Слева от двери на стене висел большой металлический язык. Рэмбо осмотрел его и обнаружил то, что ему и было нужно: пластиковый баллончик с эмульсией и бутылку керосина. Еще был какой-то арабский растворитель ржавчины, но Рэмбо побоялся выжечь себе глаза. Эмульсия тоже оказалась непригодной для косметики, и Рэмбо ограничился керосином. Ему пришлось долго потрудиться, прежде чем он превратился в обычного, заросшего жесткой щетиной моджахедина. Но чего-то все-таки не хватало. И тогда он отрезал ножом широкую полоску от халата и намотал себе на голову по самые брови. Вот теперь, кажется, все. Но от него за целую милю стало разить керосином.
Он положил в освободившийся карман баллончики, респиратор и деньги, которые плотно обернул в кусок целлофана, отрезанного от собственного мешка.
Автомат лежал рядом с первым трупом. Рэмбо повесил его на плечо, спокойно вышел, закрыл за собой дверь и до упора задвинул засов. Кругом стояла тишина. Впереди по коридору, шагах в десяти, светился плафон. Второй был справа, сразу же за поворотом. Третий был укреплен прямо над головой Рэмбо — у входа в котельную. И он ему очень не нравился. Рэмбо дотянулся до плафона, отвинтил его, вывернул лампочку и снова поставил плафон на место. Стало уютнее. И тут за поворотом он услышал шаги. Рэмбо вытянулся и взял автомат за ремень. Показался среднего роста человек в темном костюме. Лица его в полумраке Рэмбо даже не рассмотрел. Это хорошо. Значит, и его лицо не рассмотрят. Видимо, это был дежурный.
— Почему темно?
Рэмбо молча показал рукой на плафон. Он решил открывать рот только в крайнем случае — не следует щеголять лишний раз своим знанием персидского. С него вполне достаточно и того, что он понимает, о чем говорят другие.
— Перегорела лампочка, — мудро заметил дежурный и добавил: — Я пришлю электрика. Не спи.
Он уже пошел дальше, но вдруг, словно споткнувшись, остановился и обернулся.
— Это от тебя так несет керосином?
— Да, — сказал Рэмбо, словно извиняясь.
— Шофер?
Рэмбо только развел руками, мол, что поделаешь. Дежурный мотнул головой, и скоро шаги его стихли. Снова наступила тишина. Теперь Рэмбо знал, что ему делать. Говорливость людей всегда помогала ему. Он поправил на плече автомат и уверенно пошел в ту сторону, откуда появился дежурный.
И все же первым этажом идти он не решился. Это было слишком опасно, у парадных дверей наверняка околачивается целая толпа моджахединов. Нужно сразу подняться на второй, а уж потом спускаться в другом конце здания.
На втором этаже стоял лишь один страж у двери, обитой коричневой кожей. Рэмбо подошел к нему и, стараясь за безобразной шепелявостью скрыть свое произношение, спросил небрежно:
— Электрика не видел?
Страж пожал плечами, и Рэмбо зашагал дальше. За поворотом он отрезал от халата карман, взял его в руку, как сумку, и стал спускаться в подвал. У винного погреба клевал носом мальчишка с винтовкой. Увидев Рэмбо, он встрепенулся и выпучил на него глаза. Рэмбо подошел и потряс сумкой.
— Я электрик. Открой.
Страж с готовностью отпер замок и выжидающе посмотрел на Рэмбо.
— Можешь идти. Я останусь тут до утра. Лицо юноши расплылось в улыбке.
— Спасибо, баба. Сил нет, как спать хочется.
Он сунул Рэмбо замок с ключами и сразу же исчез.
Рэмбо закрыл за собой дверь и осмотрелся. Заложников здесь не было, иначе бы они перепились: огромных бочек вдоль стен хватило бы не на один год сидения. А вот, у противоположной стены, и бетонное кольцо ганатового колодца. Оно было около тридцати дюймов в диаметре. Рэмбо снял с него круглую деревянную крышку и заглянул внутрь. Темно, ничего не видно. Он отколупнул от выщербленного в одном месте кольца несколько камешков и стал бросать их в колодец, прислушиваясь к всплескам. Камешки летели секунды полторы. Значит, до воды не менее десяти метров. Могло быть и намного больше.
Рэмбо снял халат, ботинки, носки, повязку с головы. Теперь все это могло только мешать. Он выдернул из ботинка шнурок, обвязал им ручку ножа и повесил его на шею. Целлофановый пакет с деньгами засунул за пазуху. Все остальное, вместе с автоматом, завернул в халат и запихнул в цель между крайней бочкой и стеной.
