У подножья обросших мидиями гряд, на глубине 30 – 32 метров, ржавели останки затонувших пароходов, катеров и шхун, которые не достигли берега. Среди них было множество человеческих скелетов. Акулы, шныряющие над ними, выглядели здесь особенно зловеще и таинственно. Им было чем поживиться в заливе. Каменные лабиринты кишели кальмарами, осьминогами, трепангами, гигантскими бычками, прозванными за жуткую наружность морскими чертями. Бычки обладали повадками ворон или стервятников, жадно пожирая объедки, оставленные акулами. Их выпученные глаза служили исключительно для того, чтобы отыскивать добычу и хватать ее.
Безжалостная, неуемная алчность являлась отличительной особенностью всех обитателей моря. Все они одновременно были охотниками и объектами охоты. Романтические названия – такие как актинии, кукумарии или голотурии – казались неуместными в этом царстве жестокости и боли. Их придумали люди, а природа позаботилась о том, чтобы ее чада выглядели пышно, ярко и нарядно. На быстротечном карнавале смерти спешили блеснуть все без исключения. Нежно и немножечко непристойно розовели гребешки Свифта, там и сям развевались жемчужные биссусные нити, сверкали шерифскими звездами золотистые пятиконечные патирии, отливали зеленым глянцем нежно-коричневые трепанги, мельтешили оранжевые мешочки асцидий, пылесосящих песок. Даже распоследний морской еж, слизывающий с камней слизь, был вовсе не таким черным, каким изображается на картинках в энциклопедиях. Его угольная раскраска мерцала десятками оттенков – от бирюзового до огненного. По латыни это существо именовалось стронгилоцентротус нудис – невооруженный, голый морской еж. Тот, кто окрестил его так, должно быть, никогда не имел дела с острыми иглами, способными не только проткнуть руку любопытного исследователя, но и надолго засесть под кожей, вызывая нарывы и лихорадку.
Многие, очень многие обитатели моря таили в себе яд, скалили зубы, разевали бездонные пасти, распускали щупальца, пускали в ход шипы, присоски, рвали, кусали, впивались, вгрызались, били разрядами электрического тока, жалили, заглатывали, переваривали жертв заживо… И все же самые страшные хищники водились не в морской пучине. Самые страшные хищники дышали кислородом, передвигались по суше на двух нижних конечностях и общались посредством разнообразных звуков, выражая тем самым чувства и желания, обуревающие их. Что-нибудь чувствовали они постоянно, желаний у них было множество, поэтому человеческие существа стремились к контактам с себе подобными.
К Хайфону приблизился один из его спутников, офицер Министерства государственной безопасности Китайской Народной Республики. Как и остальные, он был из Второго бюро, занимавшегося зарубежными операциями. Иных собеседников у Хайфона не имелось.
– Рай, сущий рай, – пробормотал сын Председателя, жалея о том, что залив не принадлежит Китаю. – Говорят, летом тут вода буквально кипит от рыбы.
– Косяки уже с юга на нерест повалили, – сказал Линь-Хо. – Повернитесь-ка туда… Правее, еще правее… Плавники видите? Это стая сельдевых акул. Их там штук двадцать, не меньше. За косяками минтая или трески гонятся. Обычное дело.
– Акулы? – насторожился Хайфон. – Почему раньше меня не предупредили?
– Да вы не переживайте, шеф. Эти твари на людей не нападают.
– Почему?
В тоне Хайфона прозвучало искреннее удивление. Никто не дождался бы от него пощады, будь он одной из тех тварей, которые не только резали серповидными спинными плавниками поверхность, но и выпрыгивали из воды. Одна акула, охваченная охотничьим азартом, вертелась так близко, что можно было разглядеть темные пятна на ее бледном ненасытном брюхе.
– Их длина не превышает полутора метров, – пояснил Линь-Хо. – Слишком маленькие.
– Нападали бы все разом.
– Только если очень проголодаются. Или…
– Что?
– Или кровь в воде почуют, – закончил мысль Линь-Хо.
– Кровь…
– Ну да.
– Надеюсь, – произнес Хайфон, – что мы обойдемся без кровопролития.
– Все может быть, – сказал Линь-Хо. Глаза у него были черные и абсолютно пустые, точь-в-точь как у акулы, в независимости от того, почуяла ли она запах крови или нет.
