– Андрея не надо. На него надежды больше, чем на некоторые группы охраны, которые снимают не вовремя...
Это был уже удар, и даже слегка ниже пояса. Незапланированный, потому что Басаргин отлично понимал случайность происшедшего. Он и сам бы не стал держать группу охраны во дворе подполковника, получив сообщение о задержании подозреваемого и даже о его «явке с повинной». Более того, по описанию подозреваемый никакого сходства с тем человеком, которого видел Андрей возле дома Елкина, не имел. И группа охраны не обратила бы на него внимания. И все, что произошло, если оно произошло, было бы и тогда неминуемым.
Лысцов удар принял и ощутил его жестокость, он тоже вину чувствовал, комплексовал из-за этого, хотя знал, что, по большому счету, не виноват. И, защищаясь, а не от злобы, все же ответил своим ударом.
– Напугать киллера газовым пистолетом... Я не совсем представляю ситуацию... И я не совсем представляю Саньку с пистолетом в руках вместо кисточки... – и сказал это совсем без усмешки, с откровенным вопросом не в словах, а в глазах.
Теперь терпение и умение переносить удары пришлось продемонстрировать Басаргину. Что говорить о Лысцове, если Александр сам с трудом представлял Саньку в образе вооруженной боевой подруги. Но объяснить ситуацию невозможно, потому что нельзя рассказывать о визите Костромина, не выложив при этом всю подноготную самого визита, нельзя передать состояние жены, ее игру воображения, романтичные надежды, неверные представления и некие просто наивные стороны характера, проявившиеся после разговора.
Но понимал Басаргин одновременно и те мысли, которые могут закрасться в голову майора. Вчерашний утренний авторский выстрел... А что, если убитый свидетель или шантажист? Киллер испугался женщины с газовым пистолетом... Вообще смешно! Ночной визит неведомого Андрея, приехавшего с Кавказа... Предполагаемая отставка самого Басаргина...
Это цепочка событий, которые не укладываются в нормальное логичное восприятие следака. А если события связаны с несколькими убийствами, то они вообще становятся подозрительными. И взгляд Валеры показал это откровенно. Впрочем, это нагнетание обстановки, взаимное недоверие и раздражение вызваны, несомненно, объективными причинами. Необходимо взять себя в руки, чтобы совсем не выбиться из колеи.
– Вот здесь мы его и высадили... – сказал Александр, когда первая машина остановилась перед траншеей на дороге. – И ждали, когда он войдет во двор.
– Вошел? – жестко, даже с каким-то непонятным осуждением спросил Лысцов.
Александру хотелось ответить, что дальше его должны были ждать охранники, которых майор снял, но он удержался, хотя и вспомнил фразу Елкина о том, что посты Лысцова его фигуру не заметят.
Они вышли из машины. И хотя на улицах группа торопилась, сейчас почему-то торопиться не хотелось. Не хотелось приближать момент того, что казалось неизбежным. Страшно было. И все же они пошли. Обогнули канаву, как это сделал подполковник, свернули во двор. Двор не слишком большой, старый. Зарослей густых кустов, в которых можно спрятаться, нет. Во дворе темнее, чем на улице. Свет только в редких окнах. Время ночное.
Но Елкина они увидели сразу. Он лежал на боку, свесив огромный оплывший живот на асфальт. Из-под живота выплыла небольшая лужа черной крови. До подъезда не дошел пять шагов.
Александр склонился над подполковником, желая закрыть ему глаза, и вдруг почувствовал под рукой живое тело. За час кожа трупа на ощупь еще не теряет своей упругости. И непонятно, как он почувствовал это. Скорее интуиция или еще какое-то чувство подсказали, что подполковник жив. Александр приложил пальцы к горлу. Слабо пульсировала сонная артерия.
– «Скорую»! Быстрее... Он жив! Быстрее... Здесь станция «Скорой» через три дома...
Капитан встал на колени, хотел перевернуть раненого на спину, но увидел на губах кровавую пену. И остановился. Подумалось, что пена может заполнить рот лежащему на спине. Если выжил после выстрелов, то не хватало только такой помощи, от которой легко захлебнуться.
– Фонарь!
Ему подсветили. Две раны в живот и одна в грудь.
– Это не пулевые... – сказал Лысцов, который тоже брюки не пожалел и встал на колени, причем одной ногой чуть не попал в лужу крови.
– И не нож... – согласился Александр. – Скорее всего, пика или какой-нибудь стилет... Хотя я не пойму... Пикой или ножом ударят, вытащат, ударят, вытащат... Крови должно быть больше. Когда оружие вытаскивают, кровь во все стороны брызжет. Фонтаном. И на одежду, и на руки. А когда не вытаскивают – не брызжет. Что-то здесь непонятное... – он протянул руку, но к ране он не прикоснулся, опасаясь доставить подполковнику боль. – Поищите вокруг. Оружие должно быть. Не таскать же киллеру его с собой.
