— Джони, хозяин летит!
— Вижу.
Рэмбо вскочил и побежал, широко раскидывая ноги, за конюшню. Посадочная площадка была ярдах в двухстах от нее, и самолет всегда заходил на посадку так, чтобы не беспокоить лошадей шумом мотора.
Авиетка мягко пробежала по полю и замерла. Ральф Пери спрыгнул на коротко подстриженную траву и, увидев Рэмбо, помахал ему рукой.
— Привет, Джони!
— Добрый день, сэр! С благополучным прибытием.
Пери обнял подбежавшего Рэмбо и, отступив на шаг, озабоченно посмотрел на его ноги.
— Что у тебя с ногами, малыш? Мне показалось…
— Это не с ногами, сэр, — успокоил его Рэмбо. — У вас очень норовистые лошади.
Пери рассмеялся.
— Но у меня есть берейтор, зачем тебе-то понадобилось объезжать моих лошадей?
Мне это нравится, сэр, улыбнулся Рэмбо. — У вас отличные лошадки.
— Вот как! — притворно удивился Пери. — А я этого и не знал. Как ты себя чувствуешь?
— Прекрасно, сэр. За эти полгода вы меня совсем избаловали. Пери отчего-то смутился и, не глядя на Рэмбо, отрывисто сказал:
— Ты мне нужен, Джони. Прости, что я отвлек тебя от дела.
— Сейчас, сэр?
— Да. Идем ко мне.
Выскочил с умильным выражением на лице дворецкий, но Пери жестом остановил его и прошел мимо. Они зашли в библиотеку, и Пери, плотно прикрыв за собой дверь, ткнул пальцем в диван.
— Садись, малыш. Дай мне прийти в себя.
— Что-нибудь случилось, сэр? — спросил Рэмбо, опускаясь на диван.
— Случилось. Даже не знаю, с чего начать… А впрочем, — Пери вынул из внутреннего кармана пиджака сложенный вчетверо лист бумаги и подал Рэмбо, — читай сам.
Рэмбо внимательно прочитал текст и отложил листок в сторону.
— Ты что-нибудь понял? — спросил Пери.
— Конечно, сэр. Я все понял. Не стану вас пугать, но это очень серьезно.
— Послушай, Джони, — Пери нагнулся, чтобы поближе посмотреть в глаза Рэмбо, — откуда тебе все это известно?
— В свое время, сэр, я много занимался Африкой. Даже изучал португальский и французский языки.
— Зачем?
— Видите ли, сэр, нас готовили для заброски в Анголу, когда там началась заварушка зимой семьдесят пятого. Но мы опоздали Советы и кубинские барбудос опередили нас. И тогда меня послали второй раз во Вьетнам. Ну, об этом вы знаете.
— И что же тебе известно о крокодилах?
И тогда Рэмбо решил щегольнуть всем запасом своих знаний.
— На берегах Конго, — начал он, — их называют ула — король, монду — страшный воин, момтуану — людоед. Но ведь вы хотели узнать о людях-крокодилах, сэр?
— Ну естественно!
— Люди-крокодилы, сэр, это тайные союзы или общества, члены которых могут превращаться в крокодилов, а крокодилы — в людей. Так нам объяснили, сэр, и я это накрепко запомнил.
— Что за чушь, — брезгливо поморщился Пери. — Когда это было?
— Всегда, сэр. В Западной Африке и теперь верят в это. Как верят и в людей-гепардов, людей-леопардов и в прочих людей-зверей, — Рэмбо подождал, пока Пери переварит эту информацию, и закончил: Колониальным властям было выгодно поддерживать эти древние верования африканцев, и они не вмешивались, когда кто-то у кого-то из своих вырезал сердце и печень при ритуальном убийстве. Что с вами, сэр?
Темное лицо Пери посерело, и он выкатил глаза. Рэмбо вскочил, налил из графина воды в стакан и поднес Пери. Зубы Пери выбили дробь о стекло.
— Хватит, Рэмбо, — сказал он, отдышавшись. — Ты и так рассказал мне больше, чем надо. Вижу, ты был хорошим учеником.
— Я был первым учеником, сэр. Так говорил всегда Траутмэн, — Рэмбо замолчал, смутившись от собственного хвастовства, но все же добавил: — Извините, сэр, но я хотел бы…
— Что еще?
— Судя по письму, которое вы мне показали, эти общества и в самом деле изживают себя. Теперь они превращаются в обычные банды головорезов.
— Хватит, Джони! Рэмбо пожал плечами.
— Я только хотел уточнить, сэр. Простите, если что не так, — он помолчал, вспоминая о чем-то, и наконец лицо его прояснилось. — Вспомнил, сэр!
— Что ты вспомнил?
— Еще нас предупреждали о возможных встречах в джунглях с кумирами.
— А это еще кто?
— Понимаете, сэр, африканцы такие же люди, как и мы. И они тоже совершают порой какие-нибудь преступления. У нас бы, скажем, за это посадили в тюрьму — и делу конец. А у них изгоняют из деревни в джунгли. И вот эти кумиры собираются в банды и разбойничают.
