Ознакомительная версия.
Но когда палач в костюме, натянув перчатки и набирая содержимое ампулы в шприц, бросил взгляд на ее локоть, оценивая вены, она едва не лишилась чувств. А потом пришла радость – если она не выдержит и все расскажет, то они не станут мучить Андрея.
Когда мерзкое лицо безжалостного палача склонилось над ней и эти поросячьи глазки стали всматриваться в ее зрачки, она вдруг подумала о том, что Андрею, пожалуй, не хотелось бы, чтобы она что-то вспоминала и о чем-то рассказывала. И Маша дала себе слово вытерпеть все, что ей уготовано. Быть может, Андрей не потерял память, а просто играет, и тогда своим признанием она сломает ему всю игру. Но, боже, почему он так жесток… Неужели дело его стоит дороже ее боли?..
Когда игла впилась в ее кожу, она решила, что пришла смерть.
Некоторое время душа ее находилась в полном отрешении от происходящего, а потом вдруг выпорхнула из тела и стала подниматься вверх.
Удивительное дело… Ей вовсе не было больно. Ей было даже… приятно. Она впервые в жизни видела себя со стороны не в зеркале и не на экране видео. Она видела свое живое отражение, и ей пришло в голову, что, будь у нее достаточно денег, этот курносый носик можно было чуть поправить… Пластические хирурги нынче дорого стоят…
Но прошла еще минута или две – она не следила за временем, и неожиданно для себя Маша вдруг поняла, что пора уходить. И даже не жаль прощаться с этим красивым крепким телом, с Андреем и всем, что их связывало. Если верить ощущениям, то скоро они встретятся. И не будет больше ни страха, ни переживаний, ни разлук. Они обретут покой и благоденствие…
Ей пора. Осмотревшись по сторонам, Маша посмотрела наверх. Потолка не было. Легкий ветерок коснулся ее щек, шевельнул волосы, и она медленно, словно вагон метро, двинулась туда, где отчетливо виднелось оконце, освещенное светом…
Но что-то заставило ее остановить свое движение и повернуть назад. Сделать это было невыносимо трудно. Где-то там, впереди, она слышала голос маленького Артура Малькова. «Ты любишь меня?» – спрашивала далекая Маша. «Я не знаю», – отвечал ей Артур. О боже, как ей хотелось поскорее подняться и увидеть и Артурку, ростом с метр, и себя, совсем крошечную, в хлопчатобумажных колготках с сандалиями из дерматина!
Но она подумала, что это может подождать. Перед ней в режиме онлайн проносились видения прожитого. И раздолбай первый муж с бутылкой в руке и мутным взглядом, и соседская кошка, которую она приютила у себя в двадцать лет после смерти хозяйки, и Андрей, прижимающий к окровавленным губам Артура чистый лист бумаги. Как она могла забыть!.. У Андрея тут есть еще дела!
И она, взметнувшись над столом и всем миром, понеслась наверх…
Она видела каждый день своей жизни, живого отца, торопящегося ей навстречу, мать, которая была почему-то равной с ней по возрасту, она видела торт, который ела на свой день рождения, – такой большой, с семью желтыми цыплятами… И самое измазанное кремом лицо за столом было, конечно, у Артура.
Но вдруг она почувствовала удар по сердцу. Он резанул ее как ножом. Маша никогда бы не подумала, что душа может испытывать боль, отделясь от тела.
И еще больше удивилась, когда почувствовала толчки на том месте, где должно быть сердце. Разве у души может быть сердце? У души может быть только душа…
И сердце остановилось. Его не может быть у души. Оно в теле.
– Сволочи! – хрипел Мартынов, пытаясь вырваться из сковавших его пут. – Оставьте ее в покое!..
– Что за кейс, Мартенсон, – сипел над самым его ухом Вайс, налегши на русского американца всем телом. – Что за кейс?! У тебя был кейс? Что в нем находилось?! Какой мост?! Какие змеи?!
Дословный перевод Томсона его явно не устраивал. Ему нужна была правда. Но добиться от русского ее было, кажется, невозможно.
– Ты не потерял память, сукин сын! Ты лжешь! За десять миллионов я сам бы косил под юродивого!.. Томсон! Давай сюда нашего лекаря!..
Мартынов обезумел. В горячечном бреду девушка была бы, наверное, менее откровенна, чем в своих ощущениях скорой смерти. Кетамин – страшная вещь в руках медика. Он умеет анестезировать, а может и остановить сердце. И сейчас он налитыми кровью глазами смотрел, как невозмутимый «лепила» шприцем вводит женщине стимулятор сердечной деятельности.
Она сказала: «Я люблю тебя». Она хочет, чтобы он пришел к ней хотя бы в смерти, чтобы им никогда более не пришлось расстаться…
Он готов был дать отрубить себе руку, чтобы вспомнить хотя бы минуту, проведенную рядом с этой женщиной. Но память, эта верная все годы память отказывалась работать на воспроизведение, схватывая, как мозг младенца, и навсегда запечатлевая только текущие события. Девять дней жизни вылетели в трубу, туда, куда едва не умчалась эта невероятной красоты женщина.
