С робкой улыбкой на губах, она поднялась по ступенькам подиума.
— Вам не нравится?
— Все зависит от того, что вас волнует, — легкомысленно ответил Болан. — Ну, как там, забастовщики удовлетворены?
Энн коротко кивнула в ответ, незаметным движением расстегнула платье и выскользнула из него, словно змея из старой кожи.
Глаза у Болана полезли на лоб при виде изумительного зрелища: наличие крошечных кружевных трусиков можно было считать только условностью, так же, как и совершенно прозрачный лифчик. Мак мимолетно подумал, что у нее, должно быть, восхитительная кожа. Память подводила его: ощущения казались расплывчатыми и неясными. Первый раз он видел ее обнаженной, когда глаза его смыкались от усталости. Теперь спать ему не хотелось, а глаза жадно следили за каждым ее движением. Энн была так прекрасна, что у Болана перехватило дыхание.
— Ну вот, — просто и тихо сказал он.
— Я же говорила вам: отдаюсь в ваши руки.
Мак взял ее за руку и нежно притянул к себе. Девушка легла рядом с ним на спину, приподняв колено и грациозно закинув руку за голову. Мак склонился над ней, лаская ее трепещущее тело своими огрубевшими ладонями, привыкшими к пороховой гари, горячему металлу и крови. Энн сладостно вздохнула.
— Поцелуй меня, — шепнула она.
Мак обжег ее губы жадным поцелуем и почувствовал, как его захлестывает всепоглощающее желание завладеть этим покорным, послушным телом. Страстное желание воина-мужчины слилось воедино с очарованием и волшебством момента, придавая их отношениям непередаваемую прелесть. В этот миг Болан подумал, что мог бы полюбить эту женщину.
— Я тебя люблю, Мак, — чуть слышно произнесла Энн Франклин.
Она сказала то, в чем он сам никогда не сможет признаться любимой женщине. Болан продолжал ласкать ее отзывчивое тело, и девушка еще теснее прижалась к нему, подставляя для поцелуя полные упругие губы.
Мак слегка отстранился, улыбнулся ей и задал совершенно неуместный вопрос:
— Ты уверена, что хочешь именно этого?
Она сжала его лицо в обеих ладонях и едва заметно вздрогнула.
— О да, я уверена.
— Значит, ты уже получила то доказательство, которое хотела найти с моей помощью, заметил Болан.
Энн покачала головой.
— Не совсем.
Он улыбнулся, сохраняя серьезное выражение лица.
— После этого все люди одинаковы, — сказал он. — Все различие состоит в том, как начинают.
Болан простер над ее головой руку, словно посвящая в некое таинство.
— Перед Богом и всем миром объявляю тебя нормальной женщиной, — торжественно провозгласил он.
— Мак, умоляю тебя, — произнесла она сдавленным голосом, — люби меня.
— Да, — хрипло прошептал он.
Болан поднялся и принялся стаскивать с себя одежду. Энн наблюдала за ним из-под полуопущенных ресниц, неподвижно лежа на кровати и чувствуя незнакомое доселе волнение, которое будило в ней учащенное дыхание Мака.
Он расстегнул кожаные ремни экипировки, и кобура с «береттой» и запасными обоймами с глухим стуком упала на пол. Наконец пришел черед черного комбинезона. Болан остановился и посмотрел на Энн.
— Продолжай, — посмеиваясь, сказала она. — Не забывай, вчера я укладывала тебя в постель.
— Но в таком виде ты меня еще не видела, — проворчал Мак, стаскивая с себя комбинезон.
Девушка смущенно вскрикнула и, покраснев, отвернулась. Болан взял ее за руки и поднял с кровати. Энн прижалась к нему, и их губы слились в долгом страстном поцелуе.
— Сначала я приму ванну, — шепнул он ей на ухо. — Ты мне составишь компанию?
Энн согласно кивнула, глядя на него лучистыми, зачарованными глазами. Мак подхватил ее на руки и отнес к фонтану. Потупив глаза, она расстегнула лифчик и, держась за его руку, стащила с бедер кружевные трусики.
И вдруг… Она замерла, словно обратившись в камень, ее ногти больно впились в шею Болана, и студию всколыхнул дикий испуганный вопль Энн, на время лишив Мака его обычного хладнокровия.
Столбняк, овладевший им, длился всего несколько секунд, затем к Болану вернулось самообладание: он отшвырнул Энн в сторону с такой силой, что она, как кукла, покатилась по полу. И тогда он увидел то, что так напугало ее. Мак сам не смог сдержать нервной дрожи.
Из-под воды на них с немым укором смотрели мертвые глаза Гарри Паркса. Его обнаженный труп был выгнут точно так же, как тело покойного Чарльза: голова находилась почти между колен. Убийца связал Гарри шнуром от шторы. Тяжелая бронзовая статуэтка, привязанная к телу, удерживала его под водой.
