— Хрен его знает, может, еще где-то выход на поверхность есть. Перед забором, допустим.
— Его сыскари нашли бы наверняка, — сказал Гребешок уверенно. — И кровь на траве осталась бы. Раз она на крапиве была, значит, вся не стекла, пока тащили. По-моему, надо обязательно еще раз слазить в подземелье.
— А зачем? — хмыкнул Сэнсей. — Ворон больше напирал на коробку. Мы ее нашли. Ростик нам не сват и не брат; порезали его на кусочки — значит, судьба такая. Мы его убийц искать не нанимались, клятву отомстить под красным знаменем не давали. Пусть менты шуруют, им за это зарплату платят. Кстати, если мы слишком часто будем вокруг парка маячить, они ведь и на нас подумать могут. В подземельях, если на то пошло, кое-где наши подметки могли следы оставить. На фига нам это надо? Тем более что коробка нашлась. В общем, иди-ка ты в баню, мойся-грейся, переодевайся в сухое, чтобы от тебя сортиром не воняло, и ложись спать. До полудня не разбудим.
— Ладно, — зевнул Гребешок, — другой бы спорить стал, драться полез, а я подчиняюсь, слушаюсь и повинуюсь.
Гребешок покинул помещение не совсем твердыми шагами: на голодный желудок водочка и в малой дозе его разморила. Сэнсей посмотрел ему вслед с откровенной завистью, потому что позволить себе сразу же заснуть, не уведомив Ворона о находке Гребешка, не мог. Глупо будить шефа в пять утра, вряд ли он сейчас бдит, скорее всего дрыхнет, наслаждаясь утренним покоем. А может, и нет, усмиряет утреннюю эрекцию с какой-нибудь дежурной бабой. И осерчает, если Сэнсей ему сексуальный кайф поломает. Впрочем, вряд ли Ворона станут к телефону звать, чтобы сообщить это приятное известие. Скажут: «Передадим, как проснется, не напрягайся». Тем не менее, Сэнсей знал, что ежели сейчас завалится спать, то промается и проворочается не один час, а заснуть так и не сумеет. Будет зудеть в голове и на сердце свеженькая информация. Поэтому, чтобы спихнуть камень с души, он набрал номер телефона.
Ответил, конечно, не Ворон.
— Алло! Кому не спится в ночь тихую? — значит, попал куда надо. Петухи еще не пели.
— Привет для тестя, — сказал Сэнсей условную фразу. — Большой и горячий.
Это означало, что к телефону желательно подозвать самого Ворона.
— Подожди малость, — велели из трубки. Сэнсей подождал минуты две-три и неожиданно для себя услышал строгий, чуть-чуть сонный голос Ворона:
— Здорово, зять! Есть чего взять?
— Сходил туда, не знаю куда, нашел то, не знаю что.
— Серьезно? — недоверчиво спросил Ворон.
— Как штык.
— Жди. Скоро буду.
Трубка запищала короткими гудками, а Сэнсей горестно вздохнул. «Скоро» означало, что Ворон приедет минимум через полчаса. Подремать, конечно, толком не удастся. К тому же неизвестно, насколько затянется беседа. И чем она кончится, тоже не очень ясно.
Сэнсей прикорнул было в кресле, но задремать так и не успел. Уже через двадцать минут — во скорость-то! — послышались требовательные гудки у ворот «Куропатки». Стряхнув с себя сонливость, Сэнсей спустился на первый этаж и встретил босса у дверей.
— Привет, — Ворон подал руку, Сэнсей ее почтительно пожал.
Бодигарды Ворона остались при машине, бросая по сторонам злые от недосыпу взгляды. Наверх с хозяином поднялись, лишь двое, да и те остались с внешней стороны дверей кабинета.
— Показывай, — без долгих преамбул потребовал Ворон, усаживаясь в кресло.
Сэнсей молча вынул из пакета коробку и положил на стол.
— Открывай, — насупился Ворон, явно отчего-то волнуясь. Сэнсей, в отличие от Гребешка, никакими подозрениями насчет того, что в картонном кубике может быть мина, не мучился. Он ободрал с ребер коробки скотч, повертел коробку в руках, нашел картонный клапан с «язычком» и открыл. Из картонной упаковки на стол вытряхнулась жестяная банка-кубик, ничем не украшенная, но и не ржавая, наглухо запаянная со всех сторон. Внутри ничего не булькало, не шелестело и не гремело, но весила банка не меньше килограмма, то есть явно была чем-то заполнена.
— Похоже, что она… — с плохо скрываемым волнением пробормотал Ворон.
— Жестянку открывать будем? — поинтересовался Сэнсей.
— Подожди малость, — остановил его Ворон, взял кубик в руки и стал внимательно разглядывать. На одной из граней на мутно-зеркальной поверхности жести Ворон углядел какой-то значок, выцарапанный с помощью слесарной чертилки, достал из внутреннего кармана пиджака здоровенную раздвижную лупу и стал этот значок рассматривать. Потом еще более тщательно изучил все паяные швы на коробке. Должно быть, пытался определить, не вскрывал ли ее кто-нибудь.
