контингенты, но они точно были весьма скромные по количеству. То есть в том, что мы знаем, расхождения примерно в семь раз. А когда начинаются свидетельства очевидцев о битвах — это такая, весьма витиеватая вязь впечатлений, страха и предрассудков людей того времени. Но, к счастью, коняшками пользовались и в более поздние периоды, когда эпистолярный жанр был, с одной стороны более развит, а с другой — в силу большого охвата, врать как Мюнхаузен, уже было чревато репутационными потерями. Речь идет о Наполеоновских войнах.
Короче, цитирую по книге Джека Коггинса, «Эволюция вооружения в Европе».
"…Лишь в одном-единственном случае в ходе войны на Пиренейском полуострове должным образом сформированный строй пехоты, доселе не раз отражавший атаки конницы, был ею прорван. На следующее утро после сражения при Саламанке два французских батальона были построены в каре на хорошей позиции в открытом поле, на склоне с легким уклоном. Здесь они были атакованы тяжеловооруженными драгунами из Королевского германского легиона, которых французский генерал Фой называл лучшими из кавалеристов, которых ему приходилось когда-либо видеть. Залп французов нанес изрядный урон атакующим, и атака, вероятно, была бы отбита, но одна смертельно раненная лошадь, неся на себе уже мертвого драгуна, последним усилием перепрыгнула через припавших на одно колено для выстрела пехотинцев первой шеренги. Упав на землю, она принялась биться и лягаться в смертельной агонии и сбила на землю полдюжины человек, проделав в строю брешь, через которую тут же прорвался конный офицер, ведя за собой клин конных драгун. Строй был разрушен, каре дрогнуло, большинство солдат просто побросали оружие на землю.
Солдаты во втором каре, потрясенные зрелищем уничтожения своих друзей из первого батальона, изготовились к стрельбе. Огонь, которым они встретили атакующих их строй драгун, был неистов, но все же первая шеренга каре была смята, а спустя несколько минут и со вторым батальоном все было покончено.
Свидетельством тому, что до того, как произошел инцидент с лошадью, первый батальон упорно оборонялся, стали пятьдесят четыре погибших драгуна из числа нападавших и шестьдесят два раненых из общего числа в семьсот человек."
Офицер драгунской бригады Томкинсон, бывший свидетелем этого инцидента с лошадью, написал о полке британской пехоты следующее:
«Они были атакованы внезапно, и им пришлось выстроиться в каре, не теряя времени, прямо в пшеничном поле. Враг отважно атаковал их, но они встретили его столь хладнокровно и в таком образцовом строю, что было невозможно прорвать его, лишь только главными силами (что было вещью неслыханной; пехота либо ломала строй еще до того, как кавалерия приближалась, либо конников отбрасывал огонь пехотинцев). Для пехотинцев всегда представляется ужасным зрелищем вид несущейся на них на полном галопе кавалерии: солдаты в строю часто начинают пытаться укрыться за спинами своих товарищей, и этим начинается паника. Она же не дает им встретить кавалерию залповым огнем. Кавалеристы же видят все это, и начинающаяся паника побуждает их пришпоривать своих коней, а это повышает вероятность того, что им удастся прорвать строй и прорубиться внутрь каре, тогда уже все заканчивается за несколько минут. Если строй пехоты прорван, тогда у нее уже не остаётся никаких шансов на спасение. Но если она будет держать строй, то кавалерии почти невероятно добиться успеха против пехоты; и все же я всегда был настороже, командуя пехотинцами, которых атаковывала кавалерия, поскольку мне уже приходилось видеть, как самые лучшие части боялись кавалерии куда больше, чем всего прочего».
Я приведу только один пример, потому как не хочу вас грузить, а остальные источники обычно повторяют показания Томкинсона. Самые тертые, побывавшие в огненном шквале ветераны, из раза в раз, в своих воспоминаниях отмечают что нет «ничего страшнее» чем оказаться перед кавалерийской атакой. Многие даже подчеркивают, при выборе позиции, шанс попасть под артиллерийский обстрел предпочтительнее, чем дать врагу возможность внезапной кавалерийской атаки!
