С этими словами я вышел из палаты и, кивнув, подросткам на прощание, пошел по коридору. Перед тем как покинуть стены больницы, я зашел в кабинет к Виктору Львовичу и договорился с ним о выписке Василия и о том, чтобы хирург два раза в день приезжал для осмотра раненого. Доктор вначале долго не соглашался выписывать Василия, но, получив от меня конверт с деньгами, быстро согласился.
Выйдя из больницы, я сел в машину и поехал на встречу с бывшим опером Гришей. По дороге я заехал в бар, где варили пиво, и купил несколько бутылей темного медового пива.
Гриша жил в частном доме на окраине города. Жил один. Жена от него ушла когда Гришу уволили с работы и он запил. Если бы у них были дети, то возможно, жена не ушла бы от Гриши. Но детей они не нажили, поэтому цепляться за бывшего мента, который стал пить по-черному и поднимать руку, жена Григория не стала, ушла от него.
Подъехав к дому Гриши, я посигналил несколько раз. Григорий вышел, а точнее выполз только через пятнадцать минут. Вид у него был потерянный и растрепанный — как после длительного застолья. Ничего не говоря, я поставил на капот машины полуторалитровую бутыль с пивом. Гриша радостно хрюкнул, схватил бутыль обеими руками и, резко свернув крышку, принялся жадно пить пиво. Гришин кадык судорожно дергался, пластиковая бутыль, опустошенная наполовину, смялась. Темное пиво лилось по подбородку, шее и груди бывшего мента. Когда полторашка опустела, Гриня обессиленно опустился на корточки и, достав сигарету, закурил. Я все это время стоял молча и ждал, когда мой собеседник придет в то благостное состояние, которое русский человек называет — опохмел.
— Ну что, полегчало? — равнодушно спросил я, после того как Захаров докурил сигарету.
— Уф! Не то слово! Как будто второй раз на свет родился! — умиротворенно произнес Григорий. — А ты чего хотел? Есть еще одно дельце?
— Ага. Надо провести небольшое расследование. Даже не расследование, а так — сбор информации.
— Какой информации? — заплетающимся языком, прошепелявил Гриша. Пиво попало на старые дрожжи, и похмелье начало плавно перетекать в очередной запой.
— Любой странной информации. Странными считаются те события, которые раньше в нашем городе не происходили. Понимаешь? Вот как то, что ты мне вчера рассказывал о партии ВОГов. Или все что касается татар! Возможно, в Керчь в последнее время прибыло много лиц кавказской национальности.
— И сколько платишь? — протянув руки ко второй бутылке, спросил Гриша.
— Не бойся, не обижу, — ответил я, забирая вторую бутыль с пивом с капота машины.
— А если у меня уже и так есть кое-какая информация? — спросил Захаров, не сводя глаз с полторашки с темным пивом.
— Рассказывай! — сказал я, ставя бутылку обратно на капот. Но из рук я полторашку так и не выпустил. Хотелось вначале услышать, что мне поведает бывший опер.
— Странность первая: конфискованную партию ВОГов даже оформить не успели — позвонило начальство из Симферополя и приказало сдать гранаты прибывшей группе. А ведь с момента задержания прошло всего полчаса. Понимаешь? Получается, что тот, кто сопровождал груз, успел связаться со своей «крышей» и рассказать о задержании. А группа эта уже находилась в городе, иначе никак не объяснить такой скорый их приезд. Они даже из Феодосии не успели бы доехать. Странность вторая: керченский «Беркут» в полном составе отправляется для обмена опытом в Западную Украину, во Львов. А к нам присылают роту львовского «Беркута». Ты прикинь, мы им двадцать бойцов, а они к нам почти сотню. Я бы еще понял, если сейчас было лето, а в апреле чего к нам ехать, море же еще холодное.
— И когда ты все это успел узнать?
— Вчера ночью, когда с бывшими коллегами бухал, — простодушно ответил Гриша, выдергивая, у меня из рук вторую бутылку с пивом.
— Ладно, Гриша, иди, надеюсь, что поставленную перед тобой задачу ты понял. Как что-нибудь узнаешь, сразу ко мне. И помни, по деньгам не обижу.
— Сделаю. Завтра к вечеру жди результата. — Захаров сделал несколько больших глотков и медленно поплелся в дом.
