«Я понимаю ваше положение. Буду продолжать посылать вам сообщения».
«Как ваше здоровье?»
«Спасибо. Поправляюсь. Пока на инвалидности. Как рана у Копченого?»
«Зажила. Легкое было ранение. Сквозное. Кстати, я пришлю вам другой номер электронной почты. Боюсь, эту могут перлюстрировать».
«Хорошо. Буду ждать. Я в принципе не боюсь никого, и готов отвечать за свои поступки. Понадобится поддержка, обращайтесь напрямую. Меня зовут Алексей Владимирович Студенков, подполковник спецназа ГРУ, хотя сейчас и на инвалидности. Но надеюсь через год вернуться в строй».
Это было, конечно, странное предложение. Странное для взгляда со стороны. Я, человек, который несколько последних лет готовил солдат для борьбы с бандитизмом и сам участвовал во многих операциях, многими операциями командовал, и вдруг предлагаю помощь... Кому? Одному из людей, против которых боролся. Да, я с легким сердцем и добровольно пошел на сотрудничество с человеком, который сделал инвалидами и меня и моего племянника, с человеком, которого обвиняют в терроризме. Я – бывший комбат спецназа ГРУ. Конечно, это выглядело странным. Но я уже точно знал, что мне не месть нужна.
И невольно в голову закралась мысль. Власти сделали бандитом Исрапила Хамзатовича Азнаурова. А другие главари отрядов? А они что? И почему все террористические акты, что происходят в последнее время на Северном Кавказе, направлены большей частью против ментов и власти?
Я хотел помочь пока только Людоеду и потому дальше думать на эту тему не стал. У меня нет ни сил, ни возможности разбираться со всеми.
Ответ от Али пришел так быстро, будто он сидел за компьютером. Но он за компьютером не сидел, а если все же и сидел, то работал под чьим-то жестким контролем. Тогда спасибо ему, что нашел способ предупредить о своем положении. Но я и вопрос поставил так, чтобы была возможность ответить неправильно, и ответ этот все поставил бы на свои места. В своем письме я спрашивал, нашла ли Лайла, сестра Али, новую квартиру в Лондоне. А она не без моей помощи нашла в столице Великобритании квартиру, которая принадлежит родственнице Катрин. И не предвиделось обстоятельств, при которых Лайлу могли бы попросить переселиться. Существовал договор, согласно которому она проживала там до конца обучения. Следовательно, еще год. Но даже если Лайле вдруг пришлось бы переселиться, Джонатан помогла бы ей с поисками жилья и меня бы об этом обязательно поставила в известность. А Али ответил, что Лайла хорошо устроилась, и новая квартира ее вполне устраивает. Так ответить мог кто-то со стороны, знающий, что Лайла учится в Лондоне и что я подыскивал ей квартиру. Так ответить мог сам Али, работающий под контролем, но сразу увидевший способ поставить меня в известность о своем положении. Из всего сказанного я мог сделать только один вывод: вся информация о Зубаире Джунидовиче Иналукове является подставой и сформирована исключительно с целью заманить меня в ловушку. В ту самую ловушку, о которой меня предупредил неизвестный доброжелатель.
Интересно все же, кто это такой и какие цели преследует. Он хорошо информирован, это несомненно. Самый простой вариант – это кто-то из личных скрытых моих врагов. Он официально принадлежит к их лагерю, а неофициально посылает мне информацию. Такое встречается сплошь и рядом. Я хорошо знаю, как говорят о моих соотечественниках. Об их отваге и презрении к врагам. Есть среди нас и такие. А есть и другие. И я вполне могу допустить, что один из помощников того, кто возглавляет против меня все действия, передает мне информацию, чтобы доставить неприятности своему шефу. Обычное и довольно распространенное явление.
Одновременно с этим я допускаю и другое развитие событий. Замысловато-детективное, вполне в духе восточного менталитета, восточной хитрости, если кому-то угодно так считать. Организуется ловушка, и информация о ней сбрасывается мне. Одновременно некто, прикрываясь маской доброжелательности, сообщает мне о ловушке, чтобы войти ко мне в доверие. И, таким образом, шаг за шагом, постепенно заставляет меня открыться. А там уже ждут несколько автоматных стволов...
Тоже возможный вариант, и сбрасывать его со счета не следует.
Итак, я установил, что в первом случае мне готовится ловушка. И даже допускаю вариант, при котором мне дается действительный адрес Иналукова. Имя Иналукова уже засвечено. Его могут просто ликвидировать и подставить опять же меня. И «повязать» там же, рядом с горяченьким трупом. Нет, «повязать» меня никто не хочет, это я погорячился. В меня будут стрелять сразу на поражение и разнесут в клочья, чтобы я не мог уже сказать ничего лишнего...