Она сказала: «Кейс». Он помнит его, он летел с ним в Россию. Не тот ли это кейс, что он видел… находясь в бору у ордынского вокзала, ожидая людей Холода? Он видел ее, плачущую и двигающуюся по дороге. Она ведет к реке. То есть – к мосту. И она бросила в воду кейс?
Он знал, что в нем лежит, потому что лично укладывал содержимое перед отлетом из Америки. Данные на Мальковых, банковские реквизиты, формуляры, бланки для дактокарт… Вайсу нужен счет, куда он якобы перевел деньги. Хотя почему – якобы? – он явно перевел, если французский банк перечислил, а деньги Малькольму не поступили.
Эх, знать бы, почему впервые в своей практике службы на Малькольма он, Андрей Мартынов, солгал и завладел чужими деньгами!
Когда женщина задышала и освобожденные от скотча губы ее широко раскрылись, набирая в переполненные углекислотой легкие воздух, Мартынов вздохнул и откинулся на стуле.
Он был спокоен, когда к нему приближался убийца в очках, потому что знал наверняка – Маша говорила, потому что помнила и знала. Он же будет говорить, вероятно, много, но вряд ли восхитит этим ожидания Вайса.
Игла вошла в вену легко. Этот мерзавец хорошо знал свое дело…
– Что, взяли, придурки? Ниггеры долбаные, четверо рэперов на одного – это не по-нашенски, не по-сибирски! Нехорошо на русского пацана посреди Куинн ночью нападать!.. Чего сидим, рты раскрыли? Часы, деньги, перстни на землю!.. А теперь скидывай одежду, я пущу вас по 125-й стрит в одних трусах!.. Пусть копы разбираются… Жалуйтесь теперь куда хотите…
– А его нельзя заставить по теме говорить? – сказал Вайс Томилину, и тот перевел врачу.
– Это не флэш-карта, это кетамин, – перевел слова медика тот. – Его сознание само темы выбирает. Самые яркие из тех, что он помнит.
– И долго это будет продолжаться?
– Он говорит, что сердце у нашего героя крепкое, выдержит долго, – отводя взгляд от очкастого, сообщил Тимсон.
– Ну, тогда, пожалуй, подождем… – согласился Вайс. – Только скажи доктору, что, если его пациент нечаянно ноги протянет, я ему голову отрежу. И пусть за девчонкой на кровати присматривает…
Мартынов сидел на стуле с бледным, словно посыпанным пыльцой лицом и шевелил губами. С уст его срывались фразы, но ни одна из них так и не смогла заинтересовать Вайса настолько, насколько заинтересовала последняя, совершенно не относящаяся к делу, которым он занимался сейчас.
– The secretary Malckolm Sondra in comparison with Mrs. Wise… queen sprint… Same the long, long… on the crossed district is necessary…[6]
– Сукин сын! – побледнев не хуже испытуемого, взорвался Вайс. Схватив со стола стеклянную вазу, он размахнулся в сторону головы Мартынова, но в последний момент переменил решение и направил сосуд в стену. – Проклятый сукин сын!! Черт, черт!.. Черт!! Пусть скажет, когда и где! – Схватив летающую в поднебесье русскую душу за шиворот, он уставился в сторону доктора. – И сколько раз!..
– Шеф… – с укором пробормотал Уилки.
С трудом справившись с яростью, Вайс оттолкнул от себя ватное тело и быстро подошел к окну. Случилось неприятное. И дело даже не в том, что теперь о Рене Вайс, австралийке по происхождению, писаной красавице и супруге Фитцджеральда Вайса, пойдут разговоры. Проблема в том, что он, Вайс, стал кровником Мартынова. Профессионал своего дела, он прекрасно понимал, что значит личная неприязнь в бизнесе. Теперь же выходило, что Мартынов его кровный враг. Фитцджеральд Вайс уже давно хотел распрощаться со своей Рене, уж слишком она была открыта для общества «Хэммет Старс». И только что выяснилось, что открыта она была даже более того, что выводило из себя Вайса.
Заставив себя успокоиться и разумно рассудив, что он долго искал поводы для развода и теперь нет необходимости мучить себя поисками таковых, он закурил и с улыбкой на лице развернулся к комнате.
– Уложите его на кровать напротив. Через час они придут в себя, и мы отправимся туда, откуда только что приехали. Будь проклята эта российская глубинка…
Когда Вайс говорил о том, что Маша и Мартынов будут в состоянии мыслить, он не подозревал, что это произойдет очень скоро. Точнее, он не подозревал, что так скоро очнется Мартынов. Но не минуло и получаса, как тот стал слышать разговоры в реальном времени. Не торопясь открывать глаза, он лежал и слушал, о чем говорят в номере. Еще через полчаса, когда ему стал понятен маршрут и цель предстоящего путешествия, он попросил воды и распахнул веки.
Ознакомительная версия.