— К чему ты мне это рассказал, Джони?
— Мне показалось, сэр, что вам будет интересно об этом знать. Пери промолчал, и Рэмбо, немного обидевшись за африканские тропики, добавил:
— А мне, признаться, тогда очень хотелось в Африку. Нам столько интересного рассказывали о ней. А я вместо Африки вляпался в это дерьмо — во Вьетнам.
— Не скромничай, малыш, ты сделал тогда великое дело, — Пери сказал это лишь для того, чтобы что-то сказать. Он уже говорил Рэмбо эту фразу не один раз. Сейчас он думал совсем о другом — о брате Джеймсе — и опять не знал, с чего начать разговор: ему не хотелось даже намеком подталкивать Рэмбо к этой мысли. Из неловкого положения вывел его сам Рэмбо. Он вдруг взял с дивана листок и еще раз перечитал текст.
— Сэр, — спросил он, — а вы нашли детектива?
Седые лохматые брови Пери сошлись на переносице, на скулах заиграли желваки. Казалось, вот-вот и слезы брызнут из его глаз. Но Пери сдержал себя, и из груди его вырвался стон.
— Джони! Боже мой, это же какое-то проклятие висит над всем моим родом! Ну в чем я провинился, за что мне такие муки!
Рэмбо выдержал паузу, и когда Пери немного успокоился, спросил:
— Сэр, не понимаю, зачем им нужен детектив? Джунгли — это не Чикаго.
— Ну откуда мне это знать, малыш!
— Я думаю, сэр, там нужен такой человек, как я, — закончил свою мысль Рэмбо.
Пери вскинул голову и внимательно посмотрел на Рэмбо. Теперь, когда все решилось так просто, его вдруг снова стали мучать угрызения совести: а имеет ли он право рисковать жизнью другого человека ради спасения своего брата? Того человека, который совсем недавно спас его сына. Об этом он и сказал Рэмбо с присущей ему прямотой.
Что вы, сэр! — удивился Рэмбо. — Я же сказал вам, что давно мечтаю побывать в Африке. Ну а если к тому же мне еще посчастливится помочь вашему брату, сэру Джеймсу, то моя прогулка окажется вовсе не бесполезной.
— Я не смел тебя просить об этом, Джони, — сознался Пери. — Ты и так много сделал для меня и моего сына. И мне стыдно…
— Сэр! — перебил его Рэмбо. — Вы и не просили меня ни о чем. Но мне так хочется посмотреть, как люди превращаются в крокодилов! Когда мы летим, сэр?
— Если ты не против, малыш…
— Я не против, — снова перебил Рэмбо. — Позвольте мне только проститься с вашими лошадками — я так привык к ним, — он прошел к двери, взялся за ручку и, подумав, обернулся. — Я выбью зубы у этих крокодилов, сэр, и привезу вам на память. Говорят, они приносят счастье.
Сержант Питер Гвари из племени мангбету почти полгода шел по следам «мамбелы» — самого известного и самого таинственного союза людей-леопардов. Дело осложнялось тем, что его успели узнать все, он же не знал никого. То есть никого из тех, кому бы мог довериться. Он ходил от крааля к краалю, изображая из себя следопыта-охотника, заводил среди мужчин и юношей разговоры о повадках и местах обитания зверей и птиц, о лесных тропах, но лишь только он пытался заговорить о «мамбеле», как все умолкали или просто расходились, оставляя его в одиночестве.
Гвари знал, что тот, кто вступал в тайный союз, давал «клятву крови» не разглашать его секреты даже под пыткой. Того же, кто нарушит эту клятву, непременно постигнет безумие, а члены его семьи будут растерзаны зверем-покровителем. Не только далекие и близкие предки Гвари, но и многие его сверстники магбету все еще свято верили в то, что человек «мамбелы» способен принимать образ леопарда, которому поклонялся и в котором видел священный символ своего союза. Днем члены «мамбелы» ничем не отличались от остальных мужчин крааля, но лишь только наступала ночь, они собирались на лесной поляне, набрасывали на себя скальп и шкуру леопарда, вооружались железными, остро отточенными когтями и, начинали свой жуткий танец, подражая повадкам зверя-покровителя. И тогда низко над землей прокатывалось глухое раскатистое рычание, будто эхо отдаленного грома. Хищники осторожно ходили друг за другом, мягко ступая по траве, и вдруг делали угрожающие выпады в сторону невидимой жертвы. Движения становились все быстрее и быстрее, рычание переходило в яростный рев, выпады и прыжки следовали один за другим, и когда, наконец, дикое исступление достигало предела, люди бросались наземь и застывали. Но это уже были не люди — это были леопарды, приготовившиеся к прыжку. Превращение свершилось. И тогда они осторожно выходили на охоту. Жертва была обречена заранее, и уже никакие силы не могли предотвратить неизбежное, потому что такова была воля ла-джока. Ее не могли оспорить ни вождь, ни старейшина, ни ганги — жрецы племени. Ла-джок знал, кого принести в очередную жертву — он карал тех, кто стал забывать и нарушать племенные обычаи и верования, для кого новые порядки стали выше племенных традиций.
