Механик прервал рассказ, чтобы переобуться в стоптанные черные форменные ботинки. Оранжевые сапоги так и остались стоять посередине комнаты в луже стекающей грязи.
— Рядом с заводом располагался военторговский магазин, — продолжил рассказчик. — Я частенько заходил туда за продуктами. Как-то само самой и подружился с продавщицей. Одинокая женщина, разведена, на руках десятилетний сын. Начали встречаться. Молодежь бы назвала это гостевым браком. Обязательствами мы себя не обременяли, а о любви и не задумывались. Но ее душевность и простота, уважение моего мужского достоинства как-то сразу расположили к ней. Она ни разу не упрекнула за пьянство, а лишь говорила — ты сегодня пришел пьяный, я тебе постелю на кухне.
В какой-то момент я понял, что пора выключать механизм самоуничтожения. Конечно, трудно сказать, когда и где завершилась бы моя жизнь без ее поддержки. Мне нужно было любыми путями покинуть Приморье, сменить обстановку. Не без ее помощи поговорили с нашим начальником политотдела. Вскоре меня перевели на Северный флот, в город морской славы Полярный. Назначили командиром роты в те же краснознаменные, овеянные судимостями и признаками бесперспективности военно-строительные части. Правда, из-за особых климатических условий здесь год идет за полтора. Важная привилегия.
Глубоко вздохнув, он положил правую ладонь на карман рабочей куртки в области сердца и продолжил:
— Квартиру при увольнении получаю из фонда строительных организаций практически в любом уголке Союза.
Поймав вопросительный взгляд Алексея, брошенный на его погоны, ответил:
— Звание капитана буду носить вечно. Представление на очередное командиры аннулировали уже раза три. Последний раз в прошлом году, когда пьяные дембеля-дагестанцы пытались сбросить ломами символ Полярного, тот самый валун на сопке, что в центре города. Представляешь, если бы им это удалось!.. Он бы раздавил нашу часть и еще полгорода в придачу! Да и главком уж больно любил этот самый камень. Старожилы говорят, здесь во время войны молодые офицеры назначали свидания с любимыми женщинами. Сопка крутая на подъем, политотдельцы не доберутся, думали ребята. Лучше бы они этот камень сдвинули, хотя зачем желать греха? Под ним же могли погибнуть люди. В общем, потужились джигиты, потужились, но даже пошевелить его не смогли. Да и что они с ломами могли сделать? На самом-то деле ребята просто шутили. А командиры решили, что произошло ЧП. Происшествие. Вот так меня лишили перспективы когда-нибудь стать старшим офицером. Хорошо хоть не уволили, а дали дослужить до пенсии. В личном плане ко мне не придерешься. Я же не пью. Через полгода у меня как раз будет двадцать пять лет выслуги. Все. На этом службу и закончу. Пойду в народное хозяйство.
Чувствовалось, что ему нужно было выговориться. Но комроты заметил, что собеседник спешит. Тогда он со скрежетом открыл дверцу огромного чугунного сейфа и выволок, как из пасти крокодила, длинную железную цепь.
— Вот эти самые кандалы. Просто цепь. Я ведь его для виду привязывал на ночь к кровати, в назидание другим. Как с этим стадом бороться? Ведь они работают на стройках вместе с гражданскими, бесконтрольно шляются по городу, пьют, воруют, насилуют. Знаешь, три дня назад пришел один солдатик ремонт делать к одинокой женщине. Сейчас под следствием находится за изнасилование. Может, не хотела расплачиваться, а ребята за правду намертво стоят. С гор же только вчера спустились. И так что-нибудь да происходит каждый день. А мне бы лишь до пенсии дотянуть.
Алексею изрядно надоело слушать рассказ о трудностях стройбатовской службы. Его откровения сострадания не вызывали. С неудачником общаться неинтересно, сам выбрал такой путь. Жалость лишь расслабляет человека, а борьба закаляет. Кто-то и сходит с дистанции, но в итоге службу, как и женщину, создает мужчина. Настоящий, не разомлевший от жалости ко всему живому на земле.
— Выброси ты эту цепь. Прямо сейчас, при мне. Ничего я докладывать наверх не буду. Надеюсь, потихонечку дотянешь до пенсии, осталось-то — начать да кончить. Помнишь, как в песне: «Ковыляй потихонечку…»
Они обнялись, как старые друзья, а «механик» подарил ему на память тот самый валун в черном цвете на сувенирной подставке.
