– А если… опять какая-нибудь непруха, типа как в зоосаде? – несмело предположил Шанкр, глядя на старинный фамильный склеп, едва различимый в кладбищенской темноте.
– Тогда тут закопают вас, – последовало любезное разъяснение. – Ну что, пацаны… Поехали отдыхать. Завтра у вас очень тяжелый день – похороны. Или «Группировки Ленинград»… или ваши.
Развернувшись, внедорожник покатил в сторону ворот и, миновав ограду, остановился на перекрестке. Неожиданно из глубины кладбища донесся удар церковного колокола, и полнозвучный густой звон потек над западной оконечностью Васильевского острова.
Шанкр вздрогнул.
– По ком звонит колокол? – спросил он, поеживаясь от нахлынувших аллюзий.
– Никогда не спрашивай, по ком звонят, – назидательно ответил лидер саяно-шушенских. – Иначе получится, что колокол звонит по тебе!
Бросив прощальный взгляд на смиренное кладбище, Аркаша скосил глаза на часы. Светящиеся стрелки навороченного «Брегета» сомкнулись ножницами на цифре «10», а это означало, что до «стрелы» с «Группировкой Ленинград» оставалось чуть больше двенадцати часов.
Свеча горела на столе, и ее трепещущий язычок отражался в стеклах серванта, глянцевой фотографии Матери и в полировке огромного закрытого гроба, установленного в центре комнаты на табуретках.
«Группировка Ленинград», стоявшая вкруг гроба, скорбно молчала. Тяжелая погребальная тишина плыла по огромной квартире. Неверный свет свечи выхватывал из полутьмы печальные лица, черные одеяния и огромный деревянный крест, прислоненный к стене.
– Ну что, пацаны… Будем прощаться, – сурово молвил Батя и, подойдя к гробу, извлек из кармана футуристического вида пистолет с мощной оптикой. Со вздохом приподняв крышку, он положил оружие внутрь. – Прощай, мама! Человеку твоей профессии нельзя отправляться в дальний путь без оружия. В загробном мире немало разных мудил, твоих когдатошних клиентов. Как знать – может, тебе придется встретиться с ними еще раз?
Следующим взял слово Данила Черняев, и слова его прозвучали с пафосной трагичностью:
– Мать, ты нас приметила и, в гроб сходя, благословила! Благодаря тебе я научился многому. Но многому так и не успел научиться. Я слышал, на том свете сухой закон. А ты любила после удачного исполнения пропустить рюмку-другую! – с этими словами Черняев сунул под массивную крышку гроба небольшую серебряную фляжку.
– Говорят, на том свете жарко, это плюс, – вздохнул Димон Трубецкой, – но топят там исключительно серой, мазутом и антрацитом, и это минус. Потому что эти продукты сгорания слишком дурно пахнут. А ты всегда заботилась о чистоте легких и здоровом цвете лица. Думаю, это тебе не повредит!
Приподняв крышку, Трубецкой положил в гроб сложенный армейский противогаз.
– В загробной жизни наверняка есть своя оперчасть, – с надрывом пробасил Жека. – И она ждет не дождется новых клиентов… которые еще топчут землю родного Бандитского Петербурга. Передай это местным ментам, чтобы не ошиблись при опознании! – попросил он и, приподняв крышку, положил в гроб небольшой фотоальбом с ориентировками на самых злостных отморозков саяно-шушенской группировки.
Последним высказался Сергей.
– А чтобы не скучать в ожидании нас, слушай иногда хорошую музыку, – печально напутствовал он, – мы же будем заказывать загробным FM-станциям твои любимые песни!
Миниатюрный радиоприемник с одиночным наушником на тонком проводке также исчез под крышкой гроба.
Свеча догорала. Расплавленный воск закапал на полировку стола. Фитилек изогнулся и закоптил. Исабель осторожно подошла к окну и отдернула тяжелую штору.
Раннее хмурое утро серело за окном. Клочковатый туман пластался на влажных выпуклых булыжниках. Людей во дворе почти не было – лишь любопытная дворничиха изучала надписи на венках, прислоненных к стене у парадного. Тут же стоял «Студебеккер», готовый доставить киллершу к месту последнего упокоения.
Пацаны, взявшись за серебряные ручки, натужно понесли гроб к машине. На лестнице они столкнулись с нетрезвой компанией гопников, топавшей в ночник за добавкой. При виде закрытого гроба гопники смолкли, почтительно пропуская процессию. До слуха их донеслись обрывки странных фраз, вроде бы никак не сочетавшихся с погребальным ритуалом. Несшие гроб молодые люди вполголоса переговаривались о последней городской метеосводке, каком-то антидоте, а также о театре восковых фигур, постановочном реквизите и немецкой газовой установке. Впрочем, это можно было списать на временное помутнение рассудка…
Уже поднимая гроб в кунг с надписью «Аварийная бригада», Данила заметил двух саяно-шушенских. Стоя на почтительном расстоянии, в арке дома напротив, они внимательно наблюдали за похоронами.
