Окончательный вердикт полагалось вынести послу. Ни один из предложенных вариантов Харцева не устраивал. Подставляться перед американцами и Центром не хотелось, но кто знал, как все сложится. Вдруг его обвинят в политической близорукости, в отсутствии профессиональной смелости, готовности идти на риск? Вот почему, поразмыслив, он принял соломоново решение: на встречу идти (объяснив Москве, что оперативные обстоятельства заставляли действовать без промедления), а после не только «отписать» о ее результатах, но и поставить в известность американцев.
Через полчаса Ксан перезвонил Нарази. Местом встречи назначили небольшой и уютный китайский ресторанчик, где днем почти не бывало посетителей. Со стороны посольства приняли необходимые «страховочные» меры. За десять- пятнадцать минут до того, как стартовал Ксан, из центральных и «хозяйственных» ворот выехали двое сотрудников, обычно пользовавшихся повышенным вниманием наруж- ки. Расчет оправдался — они увели ее, и до самого ресторана Ксан ехал без сопровождения. Однако Нарази, как и предполагалось, притащил за собой хвост, топтуны отирались у ресторанного крыльца на протяжении всего разговора.
Несмотря на осень, в помещении было жарко. Из-под тюрбана Нарази на лоб скатывались крупные капли пота.
—Тебя плотно опекают, — Ксан кивнул на топтунов. — Нельзя было «сбросить хвост»?
— Нам сейчас этого лучше не делать. — Под словом «нам» подразумевались талибы. — Их лучше не раздражать. — На этот раз речь шла о пакистанцах.
Нарази жалко улыбнулся. Вообще, он выглядел нехорошо. Лицо потускнело, щеки запали, некогда аккуратная бородка нуждалась в уходе. Глаза отражали внутреннее беспокойство и отсутствие особых надежд. Когда он заговорил, Ксан тотчас понял: предмет беседы иначе как бредовым, назвать нельзя. Скорее всего, это понимал и сам афганец, а потому говорил бесцветно, даже уныло.
Ему было поручено довести до сведения держав, которые талибы считали естественными соперниками США — России и Китая, — предложение объединиться «пока не поздно» и остановить американскую империалистическую экспансию. Другими словами, пригрозить Вашингтону и спасти Исламский эмират.
Ксан ответил точно теми словами, которые он услышал от Нарази при первом знакомстве: он обязательно передаст эту информацию руководству. А лично от себя заметил, что подобное предложение поступает слишком поздно, нужно было раньше думать. Ксан мог бы добавить, что ни Москва, ни Пекин не станут ломать копья из-за талибов, ставя под угрозу свои экономические и финансовые интересы, в большой степени «завязанные» на США. Однако промолчал, полагая, что Нарази и так соображает, что к чему. Позже Ксан узнал, что китайцы на предложение Кандагара отреагировали еще суше и недружелюбнее.
Нарази плотно сцепил пальцы, уставившись отсутствующим взглядом в блюдо, к которому ни он, ни его сотрапезник так и не притронулись — цыпленок под миндальным соусом. Подняв голову, тихо спросил:
— Вы нас так ненавидите?
Ксан покачал головой.
— Лично мне вы нравитесь. Что касается отношений между государствами, то какие там могут быть эмоции. Голый расчет. Россия не мстит Исламскому эмирату, просто исходит из существующей политической реальности. У нее нет другого выбора.
— Выбор всегда есть, — произнес Нарази.
— Разве вы не понимаете, что, разгромив нас, американцы возьмутся за Россию, Китай? Разве американское присутствие в регионе выгодно Москве?
Ксан мог бы сказать, что российское правительство отлично понимает, чего хотят США, но противопоставить этому нечего. Не талибов же, которых взрастили сами американцы в надежде таким образом укрепить свое влияние в Афганистане. Даже в моменты самых острых противоречий с Вашингтоном мулла Омар предпочитал его Москве. Если бы Россия вытащила талибов из дерьма, едва ли можно было ожидать от них благодарности. Они все равно бы потянулись под крыло к дяде Сэму, у которого деньги и сила.
Не дождавшись ответа, Нарази расстроился.
— У меня есть личная просьба.
—С удовольствием выполню ее. — Ксан действительно был бы рад чем-то помочь афганцу.
Нарази достал из бумажника снимок, запечатлевший темноволосую молодую женщину с ранней сединой и двух детишек лет пяти или шести. У женщины был утомленный вид, чада весело смотрели в объектив.
—Это моя семья. — Он бережно держал в руке фотографическую карточку. — Я их уже полгода не видел.
— Где они живут?
— В Самангане.
Ксан нахмурился. Этот город заняли отряды узбекского генерала Рашида Достума.