Стали искать. Оружия не нашли, но поиски продолжили. В окнах стал зажигаться свет. Окна по жаре открыты. Голоса слышат. Люди выглядывают, но спрашивать не решаются. Окна квартиры самого Елкина выходят на другую сторону, на улицу. Анна Егоровна еще ничего не знает.
– Сообщите Анне Егоровне, – попросил Александр.
– Какая квартира?
Он сказал.
Кто-то пошел в подъезд.
Приехала «Скорая». Благо станция у них рядом. Елкина укладывали на носилки вчетвером. Вышла Анна Егоровна. Рядом встала, молча поглядывая на всех. Ни истерики, ни криков. Ее увели в сторону, стали объяснять. Не зря сам подполковник звал жену «железной женщиной». Характер...
И так же вчетвером носилки понесли.
– Килограммов сто пятьдесят будет... – сказала женщина-врач, жалея оперов-носильщиков.
– Как его состояние?
– В коме. Больше пока ничего сказать не могу.
Анна Егоровна хотела сесть в машину «Скорой». Врач была против.
– Звоните в больницу. Вы ничем ему помочь не сможете.
– В какую?
– В «Склиф» повезем.
Кто-то из соседей вышел. Несколько человек. Стояли в сторонке. Анну Егоровну расспрашивали. Она сама не понимала, что произошло. С первого этажа ей вынесли маленький стаканчик. Послышалось слово «корвалол». Значит, с сердцем плохо. Александр стеснялся подойти к ней, словно был виноват в том, что отказался зайти с подполковником выпить рюмку коньяка из холодильника и это привело к таким последствиям.
Группа продолжила осмотр двора, начала опрос жителей. Лысцов с Басаргиным потолкались между операми, понимая, что в чужой бригаде они лишние. Вышли за ворота, остановились на улице.
– Ты же видел этого киллера... – сказал майор. – Запомнил? Надо сделать фоторобот. И водитель пусть за компьютером посидит.
– Там, за углом, «Ауди» стояла. Как на ночь припаркованная. Киллер в ее сторону двигался...
Они торопливо дошли до угла. Машины не было.
– Уже хоть что-то... Номер не помнишь?
– Я не могу запоминать номера всех машин, которые увижу за день.
Сказал и сам почувствовал, что его слова звучат на срыве, чуть-чуть истерично.
Вернулись во двор. Следственная бригада работала, как работает обычно. В бригаде свой следователь. Лысцову делать пока было нечего, и начальству уже решать, кто будет вести дело, объединенное производством.
Басаргин стоял задумавшись. Лысцов в стороне разговаривал по «сотовику», потом подошел к нему:
– Что-то соображаешь?
– Ищу связующее звено.
– Какое звено?
– Обыкновенное связующее звено. Вся эта история состряпана из рваных лоскутков. И нет связующего звена. Оно есть, но его не видно.
Майор пожал плечами:
– Разве цыганские фабрики не связующее звено?
– Это только мотив. А должно быть звено.
– По-моему, и так все ясно. Ищи своего Романа. Хотя... Ты же уходишь... Не передумал?
– Отставка! – Басаргин сказал категорично. – Тебе придется искать...
– Будем искать, – вздохнул Лысцов. – Ладно.
– Нам здесь делать как будто нечего, – предложил Басаргин. – Поехали по домам. Машину попросим, пока группа занята. Подбросит...
– Поехали. Протоколы завтра посмотрим... Ты же с утра будешь?
– Обязательно. Утром я буду писать рапорт.
– Только сначала в управление заскочим. Мне бумаги со стола надо в сейф убрать. Это одна минута...
Они заехали в управление. Минута затянулась на полчаса. Валера вышел расстроенный.
– Этот парень, которого в аэропорту задержали... Повесился в камере до того, как за ним приехала машина.
– В какой камере? Откуда в аэропорту камеры?
– Ну, не камера, а комната. Его в какой-то комнате закрыли и оставили без присмотра...
– Повесился или повесили? – поинтересовался Басаргин.
– Я при этом не присутствовал, – огрызнулся Лысцов. – Не могу доложить вам, товарищ капитан, в подробностях...
Султан сразу дозвонился на «сотовик» своему осведомителю. Тот, должно быть, был один, разговаривать мог свободно и начал с высказывания претензий:
– Заварил ты кашу... Нормальных парней, что ли, найти не можешь? Шушеру какую-то на серьезное дело посылаешь... Ладно хоть, подполковник – лох. Его куском колбасы, как голодную дворняжку, в любую подворотню заманить можно. И то не справились... Против лоха и послали лоха. Тот и лопухнулся. А теперь в аэропорту попался. И сразу «явку с повинной» написал.
