есть какие-то сомнения?
— Таково общее впечатление. Тем не менее, нужно попробовать. Если хочешь знать, за Стаччио стоит авторитет большого совета, это уже дает определенные гарантии.
— Кастильоне тоже член «Коммиссионе».
— Верно, но ты же знаешь, сержант, что старик тебя на дух не переносит.
— Ничего, старые воины тоже умирают.
— Конечно, можно рассматривать проблему и с этой позиции, — согласился Таррин. — Я, к сожалению, не знаю всех деталей… Стаччио ревниво хранит свой план в тайне. Меня уполномочили найти тебя и договориться о встрече, вот и все. Может быть, имеет смысл выслушать его предложения. Возможно, проблема разрешится приемлемым для тебя образом.
— А кто тебе сказал, что я ищу какое-то решение?
По губам Таррина скользнула легкая усмешка.
— Да ладно, сержант, уж не собираешься ли ты воевать всю жизнь?
— Попробую, — ответил Болан, возвращая улыбку Таррину.
— Ну, это твое дело. Не мне давать тебе советы. Скажи лучше, чем я могу помочь?
— Мне нужна кое-какая информация.
— Если я в курсе. Спрашивай.
— Мне нужно, чтобы ты установил личность одного старика по имени Эдвин Чарльз. Возраст: лет семьдесят — семьдесят пять. Кажется, во время войны он был большой шишкой в службе связи с американской разведкой. Может, ты что-нибудь разузнаешь. Он умер этой ночью.
— Друг или враг?
— Надеюсь, ты скажешь мне это.
— Хорошо, я переговорю с Броньолой.
— Заодно наведи справки о майоре Мервине Стоуне. «Майор» — почетное звание, раньше он служил в армии, ныне в отставке. Кроме имени, я не знаю о нем ничего, но он как-то связан с покойным Чарльзом.
— Это важно?
— Несомненно. От этого зависит моя жизнь.
— Тогда я постараюсь все сделать побыстрее.
Таррин медленно перешел на другую сторону улицы, запер ворота и пошел к дому, насвистывая какую-то популярную мелодию. Болан проследил, как он вошел в дом, затем шагнул в густую черную тень и растворился в ней.
«Хороший полицейский», — подумал он. Этому полицейскому Мак желал долгих лет жизни. Но его шансы прожить их были столь же скромными, как и у самого Болана.
Когда Болан добрался до Расселл-сквера, уже начало светать. В некоторых окнах «Куинз Хауз» горел свет. Светилось и окно квартиры Энн Франклин. Из осторожности Болан тщательно осмотрел близлежащую территорию и только потом вошел в дом с черного хода. Дверь в кухню он открыл ключом, который Энн вручила ему вчера ночью.
Девушка терпеливо ждала его. Сидя на стуле прямо перед входной дверью, она держала в руках карабин «уэзерби», ствол которого едва не уткнулся Маку в живот. От тихонько прикрыл дверь.
— Вижу, что вы меня не забыли.
— Я не забыла вас, — холодно ответила она.
— Зачем вы взяли мой карабин?
— Я защищаюсь.
— От меня?
— От вас, — она кивнула головой.
Болан попытался улыбнуться, но улыбки не получилось.
— Вы мне позволите закурить?
— Если вы просите разрешения сунуть руку за борт пиджака, то нет.
Такой поворот событий нравился Болану все меньше и меньше.
— Послушайте, я устал и не в форме. У меня нет настроения играть в ваши игры. Кое-кто говорит, что у солдат ноги не болят. Это ложь. Со вчерашнего вечера я еще ни разу не присел, и мои ноги горят огнем. Что случилось?
— Благодарение Богу, ваши ноги меня не интересуют.
— Хорошо, пусть будет хуже моим ногам. Но подумайте про плечи. Особенно про то, в которое при отдаче постоянно бьет приклад автомата. Когда вы нажимаете на пусковой крючок, оружие вроде этого карабина, который вы, кстати, так неумело держите, наносит сильнейший удар, словно взбешенный бык. Мне доводилось видеть людей, которые покидали тир с переломом ключицы.