Спуск занял не более двадцати минут. Шершавая поверхность бетонных колец хорошо держала тело, и только в самом низу, уже у воды, ноги его не нащупали привычной опоры и соскользнули по многолетнему наслоению слизи. Он по грудь оказался в обжигающе ледяной воде. Сильное течение само подсказало ему направление движения. Теперь нужно идти до тех пор, пока он не увидит далекие звезды из другого колодца. Но звезды можно и не увидеть, ведь многие колодцы закрывают крышками, поэтому время от времени нужно будет прощупывать над собой верхний свод. Но пока об этом нечего заботиться, нужно еще ярдов сто пройти под территорией посольства.
В голове стоял странный шум, и он обратил внимание на то, что не слышно было ни журчания потока, ни всплесков, ни всего того, что связано с движением воды. Стоял именно шум, отдаленно напоминающий и подземный гул, и приглушенные расстоянием раскаты грома. Этот шум был осязаемо плотным, он давил на перепонки, и, казалось, от него вибрируют мозги. Все тело сковало словно ледяным колючим панцирем. У Рэмбо создалось впечатление, что он продирается через мелкие металлические терки. Вот когда он мечтательно вспомнил о палящем солнце Кевира. Хоть бы на секунду оно блеснуло над ним и согрело его горячими лучами! Но воспоминание о Кевире не согрело его. А ярдов через пятьдесят он вдруг не почувствовал под ногой опары и с головой ухнул в поток: под ногами была бездна. Его несло, наверное, ярдов десять, прежде чем он сделал рывок и, вынырнув из воды, так ударился головой о камень, что чуть не потерял сознание. Между поверхностью потока и потолком галереи было, пожалуй, не более десяти дюймов свободного пространства. А чтобы не напороться головой на камень, он снова нырнул и плыл до тех пор, пока не ударился коленкой о щебень. Тогда он осторожно стал вставать, подняв над головой руку. И не достал потолка. Он посмотрел вверх и не увидел звезд. Вода теперь доходила ему до пояса, и скорость потока заметно уменьшилась. Значит, здесь галерея расширилась, размыв легкие породы.
Сколько же он прошел? Прошел ярдов пятьдесят, потом его несло потоком ярдов тридцать. Это было слишком мало. И Рэмбо ускорил шаги, подняв над головой руку. Рука не доставала до потолка, но зато он со всего ходу нарвался боком на каменный выступ. Его перевернуло и бросило в поток. С трудом он поднялся на колени и перевел дух: ощущение было такое, что у него вырвали ребро. Он потрогал ушибленное место, но ничего не почувствовал — тело было словно чужое. Боль затаилась внутри.
Теперь он сбавил ход и вытянул правую руку в сторону, чтобы постоянно чувствовать стену галереи. Ему вовсе не хотелось отравлять своим трупом чистую воду тегеранцев, которые ему не сделали ничего плохого.
Наконец он стал замечать, что начинает терять в этой могильной тьме счет времени и расстоянию. Стало быть, он прошел уже достаточно, и пора смотреть вверх. Он стал поднимать голову, и по его лицу будто проползла толстая холодная змея. Он резко взмахнул рукой, и в его ладони оказалась веревка, а над ним мерцали крупные далекие звезды. Рэмбо провел ладонью по веревке вниз и нащупал большой металлический бидон к которому она была привязана. Как же он не наткнулся на него? Наверное, прошел рядом, а веревка сильно провисала. Он еще раз ощупал бидон. Видно, хозяин всегда хотел иметь под рукой холодный дуг или простоквашу или… просто прятал вино, выдавая себя за правоверного мусульманина. Да какое для Рэмбо это имело значение!
Он осторожно потянул веревку, и она легко подалась. Опасаясь, что ее конец может свалиться ему на голову, отошел чуть в сторону и почувствовал, как веревка напряглась. Рэмбо повис на ней, подергался — веревка держала. И тогда он медленно стал подниматься, упираясь ногами и спиной в бетонные кольца колодца. Он высунул голову над верхним кольцом и осмотрелся. Колодец оказался в небольшом фруктовом саду, за которым чернела глиняная стена. С другой стороны двора смотрел темными окнами типичный иранский домик. Значит, было уже поздно, и все спали. Стояла такая умиротворенная тишина, что Рэмбо вылез, сел на край кольца и зажмурился от удовольствия, подняв лицо к небу. Но скоро сообразил, что, если ненароком выйдет хозяин и увидит его в таком виде и в таком положении, то, скорее всего, грохнется оземь.
Он перебежал сад и по ветке яблони перебрался на стену. Внизу тянулась длинная пустынная улица. Он спрыгнул на землю, снял с шеи нож, перебросил его через стену в сад и пошел под уклон, подальше от посольства. Ах, если бы там был Том, теперь они шагали бы вместе, и все осталось бы позади. Но Тома рядом не было, и приходилось снова спешить.