— Ну ладно… — Ворон убрал лупу в карман и положил коробку в пакет. — А теперь рассказывай, как вы ее взяли, и вообще все, что разнюхали.
Сэнсею показалось странноватым, что Ворон не стал открывать коробку и интересоваться ее содержимым. Тем не менее настаивать на вскрытии он не стал. Прежде всего потому, что там могло действительно оказаться не то, что требовалось Ворону, а во-вторых, потому, что, быть может, ни ему, ни даже самому Ворону и знать не следовало, что лежит в коробке. Потому что много знать в таких делах очень вредно для здоровья. Именно поэтому Сэнсею не очень понравилась та часть вопроса, в которой Ворон потребовал рассказать «вообще все, что разнюхали». Вполне могло получиться так, что Ворону объем знаний куропаткинцев мог показаться слишком большим или вообще излишним. А это могло повлечь за собой далеко идущие и очень неприятные последствия.
Тем не менее, Сэнсей решил все же ничего не утаивать. В том числе и такие острые моменты, как перестрелка в квартире Сергачевой, и подробности ночной экспедиции по береговским катакомбам. Конечно, о последней лучше было расспросить Гребешка с Агафоном, но им еще чин не позволял общаться с таким тузом, как Ворон.
Наверно, если бы Сэнсей не был таким уставшим и не ощущал большого желания поспать, то волновался бы гораздо больше, чем заставил бы Ворона подозревать его в недоговорках и в неискренности. Но усталость вызвала у Сэнсея безграничный пофигизм к собственной судьбе. В принципе ему наплевать, если бы Ворон по завершении рассказа грохнул его из личного оружия. Правда, он хорошо знал, что здесь, на оптовой базе, Ворон на такое не решится, ведь тогда никакие телохранители не помогут ему сохранить свое здоровье целым и невредимым. Сэнсей хорошо знал своих парней, среди которых было полно бывших курбашистов и фроловцев, весьма недовольных тем, что Сэнсей подчиняется неведомо откуда взявшемуся Ворону. Общепризнанного лидера у них, правда, не было, но то, что таковой не найдется, никто гарантировать не мог. Например, тот же Агафон при определенных условиях или даже Гребешок вполне могли повести народ на борьбу. В коммерческо-финансовых делах они, правда, ни шиша не смыслили, но в силовых делах кое-что соображали. Сорок головорезов с двумя-тремя стволами на брата, включая всякие там «мухи» и «шмели», могли самым серьезным образом изменить поголовье преступного мира, перетасовать все карты в давно разложенном пасьянсе и вызвать кучу осложнений в отношениях областных воротил на всероссийской, эсэнгэвской и даже мировой арене.
Поэтому лучшего успокоителя горячих голов, чем Сэнсей, для «Куропатки» было трудно придумать. И Ворон, несмотря на весь свой понт, хорошо это знал.
Впрочем, стрелять в Сэнсея после завершения отчетного доклада он не стал. Слушал он, конечно, внимательно, хотя связность сэнсеевского рассказа оставляла желать лучшего, вопросов не задавал. Кое-что из того, о чем тот говорил, Ворон уже знал из других источников.
Закончив, Сэнсей перевел дух и почувствовал облегчение, будто закоренелый грешник после исповеди. Ворон выдержал минутную паузу, чтобы окончательно расставить по местам все полученные сведения, и произнес мрачноватым тоном:
— Молодцы! Если в коробке действительно то, что надо москвичам, внакладе не останешься. Весенняя история с Фролом замажется только так. Сможешь хорошее место на этом свете подыскать, пожить без возни и нервотрепки. Если тут не то окажется, а что именно должно быть, если по-честному, я и сам не знаю, к нам будет много вопросов. Ко мне поменьше, к тебе побольше. Мне ответить на них будет проще, поскольку коробку я получил от тебя. Если ты случайно на обманку клюнул или этот твой Петушок-Гребешок — один разговор. Если вас кто-то купил, чтобы впарить эту туфту, — другой. Должен сам понимать, что и как может быть. Поэтому на всякий случай еще разок все проверь и уточни. Чтобы быть во всеоружии, как говорится. Уловил?
— Так точно. Могу сразу сказать, что я к этой коробке первый раз прикоснулся уже после твоего прихода. Мне лишние знания тоже ни к чему, и без того башка пухнет.
— Приятно слышать. Теперь об истории с Наташей Сергачевой. Очень все шумно вышло. Два трупа и трое раненых. Сама Сергачева в реанимации с осколочным ранением сердечной сумки. А те четверо, кто к ней заходили, — из лавровской конторы. Муж маленько задолжал, «лимонов» пятьдесят. Все должно было быть без проблем, он даже жене купюры оставил на этот случай. Теперь Лавровка считает, что это он фейерверк организовал. Тех двоих, что живы, упаковали в больничку при СИЗО, поскольку нашли при пушках. Очень активно показания дают. Само собой, не себе во вред. Если эта сучка выживет, еще добавит. Кроме того, уборщица довольно точно твоих бойцов описала. Пока ее показания только у ментов есть, но могут и к лавровским попасть, если пожадничаешь. Я лично эту отсебятину за свой счет не числю.
