Ознакомительная версия.
Ухнувший неподалеку взрыв прервал радостные мечты. Андрей вздрогнул от неожиданности.
— Стоять, не двигаться, — довольно громко крикнул он, почему-то не на секунду не сомневаясь, что впереди подрыв.
Рядовой Сергей Георгиевич Егоров лежал на спине и, сжав зубы, пялился в окружающую темноту. Острая боль, внезапно пронзившая ступню и в мгновение ока окутавшая сознание, сейчас отступила. Егоров, отрешившись от всего, полностью сосредоточился на одной мысли: «Мамочка, пусть моя нога будет цела, пусть только будет цела». Эта мысль, а может быть наступивший шок, временно ослабили напор боли. Вокруг уже суетились люди. Подбежавший командир сделал инъекцию обезболивающего. Егоров опёрся на локти и попытался подтянуть к себе правую, наступившую на мину ногу, но сразу несколько рук, обхватив его за плечи и ноги, не дали ему завершить начатое. В руках у санинструктора появилась белая полоска бинта. Разведчик почувствовал, как на его икру ложится резиновый жгут. Надежды рухнули, прорвавшая заслоны боль ударила в самое сердце. Сергей вскрикнул и потерял сознание.
Труп Степанцова передали в третью группу, и растянувшаяся по лесу колонна вновь пришла в движение. И без того медленное продвижение вперёд сошло на нет. За последующие полчаса удалось преодолеть всего лишь несколько сот метров.
Очередной взрыв прогремел прямо за спиной Соколова. У Андрея сначала на какую-то долю мгновения мелькнула обнадёживающая мысль: это он наступил на ПФМку, но по счастливой случайности она взорвалась с небольшой задержкой. Раздавшийся позади стон опроверг его предположение. Лейтенант развернулся. В темноте скорее угадывался, чем действительно виделся силуэт лежавшего на спине бойца. Рядовой Лаптев лежал, завалившись на бок, и тихо постанывал.
— Всем оставаться на своих местах. Дубляков, ко мне, Поляков — связь. Доложи: у нас подрыв. — Шагнув к стонущему от боли бойцу, Андрей опустился на одно колено и в несколько движений наложил жгут. Вытащив из кармашка тюбик с промедолом, он прямо через ткань штанов сделал инъекцию. Подошёл тяжело дышавший Дубляков. Андрей приблизил лицо к разорванному берцу, и уже во всю распутывая шнуровку, вгляделся. Каблук срезало начисто, но малость покоцаная взрывом подошва оказалась цела. Расшнуровать чужой ботинок оказалось не так-то просто, а может, это так только казалось, что долго, но Андрею надоело возиться, и он, вытащив из разгрузки нож, одним движением взрезал всю шнуровку. Осторожно стянув ботинок вместе с намотанной на ногу портянкой, Соколов протянул руку за бинтом, и только тут до него дошло: крови не было. Ступня хоть и налилась огнем, раздулась опухолью, но оставалась цела.
— Ну, ты и счастливый! — только и смог выдавить лейтенант, осторожно опуская ступню на лежавшую под ней портянку. Поняв, что постанывающий от боли боец его не понимает, добавил: — Цела твоя нога, цела. Может, кости чуток переломало, а так цела…
— Вы не обманываете? — тяжело дыша, боец приподнялся на локтях. Он всеми фибрами души стремился зацепиться за забрезжившую в словах лейтенанта надежду.
— Цела, цела, — успокоил его лейтенант, — даже бинтовать не будем. Шину на всякий случай наложим… Или ты самостоятельно идти сможешь?
— Не-е-ет, — Лаптев отрицательно помотал головой, — больно очень.
— Тогда лежи. Дубляков, наложишь шину, ногу портянкой замотай, чтобы не отморозил, понял?
— Понял, что я, дурак, что ли?
— Вокруг себя осмотрелись? — спросил лейтенант, имея в виду прощупывание почвы шомполами. Никто ему не ответил, но он и не ждал ответа, так напомнил, на всякий случай. Вдруг кто забыл?
— Товарищ лейтенант, — Поляков, укладывая радиостанцию, загремел антенной. — «Центр» передал приказ: до утра оставаться на месте. Утром выдвигаться с инженерной разведкой.