Глава девятая
Новые обстоятельства
Алексей вышел из кабинета начальника Управления воспитательной работы ВС РФ, получив на руки служебное задание на командировку в Республику Таджикистан. За месяц нужно было организовать поступление с места объективной информации о событиях в республике. Гражданская война только что закончилась. Тем не менее бандформирования продолжали наносить удары по правительственным войскам, но не в центре республики, а в основном с территории Афганистана. Границу держали российские пограничники при боевой поддержке 201-й мотострелковой дивизии российских Вооруженных сил. Боестолкновения происходили практически еженедельно, режим постоянной боеготовности на заставах становился обыденным. Наверное, по этой причине о многих стычках широкой общественности ничего не было известно.
Алексей должен был объехать наши погранотряды, изучить реальную обстановку, настроения местного населения, моральный климат в таджикской армии. Уже тогда речь шла о возможной замене российских пограничников на местных стражей границы.
Военный борт улетал через три дня. Однако предстоящее служебное задание его сегодня не очень-то и волновало. Голова была забита совсем другими делами. Главное — купить домой необходимые продукты. В то время основным способом пропитания для действующих офицеров был продовольственный паек. Тушенка «великая китайская стена», консервы из кабачков, крупы и мука с «червячком» — таким скудным был продовольственный натуральный пакет месячного выживания. Дефицит послевоенных годов на некоторое время вернулся. Именно он дал основной сигнал мыслящим офицерам о бесперспективности дальнейшего продолжения военной службы в новой Российской армии.
Алексей понимал, что в обстановке, когда каждый заботится о своем выживании, помощи в случае неприятностей ждать неоткуда. Правда, его прямой начальник по службе, генерал-полковник Аров, при инструктаже записал его домашний адрес. На прощание по-товарищески обнял и искренне напутствовал: «Думай в первую очередь о своей безопасности. Знай, ты нужен сыну, жене и своим боевым товарищам живой и невредимый».
Главное управление воспитательной работы Вооруженных сил, где он служил, переведясь из Главного штаба ВМФ, располагалось на улице Маршала Шапошникова, что в самом начале Гоголевского бульвара. Строилось оно советским архитектором Л. В. Рудневым для Наркомата обороны. Монументальное и величественное здание походило на огромный сухопутный крейсер. Многоэтажная башня, поднимавшаяся над постройками, напоминала рубку военного корабля. Существовала легенда, что первыми здесь разместились военные моряки. Вход скрывали помпезные колонны. Крыльцо, как и само здание, олицетворяло мощь и неприступность режима, да и самой Советской армии.
Внутри дом походил на мрачный каземат средневековой крепости. Огромные окна, высоченные потолки, широкая чугунная лестница и серые безжизненные стены. В советское время здесь располагалось Главное политическое управление Советской Армии и Военно-морского флота. Комиссары, а позже политработники еще тогда пытались скрыть мрачность помещения многочисленными ковровыми дорожками и развешанными по стенам картинами художников военной студии имени Грекова. Но эти уловки не помогли Главпуру, так его кратко называли со сталинских времен, избавиться от символа контрольного органа Компартии в Вооруженных силах и ее карающего меча. Дух комиссара Л. С. Мехлиса, бывшего начальника Главного политического управления СА и ВМФ в начале Великой Отечественной войны, незримо витал в его широких коридорах. Одержимый манией видеть везде врагов, Мехлис бесцеремонно вмешивался в действия командиров. Как говорил о нем Н. С. Хрущев в своих воспоминаниях, «это был воистину честнейший человек, но кое в чем сумасшедший».
Созданная и многократно усиленная за многие годы советской власти паутина организационных и общественных структур не смогла быстро разрушиться даже под ударами воспитанника системы, генерала Главпура Д. А. Волкогонова[40]. Новый же начальник военных воспитателей повел политику на частичное сохранение бывших, но модернизированных структур работы с людьми. Именно он впервые за шесть лет «демократического» развала отремонтировал внутренние помещения здания, частично восстановил былое великолепие грозы нарушителей коммунистической нравственности и морали. А тем, что остановил шельмование политработников, заслужил в войсках авторитет. Воспитательные структуры в то время подвергались огульной критике, так как сопоставлялись с самой Компартией. Их авторитет и структуру последовательно уничтожали, но для «демократов» основной целью служили подготовленные в советское время кадры. С них они и начали «перестройку». Сокращали, унижали переименованием в психологов, навязывали проходить курсы социального работника. Но генерал Аров, в прошлом сам комсомольский работник, сумел доказать, что прокладка между солдатом и командиром — не выдумка коммунистов, а необходимая реальность. К тому же проверенная в годы Великой Отечественной войны и в «горячих точках».
