– То, что Гор носил парик, еще не означает, что он «черный снайпер», – уже более уверенно произнес я.
– Да, без парика он не так презентабелен, – отозвался полковник.
– Я должен проверить Роки, – сказал я. – Поэтому оружие пока останется у меня.
Полковник лишь тяжело вздохнул. А что ему было мне говорить? Ведь не он отслужил с этими ребятами от звонка до звонка, почти весь контракт, до госпиталя. Что полковник знал о Горе?
А я знал. Знал, что порядочность и смелость парадоксально уживались в нем с дурацкой позерской бравадой. Даже подписание контракта и отправление в «горячую точку» стало для Гора-Шубина сугубо пижонским актом. Он хотел выглядеть круче всех. Он больше всех скрежетал зубами оттого, что «контрабасов» крайне редко награждают, так как считается, что мы пашем за деньги. По окончании контракта он почувствовал себя выброшенным из жизни. Здесь, на гражданке, его никто не ждал, не восхищался… От этого Гор ударился в хвастовство, стал выдавать себя за крутейшего спеца по охране и безопасности. Даже собственную внешность решил исправить, заказав себе дорогой парик. Ему неожиданно повезло, когда он повстречал Ольгу и Маришку. Девочку он стал считать своей дочерью, еще немного, и, возможно, он нашел бы собственное место в гражданской жизни… Ему не удалось в свое время стать олимпийским чемпионом, не удалось стать героем-орденоносцем, а также президентом охранной фирмы. Может быть, он смог бы реализоваться в скромном качестве мужа и отца.
Я не верил, что Гор – «черный снайпер». Такое занятие не для его издерганной, надломанной нервной системы. А я СДАЛ его. Сдал фээсбэшникам. И не поморщился.
Все это я как мог изложил полковнику. Тот выслушал меня внимательно, ни разу не перебив. Потом сказал, что я могу действовать по собственному усмотрению. А Шубин пока посидит под домашним арестом. Его будут надежно караулить мощные ребята из спецназа ФСБ. Пока лишь караулить. Но если я не отыщу истинного «черного снайпера», то Гор будет взят под стражу… Аркан там уже побывал.
4
– Бегать, драться опять надо будет? – спросил Ваня, когда мы подходили к дому, где жил Роки.
– Да, – кивнул я. – Тот артист не подходит. Посмотрим на этого.
Иван, как и большинство профессиональных актеров, давно привык ничему не удивляться.
– В квартиру позвонишь спустя двадцать минут, – несколько изменил я условия игры, когда мы вошли в подъезд. – Твоя задача – скрутить его, прижать к полу, чтобы не дергался.
– Он такой же здоровый, как и тот? – с некоторой опаской спросил Иван.
– Не здоровее тебя, – ответил я.
– Слушай, если не секрет, сколько за съемочный день будут платить? – Иван вдруг не к месту начал сыпать лишними вопросами.
– Тысячу долларов.
– Ты же сказал, что фильм малобюджетный.
– Вот когда ты будешь утвержден, тогда и поговорим, – довольно резко оборвал я любознательного служителя муз. – Жди ровно двадцать минут!
– Так точно, – по-военному отозвался Иван, заранее входя в образ.
Роки слушал очередные шедевры панк-рок-группы «Кафе Равенсбрюк» и встретил меня в прекрасном расположении духа. Его подруга отсутствовала. Из стереоколонок музыкального центра слышалась песня со следующим текстом (стихами ЭТО назвать невозможно при всей моей прошлой юношеской симпатии к Луке Мукомолову):
У нас к интеллигенции особый счет.
Нам станет хорошо, когда из них потечет.
С гнилым либералом крутой разговор.
Он пернуть не успеет, как лязгнет затвор.
И припев был в духе всей песенки, но с сильным элементом плагиата:
Ешь ананасы, рябчиков жуй!
День твой последний приходит, буржуй!
Жри икру с крабами, хавай салат!
День твой последний пришел, демократ!
– День твой последний… – задумчиво произнес я, когда песенка окончилась и кассета стала автоматически перематываться на начало.
– Отчего же последний? – поинтересовался Роки.
Он стоял напротив меня, одетый лишь в обтягивающие тренировочные штаны и черную майку без рукавов. Роки был выше среднего роста, с мощным торсом и гордо посаженной головой. Вполне мог бы позировать ведущим скульпторам Третьего рейха.
– Тебе так нравится Лука? Ты слушаешь его с утра до ночи, – передернул я плечами.
– Мерзкие, тупые песни, – кивнул Роки. – Но мне они нравятся… В них есть энергия. Искренность. Лука верит в то, о чем поет. Даже не поет, а вопит.
– Вот именно, – согласился я.
– Каким ты стал правильным, Алданов! Писательско-киношные гонорары душу отогрели? – вдруг спросил Озеров.