Болан опустился в воду и вытащил труп из ванны, пока Энн билась в истерике. Кроме синяков от веревки, Болан не нашел на теле Паркса никаких следов насилия. Гарри Паркс нашел свою смерть на дне бассейна, в нескольких сантиметрах от поверхности воды. Он боролся за жизнь, пока не захлебнулся — об этом свидетельствовали его глаза, в которых застыл ужас и страх смерти. Тело уже было сковано трупным оцепенением, и Болан не стал даже пытаться выпрямить его. Он прикрыл чудовищно согнутый труп овальным ковриком, подвел Энн к кровати и бросил ей одежду.
— Одевайся, — произнес он бесцветным голосом.
Она автоматически повиновалась. Болан быстро оделся и тут же подошел к бару, чтобы что-нибудь выпить. Он налил два стакана коньяка и один из них протянул Энн. Девушка взяла его обеими руками и, вздрагивая, уставилась на ароматную янтарную жидкость, словно ждала, что на ее поверхности вот-вот появится ответ на единственный вопрос: «Кто?»
Болан залпом осушил свой стакан, резко развернулся и что было силы хватил им о стену. Стакан, словно противопехотная граната, с оглушительным грохотом разлетелся на мелкие осколки, заставив Энн подскочить от неожиданности.
— Мне все это уже надоело, — пробормотал Болан.
— Бедный Гарри, — прошептала девушка и, застучав зубами о край стакана, глотнула коньяка.
— Бедный Гарри мертв уже давно, — сказал Болан. — Когда ты была здесь последний раз?
— Вчера вечером. И то я забегала сюда всего на пару минут.
— Во сколько вчера вечером?
— Сразу же после вашего ухода. Может, чуть позже. Мне пришлось ответить на ряд вопросов полиции. Затем я поднялась сюда переодеться и потом сразу же ушла. Гарри с майором сидели в баре. Я попрощалась с ними и отправилась прямо в «Куинз Хауз». Больше я Гарри не видела. Она устремила взгляд на труп, прикрытый ковром, и добавила:
— Живым.
— Так который был час? — продолжал допытываться Болан.
— Думаю… чуть больше полуночи. Я надеялась, что вы вернетесь в «Куинз Хауз». Прождав вас до двух часов, я отправилась в музей. Там уже было полно полиции.
— М-да…
Некоторое время Болан молча ходил по подиуму, обдумывая план дальнейших действий.
— Ладно. Собирайте свои вещи, мы уходим.
— Но для вас это опасно! — тихо возразила Энн. — И мы не можем добраться до Брайтона раньше, чем…
— Здесь оставаться опасно, — отрезал Болан. — К черту Брайтон. У меня полно дел здесь, в Лондоне, Ну, пошли!
Мак решительно повернулся и вышел из студии. Энн последовала за ним, остановившись на секунду над телом покойного Гарри Паркса.
Болан ожидал ее у двери, окидывая квартиру таким взглядом, словно больше никогда не рассчитывал вернуться сюда и хотел сохранить в памяти ее убранство и роскошь.
Энн перехватила его взгляд и печально улыбнулась.
— Наверное, я страшно эгоистична и черства, — робко сказала она, — но… Думаю, что такой случай больше никогда не представится.
Болан понял ее намек.
— У вас фантастическая берлога, Энн.
— Да, своего рода порнография, вы не находите?
— Вы не нуждаетесь в ней.
— Вы мне этого еще не доказали.
— Вы доказали это сами себе, — парировал Мак. — Ну, пошли.
— Бедный Гарри, — прошептала она, закрывая дверь. — Какая страшная смерть…
— Еще страшнее жить так, — ответил Болан.
— Да, я понимаю, что вы хотите этим сказать.
Уже выходя из клуба на улицу, Мак обратился к Энн:
— Чарльз говорил мне, что музей — это символ нашей эпохи. Как вы думаете, какой смысл он вкладывал в эти слова?
— Полагаю, он считал, что мы живем в эпоху порнографии и разврата.
Они вышли на Фрит Стрит.
— Нет, мне кажется, что в его словах заложена более глубокая мысль. Он хотел сказать больше, чем смог.
Свою машину Энн предусмотрительно оставила в соседнем переулке и, пока шли к ней, обдумывала последнюю фразу, сказанную Боланом.
— Боюсь, что вы никогда этого не узнаете, Мак.
— Не будьте такой пессимисткой, Энн, — ответил Болан. — Возможно, мы найдем ответ там, куда сейчас отправимся.
— Куда же, Мак?
— В лондонский Тауэр.
— О нет, Мак! Только не это. Средь бела дня, когда кругом полно бобби! Зачем?
— Может быть, мы увидим этот пресловутый символ нашей эпохи, — ответил Болан.