Пока я думал, на компьютер пришло еще одно сообщение из Лондона. Пришлось снова прибегнуть к программе-дешифратору. Но сообщение было небольшим, и расшифровка была сделана за секунды. Я посмотрел текст. Детективы агентства, к услугам которых я прибег, смогли-таки добраться до банковских секретов. Для этого им пришлось взломать, как я понял из предыдущих сообщений, сервер банка в Лондоне. Они проверяли принадлежность счета, указанного в проекте договора о продаже медиахолдинга.
Хозяином счета официально был Зубаир Джунидович Иналуков, и счет был открыт тогда, когда Иналуков пришел работать в экономический блок правительства Чечни. Через счет проводились многие операции с крупными средствами, которых сам Иналуков не имел. Кто переводил средства и с какого счета, этого детективы агентства выяснить не сумели.
Сам Зубаир Джунидович, несомненно, знал об этом счете, следовательно, он был в курсе многих дел своего правительства или хотя бы отдельных его членов.
Тем не менее информацию о Иналукове следовало проверить. И я знал, как это сделать. Время было уже послеобеденное, и ехать в Грозный сейчас было бессмысленно. Лучше отправиться рано утром. Тогда и дороги свободнее, и менты более ленивы, сонные еще и потому не так лютуют...
– Давид, ложись отдыхать. Возвращаться будем с рассветом.
– А ужинать? – поинтересовался Копченый.
Он вообще тип удивительный. Сам, по своей конституции, тощий и жилистый, без грамма жира. Но ест в три раза больше меня. Через него, похоже, вся пища, нигде не задерживаясь, проходит насквозь.
– Если хочешь, приготовь...
– На двоих?
– Я, пожалуй, не буду. Готовь себе. А я спать лягу, чтобы завтра за рулем не уснуть.
Я пошел в мансарду, где у нас располагались две спальни и где Давид уже постелил две постели. Копченый имел пристрастие к чистому постельному белью, и постоянно покупал новые комплекты для себя и для меня. Стирать мы, естественно, не собирались.
Выглянув в окно верхнего холла, я увидел, как от соседей, что жили напротив и левее нашего дома, выходит тот самый новый местный участковый. Или он просто обход совершает, и в самом деле со всеми знакомится, или расспрашивает о нас. В принципе мы никак себя не проявили, чтобы вызвать подозрение. И опасаться было нечего. Можно спать спокойно.
* * *
Я проснулся, как и всегда просыпался, если того требовали обстоятельства, за несколько минут до того, как «закукарекал» петух в моей трубке, и тут же встал. Я вообще не люблю подолгу нежиться в постели. Если проснулся, значит, пора вставать и заниматься делами.
Я подошел к окну и посмотрел в него. В том доме, откуда в конце дня выходил участковый, горел свет. Я заинтересовался этим обстоятельством. И не поленился сходить в темноте в гараж, чтобы взять бинокль, а потом через него посмотреть в окно, занавешенное лишь легкой тюлевой шторкой. Я увидел того самого участкового, стоящего, наклонившись, позади стула, на котором кто-то сидел. Что делал этот кто-то и куда смотрел мент, мне было не видно. И, чтобы удовлетворить свое любопытство, я перешел к другому окну. Оттуда мента уже почти видно не было, зато был виден второй человек. Он был сед, но молод, и работал за компьютером. И его работа сильно волновала мента, который, видимо, что-то спрашивал, а человек отвечал, не оборачиваясь.
Засиделись... Обычно в это время за компьютером можно застать тех, кто работает в Интернете.
Какое-то смутное подозрение, хотя и подозрением это назвать было сложно, все же кольнуло меня, и я, включив компьютер, перебросил отдельные усеченные файлы на флешку, а остальное вместе с переброшенными материалами удалил со своего компьютера. Туда же, на флешку, перебросил и нужные электронные адреса, и еще кое-какие данные, после чего сам компьютер основательно подчистил, и ничто теперь уже не могло сказать, чем занимается и чем интересуется его владелец. На всякий случай отсоединил мобильник и сунул его в карман, чтобы не было понятно, каким образом я выхожу в Сеть.
В городской квартире у меня был ноутбук, с которого я имел возможность работать в Интернете более производительно, поскольку к квартире вела выделенная линия. И там можно будет использовать данные с флешки. Затем я еще раз внимательно исследовал саму флешку. Даст ли она хоть что-нибудь любопытному человеку? И пришел к выводу, что этот, грубо говоря, сгусток компьютерной памяти меня скомпрометировать никак не способен. Пусть кто угодно забирается в дом, ничего предосудительного он и здесь не найдет. Не отыщет даже патрона от пистолета, потому что в этом доме единственное оружие – мой бесствольный травматический пистолет «Оса». Но проводить в наше отсутствие обыск в доме может только тот, кто имеет какие-то подозрения. А против нас подозрения пока возникнуть не могут.