Смерив его оценивающим взглядом, Хайфон посмотрел на других членов команды, собравшихся на палубе. Удастся ли выдать себя за научную экспедицию? Пожалуй, что да. Документы на яхту и экипаж в полном порядке, а если нагрянут пограничники с вопросами, то всегда можно сослаться на незнание русского языка. «Не нагрянут», – решил Хайфон, взвесив все «за» и «против». Мы ведь не занимаемся браконьерством – это невооруженным глазом видно. Огнестрельного оружия на борту нет, а ножи и дубинки не в счет. А раз так, то какое всем до нас дело? Тем более что на всякий случай заготовлены охранные грамоты от губернатора Приморского края и межправительственного комитета Российской Федерации.
«Удобная страна – Россия», – подумал Хайфон, жмурясь на солнце.
Глава X. Владивосток-2011
Половину Владивостока заберет Китай в аренду на 75 лет. Это не сказка – такие перспективы предусматривает «Стратегический план развития города Владивостока до 2020 года». Мэр города одобрил концепцию под загадочным названием «Хай-Шень-Вэй» и добился письменного одобрения из Москвы.
Стоит ли говорить, что большинство жителей города резко отрицательно относятся к подобным инициативам. Их возмущает намерение передавать земли китайцам в то время, когда коренные жители годами не могут оформить в собственность земельные участки под своими домами!
В чьих интересах разработана эта концепция? В интересах жителей Владивостока, которые голосовали за мэра российского города? Или жителей Харбина? Ведь передача российской земли в аренду иностранному государству – это, по сути дела, создание анклава, что вообще представляется нонсенсом.
«ПРАВДА ПРИМОРЬЯ»
Грин не считал Россию такой уж удобной для проживания и путешествий страной. На то у него были причины.
Рейс Аэрофлота № 726 Москва – Владивосток задерживался по техническим причинам. Объявление об этом всколыхнуло лишь малую толику народа, находившегося в здании аэровокзала Шереметьево-1. Что касается Грина, то он нисколько не удивился и, тем более, не возмутился. В этом не было смысла.
Два часа спустя пассажиров поприветствовали на борту самолета, наградили их заученными улыбками, попросили пристегнуться к креслам и пообещали наградить за примерное поведение завтраком и обедом. Глеб, с комфортом устроившийся в своем кресле, прикрыл глаза, чтобы не видеть хорошенькую стюардессу в просвечивающейся блузке. Смотреть на нее было неловко. Вероятно, девушка совсем недавно начала летать самолетами в качестве стюардессы и от волнения раскраснелась, как после интенсивной зарядки. Поминутно сбиваясь и заикаясь, она прочитала пассажирам короткую лекцию о правилах поведения во время полета, после чего сообщила, что посадка во Владивостоке произойдет в 15:45 по местному времени, опережающему московское на семь часов.
– Наш замечательный город расположен на сто тридцать втором градусе восточной долготы и сорок третьем градусе северной широты, – затараторила девушка, сумевшая справиться с волнением. – Если посмотреть на карту, то Владивосток находится южнее города-курорта Сочи, на одной широте с Сухуми, Варной, Ниццой и Чикаго.
– Широта крымская, долгота колымская, – мрачно сострил кто-то из пассажиров.
Реплика заставила стюардессу стушеваться и ретироваться. Правда, прежде чем покинуть салон, она пискнула что-то про высоту и скорость полета, но никто ее толком не расслышал. Какая разница, сколько тысяч метров до земли – пять, шесть, семь?
– Шмякнемся, так ни костей, ни винтиков не соберут, – громогласно заключил знаток дальневосточного фольклора.
Позавтракав, пассажиры самолета погрузились в не очень глубокий и не очень здоровый сон, продолжившийся и после обеда. Грин провел долгие часы полета в оцепенении, напоминающем медитативный транс. В конце концов, самолет провалился сквозь последний слой облаков, и за иллюминаторами возник дальневосточный ландшафт, освещенный диском солнца, зависшим над изумрудными сопками. Берега полуострова, на котором раскинулся Владивосток, были изрезаны бесчисленными бухтами и заливами, образующими что-то вроде причудливого кружевного узора. Растянувшийся километров на тридцать в длину, полуостров кинжалом вонзался в выпуклое, лоснящееся море, подернутое мелкими складками волн. Город на южной оконечности мыса напоминал ракушечное ожерелье, рассыпавшееся по скалистым карнизам. Некоторые разноцветные бусины закатились прямо в море: это были острова, отчасти обжитые людьми, отчасти занятые шумными птичьими базарами.