—Если это возможно, — Аламзеб замялся, — ну... выяснить по вашим каналам. У меня с ними нет никакой связи.
Ксан пообещал сделать все возможное, на этом они и простились.
—Увидимся, иншалла[19], — улыбнулся афганец, но улыбка вышла натянутой.
Ни один их них не допускал возможности новой встречи.
Узнать в то время о чьей-то судьбе в Афганистане, где свирепствовала гражданская война, представлялось немыслимым. Однако чудеса случаются. Ксан связался со своим знакомым, прикомандированным к штабу наступавших на талибов отрядов Северного альянса. Знакомый оказался добросовестным, сумел быстро навести справки и прислать ответ. Оставалось связаться до Нарази и передать ему полученную информацию. Тот растрогался, рассыпался в благодарностях.
Это было 12 ноября 2001 года. На следующий день войска северян взяли Кабул, и созданный талибами Исламский эмират Афганистан перестал существовать.
— Это все? — я не скрывал разочарования.
Ксан замолчал и углубился в свои мысли. Мы свернули с набережной, перешли реку по Большому каменному мосту, приблизились к кинотеатру «Ударник». Ксан окинул его одобрительным взором, что- то пробормотал насчет «строгой красоты» конструктивизма и принялся названивать в таксомоторную компанию, собираясь вызвать машину.
После моих слов он удивленно склонил голову, будто был искренне озадачен прозвучавшим вопросом. Я давно понял, что Ксан, при всех его достоинствах, не лишен кокетства и питает определенную слабость к дешевым эффектам. Я охотно прощал ему эти качества и исправно подыгрывал, когда того требовал привычный сценарий. Ксан, например, любил интригующе прервать повествование в самый кульминационный момент, делая вид, что говорить, якобы, больше не о чем — и так все ясно. Я настаивал на продолжении, и, в конце концов, рассказчик благосклонно уступал.
— Конечно! Ты обещал рассказать, как тебе помогло вранье. Но не рассказал.
— Прости, дружище, о главном запамятовал.
Примерно четыре месяца прошло после утверждения в Кабуле нового «демократического» правительства. Борьба с терроризмом продолжалась, но приобрела рутинный характер. В соседнем Пакистане все свыклись с постоянными операциями спецслужб, которые, впрочем, не мешали боевым группам талибов и аль-каидовцев продолжать сопротивление в районах, примыкающих к афганской границе. Иностранцы, одно время не высовывавшие носа из Исламабада, почувствовали себя вольготнее, вновь принялись путешествовать. Среди излюбленных туристических маршрутов (поездки в Лахор, по Каракорумскому шоссе, на горнолыжный курорт Малам-Джабба) особой популярностью пользовалось «сафари на паровозе». Так называлась железнодорожная экскурсия по знаменитому Хайберскому проходу, соединяющему Пакистан и Афганистан через хребет Сафедкох.
Небольшой состав тянул реликтовый локомотив, построенный в Великобритании в 1913 году на заводах компании «Кингстон». Паровоз, и три старинных вагончика были тщательно отреставрированы, заново выкрашены и вылизаны до блеска. Все латунные и хромированные детали огнем горели, столетний двигатель СГ-060 (его называли «черной красоткой») фырчал ровно и успокаивающе. Игрушка, а не поезд.
Прохаживаясь перед серым фасадом «Ударника», Ксан курил сигарету за сигаретой:
— После сентября 2001 года вся российская колония с тоски выла. Никаких развлечений, вылазок в горы, меры безопасности просто сумасшедшими были. Поэтому, когда ситуация слегка устаканилась и разрешили выезжать за пределы Исламабада, наша публика ошалела от запаха свободы. Особенно женщины неистовствовали, в общем, ударились в туризм. Их можно понять: старались успеть как можно больше. Кто его знал: любой новый теракт, вспышка напряженности, и всех снова заставят сидеть в столице. На это самое сафари, в основном, дамы отправились.
— Это действительно стоило того?
— Еще бы! Романтики и экзотики хоть отбавляй. Начнем с того, что эту «железку» строили с учетом возможного нашествия русских. Англичане всегда подозревали Россию в экспансионистских замыслах и не жалели средств на оборону. 42-километровая железная дорога от Пешавара до Ланди Котала, построенная в двадцатые годы, обошлась в шесть миллионов фунтов. С инженерной точки зрения, она не имеет себе равных. Проложена на высоте 3,494 футов над уровнем моря. Первые двадцать километров поднимается вверх, затем стремительно опускается. Проехаться по ней — настоящий аттракцион. 34 туннеля, 92 моста. Крутые повороты, зигзаги. В одном месте изгибы полотна точь-в- точь повторяют рисунок буквы «дабл'ю».