— Я умею обращаться с таким мощным оружием, — заявила Энн.
Болану совсем не понравился ее ледяной взгляд. И хотя его очень интересовало местонахождение майора Стоуна, он не стал спрашивать об этом девушку.
— Значит, вы владеете огнестрельным оружием. Могу поспорить, что вы упражнялись, стреляя по голубям.
Он печально покачал головой.
— Оружие, которое вы держите в руках, совсем не похоже на то, с чем вы имели дело раньше. Оно предназначено для того, чтобы поразить цель на расстоянии свыше километра. Чтобы убить на таком расстоянии, убойная сила пули должна достигать двух тонн. Представьте себе, какова сила отдачи у этого карабина — я ведь не зря приводил вам в качестве примера бешеного быка. Но это еще не все: сама пуля весит триста граммов и это говорит само за себя. «Уэзерби» создан для охоты на крупных животных, поэтому его пули при попадании, скажем, в носорога разрываются, причиняя ущерб, сравнимый со взрывом маленькой бомбы. Например, если вы выстрелите в меня с этого расстояния, то потом вам придется мыть весь потолок, стены и, может быть, часть прихожей. Если вы по-настоящему хотите крови, стреляйте мне в голову. Тогда вы увидите мои мозги практически на всех предметах в этой комнате. А вот если бы вы…
— Заткнитесь, — дрогнувшим голосом сказала Энн.
Она побледнела, и нервный тик стал подергивать ее правую щеку.
— Конечно, — продолжал Болан, — если бы вы и в самом деле хотели прикончить меня, то тогда вам следовало бы поставить на место магазин.
— Что?
— Магазин, что же еще. Ведь оружие-то нужно зарядить.
На ее лице застыло удивленное выражение.
— О-о… — только и сказала Энн, глядя на красавец карабин.
Болан подошел ближе и забрал оружие у нее из рук.
— Какая же я дура, — пробормотала девушка.
— Вовсе нет. На самом деле карабин заряжен. Это оружие не имеет магазина.
Мак потянул на себя затвор, и эжектор, щелкнув, выбросил длинный, устрашающего вида патрон. Блестящий предмет промелькнул перед самым лицом девушки и с глухим стуком упал на пол.
— Целый фауст-патрон, — пояснил Болан. — В действительности там гораздо больше трехсот граммов.
Энн рассматривала зловещий патрон, и на ее лице появилась гримаса плохо скрываемого отвращения.
— Вы знаете, — заметил Болан, — мне начинает надоедать ваша горстка чокнутых.
— Это очень заметно, — ответила она несчастным голосом.
— Что все это значит, вы мне можете ответить?
Нижняя губа у нее задрожала, и Маку показалось, что Энн вот-вот расплачется.
— Я же вам говорила, что Чарльз совершенно безобиден. У вас не было оснований убивать его. То, что вы сделали, чудовищно и непростительно жестоко…
Болан удивился до крайности.
— Послушайте меня хорошенько. Если вы считаете, что я убил несчастного старика, значит вы уже созрели для психиатрической больницы.
Мак отнес карабин в спальню и принялся вытаскивать свои вещи из шкафа. Он укладывал «уэзерби» в чехол, когда девушка возникла на пороге комнаты.
— Мак…
Он обернулся и равнодушно взглянул на нее. Она опустила глаза и подошла ближе к кровати. Точно так же она вела себя вчера, и Болан подумал, уж не специально ли?
— Хорошо. Возможно, вы имели право обвинить меня в смерти Чарльза, — внезапно сказал он. — Вы правы, я — убийца. Более того, этой ночью мне пришлось убить дюжину негодяев, а может, и все две, не знаю точно, я их уже давно не считаю. Но я не убиваю стариков. В том кругу, где я вращаюсь, это не принято. В вашем — может быть, не берусь судить.
