Ознакомительная версия.
— Значит, они еще не угомонились. Слушай, Василий, я никак не могу понять, где ты им дорогу перебежал? Денег у тебя нет, никаких дел ты не проворачиваешь, городское начальство милостями тебя не осыпает, сидишь в подвале, как крот.
— Матвею люди нужны. Он говорит, будто я на себя одеяло перетягиваю.
— Сколько у тебя людей в «Саланге»?
— Десятка два.
— А у Матвея?
— Столько же.
— Ну и чего ему не хватает? Ему батальон нужен или бригада?
— Бригаду-то он уже сколотил и дела начал проворачивать.
— Какие? Фальшивыми удостоверениями участников афганской войны торгует? Так на этом много денег не выручишь.
— Точно я тебе, конечно, не скажу, Костя, но что-то Матвей с азербайджанцами крутит.
— Какими азербайджанцами? Теми, что на рынке?
— И с теми, и с другими. Мои парни говорили, что Матвей часто с ними встречается.
Константин вынул сигарету, закурил. Что-то не складывалось у него в голове. Какие общие дела у ветерана-афганца могут быть с пиковыми?
И фонд — не бригада «синих», которые обкладывают данью торговцев на рынке. Возможно, азербайджанцы хотят нанять крепких, тренированных, много раз ходивших под пулями парней для защиты от
Чернявого и его «торпед»? Да, темны дела твои, Господи…
— Я тебе деньги принес, — Константин похлопал ладонью по крышке «дипломата», лежавшего у него на коленях. — Двадцать пять штук, как ты и просил.
— Спасибо, Костя, — грустно улыбнулся Трубачев, — пока оставь у себя.
— Почему?
— Чтоб беду не накликать. Мне сейчас не до этого. Надо разгребать дерьмо в подвале, восстанавливать документы. Сегодня возьму, а когда отдам?
— Забудь, — сказал Константин, передавая «дипломат» Василию. — Когда сможешь, тогда и отдашь.
— При такой жизни…
— Жизнь — это машина, а деньги — смазка, чтобы шестеренки быстрее вертелись.
Константин встал со скамейки, демонстративно сунув руки в карманы брюк.
— Мне пора, да и парни твои подгребают. А с делами твоими попробуем разобраться.
* * *
После утреннего происшествия Константин решил во что бы то ни стало встретиться с Матвеем и настроился на жесткий мужской разговор.
Вечером Константин остановил машину возле здания профтехучилища номер четыре. Среди шедевров отечественной архитектуры этот двухэтажный кирпичный дом, выстроенный в форме буквы Г, явно не значился.
К тому же сейчас, во время каникул, здесь шел ремонт. Асфальт во дворе был разбит, перед крыльцом простиралась огромная яма, через которую кто-то перекинул две доски.
Когда Константин переходил через этот хлипкий мостик, доски угрожающе прогнулись.
В пустом вестибюле одиноко бродил пожилой вахтер в потертой фуражке с зеленым околышем.
— Здорово, дед, — сказал Константин. — Где тут у вас спортзал?
Вахтер смерил подозрительным взглядом широкоплечего, по-щегольски одетого молодого мужчину и, в свою очередь, поинтересовался:
— А что вам надо?
— Потренироваться хочу, — подмигнул ему Панфилов. — А то вот сидишь целый день в исполкомовском кабинете, ни рук, ни ног к вечеру не чувствуешь.
Вахтер мгновенно преобразился. На его покрытом мелкой сеткой морщин лице появилось угодливое выражение, и он быстро сдернул с головы фуражку.
— Так вы из исполкома, значить? Что же вы сразу не сказали, товарищ?..
— Петров.
— Так, товарищ Петров, спортзал у нас прямо по коридору и направо. В том крыле.
Константин шагал по гулкому пустому коридору, чувствуя, как спину ему жжет подобострастный взгляд. А вот и спортивный зал.
Через открытую дверь доносились низкие гортанные выкрики, стук босых ног по дощатому полу и звуки ударов. У двери на низкой скамеечке, вытянув ноги, сидел одетый в застиранное кимоно парень. Он явно скучал и, завидев гостя, тут же вскочил на ноги.
Парнишка с коротко стриженными волосами и очень напряженным лицом выглядел совсем молодым, лет восемнадцати-двадцати.
Широко расставив босые ноги и демонстрируя через распахнутое кимоно неплохую грудную мускулатуру, парнишка преградил Константину путь.
— Че надо? — вызывающе спросил он.
— Матвей здесь? — спокойно спросил Панфилов, остановившись перед входом в спортзал.
— Не знаю такого.
«На грубость нарывается», — подумал Константин.
— Ладно, пацан, я сюда не шутки шутить пришел. Если Матвея нет, так и скажи.
Парнишка напрягся еще сильнее. Дергая головой и плечами, словно разминаясь перед схваткой, он сделал неосторожный шаг вперед.
