Танцоры приблизились к Савелию, так что он мог запросто коснуться кого‑нибудь из них рукой, потом отступили на приличное расстояние, потом опять приблизились…
«Неужели я попал в лапы к чеченцам? Здесь уж пощады не дождешься! — с нарастающей злобой подумал Савелий. — А эти чучела дорого заплатят за мою жизнь».
Он собрал все свои силы и энергию, готовый в любую секунду кинуться в жестокую схватку, но «танцующие уродцы», как Бешеный мысленно обозвал их, больше к нему не приближались, держась на расстоянии в шесть–семь метров.
Внезапно музыка стихла. «Танцоры» разбились на пары, и Савелий увидел, что каждая из них имитирует бой в стиле одного из восточных единоборств. Пары бойцов по очереди приближались к нему, словно настойчиво приглашая его принять участие в их ритуале.
Понимая, что он далек от своей оптимальной формы и не успел до конца восстановиться после страшного удара по голове, и справиться с дюжиной превосходно тренированных бойцов ему будет крайне сложно, а скорее всего, просто невозможно, Бешеный не мог не принять брошенный ему с такой наглядной откровенностью вызов.
«Не догоню, так хоть согреюсь», — невесело подумал он.
И тут же сам себя успокоил: если бы его хотели просто убить или покалечить, давно бы это сделали, пока он был без сознания. Значит, у них другая цель. Какая? Это предстояло выяснить в честном бою. Но вот в честном ли, когда двенадцать на одного?
Нет никаких сомнений в том, что противник прекрасно знает о том, кто он. Не принять вызов — значит сдаться без боя, а для Савелия Говоркова, про прозвищу Бешеный, подобная ситуация была просто немыслима.
Савелий поднялся с матраса, стал спиной поближе к стене, чтобы не напали сзади, и принял боевую стойку.
От группы отделился один «уродец» и легким танцующим шагом направился к Савелию.
«Хоть не все на одного разом», — с облегчением вздохнул Бешеный.
«Уродец» выпрыгнул, намереваясь нанести Савелию удар ногами, но тот без особого труда увернулся и сам нанес удар «отсроченной смерти», от которого противник, к удивлению Бешеного, ловко ушел.
«А парень неплохо подготовлен», — не без уважения подумал Савелий.
Они покружили друг с другом минут семь, пытаясь нанести удары и уходя от них, но так и не коснулись тела соперника. Бешеный сразу понял, что перед ним весьма искусный боец, однако ему было далеко до того же самого Марселя. И если бы Савелий был в форме, он бы без особого труда справился с этим танцующим чертом. Даже сейчас можно было попытаться его успокоить, но что‑то подсказывало Савелию, что этого делать не стоит.
Почему‑то он был уверен, что пока ничего не угрожает его жизни, а потому не следует понапрасну растрачивать силы. Неожиданно пришло в голову, что с ним хочет потягаться силами каждый из этих двенадцати чертей.
«Ну, что ж, милости просим. Хотите поиграть, никаких возражений!» — с задором подумал про себя Бешеный.
Он сделал замысловатый пируэт, передразнивая одно из «па» их придурочного танца, и соперник это сразу понял. Он с криком бросился на Савелия, но тот легко увернулся и боец ощутимо ударился о стену. После чего «уродец», потирая ушибленное плечо, отскочил в сторону, а его место занял другой.
Вторая схватка также завершилась без прикосновения к сопернику. Аналогично получилось с третьим и четвертым противниками. Савелий без особого напряжения уходил от их атак, однако сам не сдерживался от того, чтобы достать кого‑то из них, по достоинству оценивая их умения: защищались они отменно.
В поединке с пятым противником Савелий решил немного изменить тактику и разыграть нечто подобное тому, что он сделал в той смертельной схватке с Марселем[3], до конца не раскрывая своих возможностей. Он нарочно пропустил не очень опасный удар, отпрыгнул и привалился спиной к холодной стене, изображая растерянность.
Однако противник не только не сделал попытки его добить, но и демонстративно отошел и присоединился к основной группе, позволяя Бешеному прийти в себя.
«Все ясно, — с облегчением подумал Савелий, — это своего рода тренировка. Они меня на вшивость проверяют».
Через пару минут он вновь принял боевую стойку. С шестым и седьмым бойцами ситуация практически повторилась. Они, будто специально демонстрируя ему свое мастерство, пытались нанести самые хитроумные и опасные удары, от которых он, иногда не без труда, уходил, но надо признать, что и его редкие попытки всерьез достать противников не всегда приводили к ожидаемому результату.