– Готовьтесь, суки… Мы зарядим ответку! – зловеще пообещал Черняев, и в уголках его глаз тут же наметились жесткие волевые морщинки.
Перед рассветом на Смоленское кладбище пал непроницаемый молочный туман, но вскоре погода установилась прекрасная – как раз для бандитской «стрелки». Солнце просвечивало влажные аллейки насквозь. Роса бриллиантово блестела на крестах и оградах. Где-то в кладбищенских кущах пощелкивал соловей, птица влюбленных и сказочников. Мохнатый шмель сел на цветок серебристого ландыша и склонил его к разъезженной колее боковой аллейки.
Мощное колесо «Хаммера» безжалостно вкатало в грязь и ландыш, и шмеля в его влагалищном зеве. Вильнув с колеи чуть в сторону, огромный джип с легкостью прошил непроходимые заросли и выехал на главную аллею. Из салона вышел Аркаша в сопровождении Шанкра. Водитель внедорожника, как и положено в таких случаях, остался за рулем.
Осмотревшись и не обнаружив ничего подозрительного, саяно-шушенский авторитет извлек из кармана портативную рацию.
– Шестой, на месте? – спросил он.
– На месте.
– Где находишься?
– Мусорный бак у входа.
– Девятый, а ты где? – позвал Аркаша, поминутно оглядываясь по сторонам.
– На прежнем месте. Одиноко стоящее дерево над старым склепом, – сипло отозвался девятый.
– Ничего подозрительного ночью не видел?
– Да что тут увидишь… Туман-то какой поутряни выпал! – засокрушался невидимый собеседник.
– Меня-то хоть сейчас видишь?
– И тебя, и Шанкра.
– А я тебя – нет. Вот и ништяк. Короче, как только Шанкр поднимет руку – сразу вали ихнего главного. Задачу понял? – оценив утвердительный ответ, лидер саяно-шушенских продолжил путь.
– А если кролиководы своих людей тут еще раньше нашего спрятали? – с мрачной задумчивостью предположил Шанкр и, достав из кармана наган, прокрутил барабан жестом шерифа из вестерна. – Кладбище-то большое! Да и туман с утряка выпал…
– Да ладно тебе, не очкуй! «Группировка Ленинград» – козлы! Будем рассчитывать на лучшее! – с напускным оптимизмом успокоил Аркаша. – Слышь… А с похоронами этой старухи – точно не подстава?
– Да я гроб вот этими самыми глазами видел! – с горячностью ответил тот. – Его в козырную конкретную тачку грузили. И крест туда же положили.
– Интересно – куда же эти кролиководы поехали? Неужели сюда?
– Не знаю, – Шанкр нервно взглянул на часы. – «Стрелу»-то им на десять утра забили. Может, и сюда, на Смоленку…
– Наверное, решили совместить и похороны, и «стрелку». По модной схеме: два в одном, – бездуховно предположил Аркаша, медленно двигаясь по аллейке и поминутно осматриваясь. – Короче, слушай задачу. Как только появится ихний главный… ну, Данила, я его сразу же базаром отвлеку. А ты незаметно дашь знак девятому, который на дереве сидит. Руку поднимешь, типа почесаться решил. А пацаны сразу же остальных перешмаляют.
– Да ладно тебе, все путем! – Шанкр шевельнул уголком рваного рта. – Мы сделаем их!
Остатки утреннего тумана еще клубились в овражках, цепляясь за верхушки покосившихся крестов. В одной из таких низин темнели странные силуэты. Раздвинув кусты, Аркаша застыл в изумлении.
У свежевырытой могилы, на козлах, возвышался дорогой закрытый гроб с изящными серебряными ручками. Гроб этот выглядел неестественно большим, будто бы в нем хоронили Голиафа. Вокруг гроба в скорбных позах застыли фигуры кролиководов. Конкретная козырная тачка с надписью «Аварийная бригада» стояла чуть поодаль, и дверца кунга была приоткрыта. И силуэты, и «Студебеккер», и гроб прорисовывались в клочьях тумана размыто, словно на акварели. Картина выглядела абсолютно ирреально. Протяжное собачье завывание, доносившееся словно из-под земли, и вовсе придавало увиденному черты мрачного сюра.
Контуры действительности безнадежно расплывались. Аркаша ущипнул себя за руку и обалдело обернулся к Шанкру.