Как по мне, так зрелище ядра, убивающего в соседней шеренге семерых человек, первому отрывая голову, а последнему ноги — наверно достаточно жуткое, что бы не боятся после такого бегающую конину. Но нет. Люди у которых было сомнительное удовольствие сравнивать, однозначно срались от зрелища приближающихся коняшек больше, чем от человеческого фарша в который внезапно превращались соседи по строю.
Странно, но ладно.
Но это только с одной стороны. Многие историки сейчас соглашаются, что львиная доля успеха средневековой кавалерии лежит в плоскости психологии.
А с другой, чисто физической, стороны — те коники на которых ездили суровые кирасиры наполеоновских войн, вовсе не были похожи на тех рыцарских дестрие, что были в ходу у средневековых отморозков.
То есть вот эта сцена, где уже убитая лошадь разломала строй — вообще норма для средневековых сражений. По источникам, эти милые средневековые коняшки, (которых мы часто, в отличии от людей, знаем по именам — например конь Карла звался Марсо), вели себя несколько иначе, чем мы привыкли. Убить на охоте пару охотничьих собак? Да постоянно. Загрызть конюха? Бывает. Реально обыденная ситуация, господа графы постоянно жалуются в письмах к друзьям или родне, что их боевые лошадки убили либо конюха, либо пажа, либо любимую собаку. Кому не повезло, в общем. Не кони, а абсолютно отмороженные твари, вообще мало похожие на травоядных. Ну и да, эти лошадки похоже реально с разбегу вламывались в строй солдат, ломая копья. Поэтому утверждение «лошадь никогда не пойдет на строй злых мужиков с острыми железяками» — абсолютно верно для тех лошадок, которых мы знаем. А вот боевые кони — вполне себе шли. И даже вламывались. При этом активно кусаясь и лягаясь. Добавим коникам доспехи, помножим на злобного мужика сверху коника, и чуть менее злобных в авангарде, но тоже на кониках — короче, смешная хохмочка с деревянными кольями, которую сыграл Мелл Гибсон с англичанами в «Храбром Сердце» — в реальности не сработала бы никак. Поломали бы они его древесину, и порубали бы всех.
Есть нарративные источники (то есть правдивость под сомнением) что рыцари в ударе проламывали не то, что пеший строй, но даже деревянные частоколы, опрокидывали боевые телеги гуситов, и прочее плохо вкопанное. В общем, если хочешь остановить такое зверство, надлежит вооружиться не просто деревяшкой. Швицы вложились в научный шпионаж, и разработали длинную пику — привет македонцам.
Штуковина эта была очень длинная, очень тяжелая, и абсолютно неэффективна, если подумать. То есть, если ты пикинер — ты просто тихонько идешь по полю, неся своё орудие перпендикулярно земле. Оно тяжелое, капец, как минимум килограмма 3,5. Но скорее всего у швицев были в разы тяжелее. По сути, это как с грифом от штанги ходить. Ну час, ну два, а если целый день? Руки наверно просто отваливались. По сигналу ты втыкаешь нижний конец пики в землю, по возможности поглубже, а верхний, с массивным наконечником, опускаешь под углом в 30–35 градусов, в сторону противника. Так как строй плотный, то твой противник очевидно с той стороны, где нет злобных братских рож. Придавливаешь ногой нижний конец, что бы он из земли не выскочил, и стоишь так в раскорячку, пока все не кончится. Ткнуть не дружественного юнита, или еще чего отчудить — не реально. Пика слишком тяжелая, максимум что ты можешь — удерживать её обеими руками, изредка угрожающе поводя из стороны в сторону. Примерно как членом, когда на стену писаешь.
При этом, разумеется все пули и стрелы твои. Поэтому, что бы ты хоть немного дольше стоял с этой пикой по краям баталии (других то таких дураков еще поискать придется) города довольно быстро стали заказывать комплекты дешевых доспехов. И баталии швицев стремительно покрылись железом.
И все эти изыски с пиками разной длинны, сложным строем с вкраплением мечников и алебардщиков, кстати — тоже можете оставить для влажных фантазий людей без практического опыта. Или для тех кто уже лет десять воюет. Ну просто нереально обучить хитрым перестроениям средневековых парней, чье основное занятие девок тискать да брюкву полоть. Да и в запасе, как правило, не было полугода на курс молодого бойца. Да и курсы такие только предстояло