В конце концов Бешеному эти игры надоели. Он понял главную цель этих «уродцев» или того, кто за ними стоит, — доказать ему, что есть на земле сила, с которой ему, знаменитому Савелию Говоркову, не так‑то уж и просто справиться.
«Что ж, благодарю за намек! На досуге подумаю всерьез над полученными знаниями и будьте уверены, что в следующий раз я вас щадить не буду!» — В нем все сильнее и сильнее разрасталась злость.
Это совсем не входило в его планы. Характер мог заставить плюнуть на все и ринуться в полновесный бой. Савелий отлично понимал, что делать этого никак нельзя. И несмотря на то, что это претило его характеру непобедимого бойца, нужно было срочно изобретать какую‑то новую тактику.
Если он прекратит бой, изобразив усталость или травму, «уродцы» не будут его добивать, поскольку он признает свое поражение. Почему‑то показалось, что если он выиграет хотя бы один бой, то игры закончатся, но выиграть он должен «по очкам», не нанося сопернику серьезного урона. Так будет честно.
Усыпляя бдительность противников, Савелий пошел на хитрость и в схватках с восьмым и девятым «уродцами» сам был не только не активен, но и пропустил пару ударов. Пусть видят, что он постепенно выдыхается…
Зато в схватке с десятым Бешеный предстал во всей красе и умудрился нанести тому в прыжке удар ногами в плечо, от которого противник повалился навзничь, а Савелий демонстративно отошел к стене и привалился к ней, ощущая приятный холодок в спине.
В одиннадцатом поединке Бешеный опять намеренно пропустил два удара, один из которых оказался сильнее, чем он предполагал, и он вновь прислонился к ставшей уже почти родной стене.
Двенадцатый противник начал бой активно, и Савелию пришлось мобилизовать все свои силы, чтобы ему противостоять. Увернувшись от очередной атаки, Бешеный сделал вид, что опускается на одно колено. Противник ринулся на него, и тут Савелий, собрав все оставшиеся силы, неожиданно выпрыгнул и нанес тому увесистый удар ногами в грудь. Бешеный постарался точно выверить мощь удара, который свалил противника с ног, но не нанес ему серьезных увечий, ну, может, сломал пару–другую ребер. Последний «уродец» с трудом поднялся с пола и, держась за грудь, медленно побрел в своим товарищам.
Зазвучала печальная торжественная музыка, похожая на похоронный марш, распахнулась дверь, и на ее пороге возникла еще одна фигура в полосатом трико. Зал затаил яркий свет. Фигура медленно приближалась к Савелию, и он с некоторой оторопью увидел, что к нему идет живой… Марсель.
Конечно, Бешеный ни на минуту не усомнился, что это очередная маска или так умело наложенный грим. Но еще один поединок, да еще с таким бойцом, каким был Марсель, он может и не выдержать…
Фигура остановилась метрах в трех от Бешеного и застыла с руками, скрещенными на груди. В глазах «Марселя» Савелий прочитал одно чувство — ненависть. Эти «гляделки» продолжались минут пять. До Бешеного дошли и мысли «Марселя»:
«Так бы и разорвал тебя, грязный русский пес, на месте собственными руками, но нельзя…»
«Почему нельзя?» — удивился Савелий, но долго размышлять ему над этим не пришлось…
Под сводами подвала оглушительно и призывно прозвучали трубы. Савелий посмотрел на двери. По обе ее стороны стояли два гренадерского роста трубача в блестящих странных мундирах. При звуках трубы «уродцы» торопливо двинулись к двери и выстроились там в две шеренги, по шесть с каждой стороны. Пока Савелий разглядывал происходящее у двери, «Марсель» куда‑то исчез. Два амбала в шитых золотом голубых мундирах внесли громадное старинное кресло, над спинкой которого высилась небольшая серебряная корона, и бережно установили в центре зала, сами заняв места по бокам.
Вновь торжественно и громко запели трубы, и в зал быстрой походкой вошел среднего роста человек в длинной черной мантии. На голове его была белоснежная чалма. Он удобно устроился в кресле и только тогда поднял пронзительный взгляд своих черных глаз на Бешеного.
Вы можете подойти поближе, мсье Говорков, — с небольшим акцентом по–русски сказал он.
Не требовалось выдающегося ума, чтобы сообразить, что перед ним тот самый «гений без тормозов», по меткому определению Широши, тот самый пресловутый Анри Гиз, встречи с которым Бешеному лучше было бы избежать.
«Ну я и влип, — подумал Савелий, изобразив на своем лице удивление и некоторую даже растерянность. — Пусть себе воображает, что произвел неизгладимое впечатление на простодушного Бешеного».