— Хорошо. Всем оставаться на местах. Вправо — влево никаких движений. Всем ясно? — наступившее молчание было красноречивее всех слов. Три подрыва за несколько часов — это слишком. Андрей, пренебрегая опасностью, вернулся на свое место в походном порядке группы. На душе было погано. Три подрыва действительно слишком много для одного дня. Почему так произошло? Оттого, что местность оказалась сплошь минированной или же была допущена ошибка при выборе маршрута движения? Раздумывая над этими вопросами, Андрей достал и расстелил на земле коврик. Положив автомат рядом, присел на его быстро согревающуюся поверхность. Взгляд Соколова устремился вверх в далёкое небо. В волнениях он и не заметил, как небо очистилось, ветер стих и теперь в просветах между вершин деревьев мелькали серебряно-золотистые звёзды. Андрей откинулся на спину и закрыл глаза. Но сна, даже малейшего его отблеска, не было. Сегодняшние подрывы стоили того, чтобы сильно подумать. Подумать, чтобы затем подобное больше не повторилось никогда.
В тревожных размышлениях и ожиданиях прошла ночь. Пришедший с севера холод слегка посеребрил изморозью листья деревьев. И едва над горизонтом показалось солнце, промерзшие, уставшие разведчики продолжили свой путь. Шли медленно. В головняке колонны двигался начальник инженерной службы отряда лейтенант Кривенский, в руках он держал миноискатель. Иногда в его наушниках раздавался предостерегающий писк, и тогда он забирал в сторону, обходя подозрительное место. К одиннадцати утра спецназовцы вышли к месту эвакуации. Их уже ждали. Бронированные «Уралы» стояли, развернувшись в сторону ПВД, готовые в любую минуту тронуться в обратный путь. Андрей угрюмо помахал рукой сидевшему на БТРе, ещё вчера вернувшемуся с боевого задания, Гордееву, и приказал бойцам загружать в «Урал» раненого. Говорить не хотелось. В душе черным осадком шевелилась боль. Собственной вины за случившееся он не чувствовал, но и отрешиться от мысли, что хоть что-то можно было сделать по-другому, не мог….
В ПВД царила нездоровая суета. Раненых бойцов отвезли в госпиталь. Степанцова — в морг. Андрей, сдав оружие в оружейку и оставив Царькова за старшего, отправился в штабную палатку на совещание.
Нельзя сказать, что комбат был в ярости, но блек его глаз смутно подсказывал, что он, мягко сказать, пребывал не в лучшем расположении духа.
— Мне кажется, что некоторые не до конца осознали всю серьёзность сложившейся ситуации, — комбат начал без всякого предисловия. — Три подрыва за одно боевое задание… — майор Хворов выдержал паузу, давая понять весь драматизм ситуации. — Если вы начнёте терять людей в таком темпе, у вас уже к середине зимы не останется личного состава. Вам хочется ходить где удобнее и где легче? Я вам устрою легкую жизнь. Ещё один подрыв — и будете каждый день марафон вокруг ПВД наворачивать.
За столом царило непривычное молчание. Многие из офицеров понуро опустили голову. В словах комбата было достаточно правды, чтобы многие почувствовали собственную вину за случившееся. От подрыва на мине никто не застрахован, но комбат прав, три подрыва — это действительно перебор. Тем временем Хворов продолжил:
— Я не снимаю вины и со старших офицеров, в том числе и с себя. Если командир группы допустил ошибку, значит на каком-то этапе не доработали мы. Завтра же проведём инструкторско-методическое занятие с командирами групп, заострив особое внимание на ведение поиска в сложных условиях минной войны. Нельзя недооценивать противника. Противник имеет значительный опыт ведения этой войны, его инструкторами являются лучшие иностранные и, чего скрывать, наши российские специалисты, в том числе и бывшие спецназовцы ГРУ. К их услугам хорошее материальное обеспечение. Но мы били и будем бить их впредь, но при этом мы должны избежать неоправданных потерь. Сохранить солдат — это один из самых важных приоритетов в нашей работе. — Он замолчал и некоторое время сидел, словно раздумывая, затем поднялся и, отодвинув стул, вышел из-за стола. — А сказал я вам это для того, чтобы могли сегодня хорошенько поразмыслить над моими словами, чтобы уже завтра на занятиях не считать ворон, а слушать, что будут вам рассказывать более опытные офицеры. Пожалуй, на этом закончим. У меня всё, все свободны…
Инструкторско-методическое занятие растянулось на два дня. Жизнь в отряде потекла в привычном русле. И снова потянулись бесконечные боевые выходы.
Жиденькая цепочка спецназовцев медленно уходила в горы. Сгибаясь под тяжестью рюкзаков, ощетинившись во все стороны стволами, группа Шахмедзянова преодолела распадок и затерялась в изумрудных тенях леса.
Встав одной ногой на подножку «Урала», старший автоколонны замполит капитан Орлов проводил взглядом последнего из идущих в горы разведчиков и махнул рукой.
— На базу.
Повинуясь его жесту, командир третьей группы второй роты лейтенант Крынкин, на этот раз командовавший боевым охранением, ухватился за поручень стоявшего на обочине БТРа и, не оборачиваясь, проорал:
Ознакомительная версия.