Сейчас Роки был по-настоящему злым. Неужели я так завел его? Или он всегда такой, только маскируется, успешно изображая здоровую иронию? Роки тем временем вновь включил магнитофон, и зазвучал мукомоловский хит о резиновом ежике. Нет, это была не аранжированная под панк-рок известная песенка на стихи Юнны Мориц. Это было вполне самостоятельное творение Луки о ежике, попавшем в безвыходное положение: он забрался в презерватив, который кто-то бросил в лесу, и никак не мог из него вылезти. Так и ходит несчастный ежик по лесу, шокируя своим видом других животных. Больше всех был почему-то смущен лось.
– Выключи, пожалуйста! – кивнув на магнитофон, произнес я.
– Послушай только вот эту песню.
Песня была в разухабистом стиле русского шансона:
В глубоко порочном мире педерастов и ментов Мочим каждый день в сортире и друзей мы, и врагов.
Всем неймется влезть повыше, все хотят и жрать, и жить, Только нам на все на это положить…
– Какой страшный мир… – произнес я ироничным тоном, когда вопли и дребезжание закончились. – Какое дерьмо! Разве можно так жить, Роки? Слушать все это каждый день. Лука себе на этом делает имя и деньги…
Роки вдруг рассмеялся.
– Тебя ведь задело, Факир? Ну задело, сознайся! Значит, Лука свое дело туго знает!
Обсуждать творчество Луки Мукомолова мне уже было в тягость.
– Что у тебя под курткой, Факир? – вдруг спросил Роки.
Под курткой у меня был пистолет Стечкина. Второй пистолет был в специальной, замаскированной кобуре на ноге. Однако мент и есть мент, ничего не утаишь от него.
– Что ты затеял? – продолжил Роки.
Сейчас главное – не дать себя обезоружить. В рукопашной Роки сильнее меня. Он бывший кикбоксер и специалист по ушу, у него отличная реакция, и он хорошо держит удар… И тут раздался звонок в дверь. Роки застыл. Звонок повторился. Я молчал, мысленно кляня себя, что втравил в это дело Ивана. Роки раскусил меня… Тем временем в дверь начали стучать.
– Вить! Ну ты уснул там, что ли?! – послышался девичий голос.
– Вера, – разведя руками, улыбнулся Роки и отправился открывать.
И тут я сделал совершенно безумный шаг. Не знаю, как мне пришло это в голову, но на то я и Факир, чтобы удивлять, шокировать публику. Иногда противника необходимо поразить, несказанно удивить, чем сломать сценарий его дальнейших продуманных действий… Мне хватило всего четырех секунд, пока Роки разглядывал свою подругу в глазок и открывал дверь. А на пороге он увидел, что Вера не одна.
– Здравствуй, Виктор, – произнес Иван.
– Пех?! – Роки сделал полшага назад.
– Твой друг? – поинтересовалась Вера.
– Армейский друг, – ответил за Роки Иван-Пех.
– О, вот и Коля! – включаясь в действие, прошел в коридор и я. – Где пропадал?
– В морге загорал! – улыбнулся Иван.
– Что стоишь, Витя? – Я вплотную подошел к Озерову. – Приглашай девушку и друзей в комнату.
– Ну, проходите, – только и произнес Роки.
Сам он вошел в комнату вслед за Верой. И первое, что увидел Роки, – это лежащий на скатерти пистолет Стечкина.
– Бери, Вить, что смотришь? Твой! – произнес я как можно более беззаботным тоном. – И вы, друзья, присаживайтесь, разговор небольшой имеется, – обратился я к несколько обескураженной Вере и Ивану.
Роки и в самом деле взял со скатерти пистолет, проверил обойму, привел оружие в боевое состояние. Если он надумает стрелять, то сперва направит ствол на Пеха-Ивана. Я должен буду успеть опрокинуть на Роки стол, затем выхватить свой пистолет из потайной кобуры. Пока же я демонстративно положил руки на стол, развернув их ладонями вверх. То же самое сделал и Иван. Роки оружия не убрал, но немного расслабился. Самую малость. Но пистолет при этом держал на изготовку.
– Ну, и что скажете? – произнес он, обращаясь одновременно ко мне и к Ивану.
– Зачем ты меня убил?
Эту фразу актер Иван подал великолепно. В ответ Роки лишь пожал плечами, бросив при этом быстрый взгляд на меня.
– Не зачем, а почему, – проговорил Виктор. – Отвечу, если расскажешь, каким образом воскрес?
– За тобой вернулся! – произнес Иван заученный текст. На сей раз я разрешил ему болтать вволю. Измененный голос – это даже хорошо.
Роки ничего не ответил. Он точно окаменел, в памятник превратился. В памятник крутому мужику с пистолетом Стечкина. Некоторое время все сидели молча. Вера взирала на нас расширенными непонимающими глазами.