— Я тебе сказал, пижон…
Закончить фразу он не успел. Константин спокойно, как на тренировке, вырубил парня одним ударом. Это был прямой «цки» в область солнечного сплетения.
Парень моментально осел на колени, выпучив глаза и хватая ртом воздух. Константин аккуратно взял его за кимоно, приподнял и усадил на скамеечку.
— Отдохни, пацан, — сказал он, по-отечески похлопав незадачливого бойца по щеке.
В зале шла обычная тренировка. Две пары бойцов спарринговали, усиленно пытаясь запугать друг друга боевыми выкриками.
Здоровенный плечистый тип, в котором Константин узнал уже знакомого бывшего спецназовца Гаврилу, пытался изо всех сил избить макивару.
Увидев, как Гаврила охаживает своими кулаками-кувалдами тренировочное приспособление, Константин мысленно поблагодарил Бога за то, что во время драки в подвале у Василия Трубачева он смог избежать участи спортивного снаряда.
Еще несколько человек занимались растяжкой у шведской стенки.
Внешне тренировавшиеся выглядели опытными бойцами. «Деды, — с насмешкой подумал Константин, оглядываясь на парнишку, который по-прежнему сидел на скамейке у входа, пытаясь восстановить сбитое дыхание. — Сами делом занимаются, а салабона на тумбочку выставили».
Уже позднее, после встречи с Матвеем, Константина вдруг посетила забавная мысль: вообще-то в этом спортивном зале его могли просто-напросто замесить.
Сам он, конечно, дерется неплохо да и хлипкостью духа вроде бы никогда не отличался, но на долгую схватку с тренированными противниками его явно не хватило бы. Так что поступил он слегка опрометчиво, можно даже сказать, пижонски, а еще точнее — по-жигановски.
Первым внимание на Константина обратил Гаврила. Он перестал ожесточенно лупить макивару и, тяжело дыша, уставился на Панфилова. Константин махнул ему рукой, подзывая к себе. Тяжелой походкой Гаврила направился к двери.
— Здорово, спецназовец, — приветствовал его Панфилов.
— Здоров, если не шутишь, — угрюмо ответил тот, потирая громадные мозолистые костяшки пальцев.
— Хочу повидать Матвея.
— А как ты…
Гаврила выглянул за дверь, увидел отдыхающего охранника и замолчал.
— Только не говори мне, что ты не знаешь никакого Матвея, — чуть поморщился Константин.
— Он там, в раздевалке, — Гаврила кивнул в противоположную сторону.
— Ладно, тренируйтесь, — спокойно сказал Константин и направился к двери, видневшейся в противоположном углу зала.
Матвей сидел на скамейке, прислонившись спиной к облупленной стенке. Сухощавый, жилистый, невысокого роста, он отдыхал после напряженного тренинга. Его раскрасневшееся лицо покрывали капли пота, лоб наискосок пересекала вздувшаяся синяя вена. Какие-то смутные воспоминания вызвала у Константина эта вена.
Он вошел в раздевалку и сел напротив Матвея. Тот принялся изучать его цепким жестким взглядом.
— С кем имею честь?
По этому несколько старомодному в наше время вопросу Константин понял, что имеет дело с бывшим офицером. В принципе это особой роли не играло, но внесло в разговор некоторые коррективы.
— Константин Панфилов.
— Звание?
— Я погон не ношу.
Константин не понял — то ли Матвей сразу же пытается подавить его своей властностью, то ли армия приучила к такой манере разговаривать.
Хотя Матвей и выглядел моложаво, ему, как и Константину, очевидно, было лет тридцать пять, не меньше. Коротко стриженные волосы кое-где серебрились.
— Чем обязан?
— Ты посылал своих людей к Трубачеву?
— Я не посылаю, я приказываю, — резко сказал Матвей.
— А если они не выполняют твоих приказаний?
— Неисполнение приказа карается.
«Гаврила не выглядит наказанным. Значит, к Василию он приходил по собственной инициативе, чтобы выслужиться», — подумал Панфилов.
— Ты где воевал?
Матвей смотрел на него сквозь прищуренные глаза.
— Это имеет какое-нибудь значение?
— Имеет.
— Ерунда, — коротко бросил Матвей.
— Если мы, уцелев там, не можем договориться здесь, то что тогда называется фронтовым братством?
Константин начинал злиться. Его раздражала эта холодная надменная отстраненность.
— Это все слова, пустые слова.
— А как же наша кровь, оставшаяся там, на Саланге и Кандагаре?
— Кровь? — глаза Матвея сузились до еле приметных щелочек. — Насчет крови ты прав, боец Панфилов. Тот, кто однажды почувствовал ее вкус, никогда не забудет. Нас сделали пушечным мясом. Нам говорили, что мы защищаем родину, а потом отказались от нас.
Ознакомительная версия.