Я посмотрел на часы — восемнадцать двадцать пять. Через полчаса телефон братьев Патроховых будет включен на десять минут. Каждое воскресенье в семь часов вечера Витя или Гена Патроховы включали мобильный телефон и ждали условного сигнала. Для того чтобы включить телефон, братья уезжали от места, где обитали, на приличное расстояние. Все эти предосторожности и перестраховки нужны были из-за того, что братья Патроховы уже полгода находились в международном розыске. Самое интересное во всем этом, что Патроховы были обычными двадцатитрехлетними парнями, таких миллионы по всему миру. Патроховы не были террористами или серийными убийцами, они не украли миллионы долларов и не изнасиловали сотню девственниц-монашек. Они вообще ничего не сделали такого, за что их можно было объявлять в международный розыск. Все, что они сделали противозаконного, было то, что они заступились за девушку и немного побили пятерых парней, которые явно нарывались на неприятности. Ну а что еще можно было подумать о парнях, которые с пошлыми намеками стали приставать к девушке, идущей под руку с парнем, который носит куртку с гербом интерната. А сама девушка была не кем иным, как дочерью участкового. И все бы ничего, но пятерка пьяных «отморозков» прицепилась к девушке, избила ее парня, который попытался заступиться за подругу, и все это произошло на глазах у братьев Патроховых, воспитанников того же интерната.
Братья Патроховы выпустились из интерната пять лет назад. Это был самый первый при нас выпуск в интернате. Мы с Василием и Владимиром Серовыми, только начали работать в детском доме. Толком еще даже не успели развернуться. Единственное, что я помню о том выпуске, так это, что на торжественном собрании я клятвенно пообещал помогать всем воспитанникам интерната, с какой бы проблемой они ко мне не пришли. Еще помню, что после выпускного вечера ко мне подошли трое выпускников и захотели поговорить «за жизнь». По окончанию «разговора» у меня был сломан палец на правой руке и порван пиджак, а у выпускников были частично выбиты зубы и сломаны носы. Почему-то именно этот инцидент поднял мой авторитет в глазах воспитанников детского дома на небывалую высоту. Я потом только понял, что первые выпускники интерната больше ценили грубую физическую силу, чем нормальное общение «по душам». Но эту традицию нам все-таки удалось переломить. Последние выпуски воспитанников интерната очень сильно отличались от тех, первых. И отличались они в лучшую сторону.
Первый раз братья Патроховы обратились ко мне за помощью через три дня после выпускного. Попросили помочь с трудоустройством. Я им помог. Второй раз, они обратились за помощью почти через год — их работодатель хотел «повесить» на них недостачу. Я им опять помог — оба брата отправились служить по контракту в вооруженные силы Украины. После окончания первого контракта они уехали на год в Ирак, а потом — еще на год в Ливию.
Когда они вернулись обратно в Керчь, то я, честно говоря, их не узнал. Это были не те сопливые пацаны, которые пытались со мной поговорить «по-мужски» во дворе интерната. Теперь братья Патроховы были больше похожи на опасных хищников. Эдаких сытых тигров, которые знают себе цену и сами решают, кто станет их жертвой.
В первый же вечер пребывания в родном городе братья Патроховы стали свидетелями того, как пятеро пьяных мажоров, из числа приезжих, избили воспитанника интерната и пытались домогаться его девушку. То, что мажоры были приезжие, понятно было сразу — местным даже в самом страшном сне не могло прийти в голову цепляться к молодому парню, который носит на одежде герб интерната. Тем более когда этот парень гуляет с дочкой местного участкового. Но мажоры были не местные и не знали керченских реалий. Ну а братья Патроховы, в свою очередь, рассудили, что им точно ничего не будет, если они немного научат обидчиков правилам поведения. И все действительно закончилось бы хорошо для Гены и Вити Патроховых, если бы не родственные связи мажоров. Все пятеро мажоров приехали из столицы Крыма и были сыновьями депутатов и государственных чиновников из Симферополя. Трое из мажоров даже занимались каким-то из видов восточных единоборств, а у одного был травматический пистолет. Итог драки был неутешительный: все мажоры были доставлены в больницы с ранениями различной тяжести. У кого-то была сломана рука, у кого-то нога, почти у всех было сотрясение мозга и выбитые зубы. Обладателю «травматика» досталось больше всех — он получил три резиновые пули в филейную часть тела. Правда, Гена Патрохов стрелял с десяти метров, поэтому пули особого вреда здоровью мажора не нанесли. Больше всего у приезжих пострадала честь и репутация. Ну а уж какой шум поднялся, когда об инциденте узнали родители мажоров. В Керчь выехала специальная бригада следователей, которая пыталась найти виновников. Братья Патроховы были объявлены в розыск, и на них началась самая натуральная охота.
