Ознакомительная версия.
Взяв слегка фамильярный тон, капитан обратился к коменданту:
– Послушайте, Семенович, мне разрешение командира полка требуется.
Комендант махнул рукой:
– Уже получено.
– А поддержка с воздуха? – вежливо поинтересовался Верещагин.
Комендант наигранно задохнулся от возмущения:
– Какая поддержка! У тебя колонна из трех машин. Проскочишь только так. «Вертушки» в другом месте нужнее. Сам знаешь, что на южных заставах творится.
Идти без прикрытия с воздуха было нарушением инструкции. После расстрела отряда омоновцев и ряда нападений на караваны машин командование запретило проводку колонн без соответствующего сопровождения. Но извечная русская расхлябанность сильнее любого приказа и инструкции. В этом богом забытом районе, как и по всей территории Чечни, инструкции очень часто не выполнялись. Кроме того, Верещагина успокаивало еще одно обстоятельство – по трассе следования до сих пор не случилось ни одного подрыва. То ли боевикам была не интересна каменистая дорога, петлявшая между скал, то ли они сами слишком интенсивно пользовались этой дорогой, но фугасов на ней не ставили. Но для порядка десантник все же полюбопытствовал:
– Саперы разведку, конечно же, не проводили.
– Не проводили, – подтвердил полковник. – Но если настаиваешь, то можем пустить впереди колонны трал.
– С этим утюгом мы до скончания века кандыбать будем, – отверг неприемлемый вариант Верещагин.
– Это точно. Скорости вам это не прибавит.
– Значит, пойдем вслепую.
Комендант вновь завелся. Он вскочил и начал шагами мерить комнату. Было видно, что задание и ему не слишком нравится, что на полковника кто-то надавил сверху, кто-то отдал невразумительный, непродуманный приказ, преследующий какую-то сумасбродную цель. Но приказы в армии не обсуждаются. Кроме того, полковник ждал перевода на спокойную должность в тихий зауральский город, где в пригородном районе доживала свой век мать-старуха, а местную власть возглавлял одноклассник, с которым они сидели за одной партой. Так что еще до выхода в отставку полковнику были бы гарантированы несколько лет спокойной и достойной жизни, за которые можно было бы подготовиться к пенсии.
– Вслепую, Верещагин, котята слепые ползают. А ты – десантура. Бог войны.
Капитан быстро уточнил:
– Богом войны артиллерию кличут.
– Не придирайся к словам. То урок литературы мне преподаешь, то с расспросами занудливыми пристаешь. У меня и так голова кругом идет. Проблем с населением выше крыши. «Сверху» докладов об успехах строительства мирной жизни требуют. Призывают соблюдать законность. А как эту самую мирную жизнь строить и законность соблюдать, даже в Москве толком не представляют. Референдумы, выборы какие-то долбаные устраивают. Нет, капитан. Тут только один метод – мочить в сортире без передыху.
Десантник, которого этот разговор уже стал утомлять, веско заметил:
– Так ведь без малого двести лет мочим, а толку никакого. Как хватались «чехи» при каждом удобном случае за оружие, так и хватаются.
Кулак коменданта резко опустился на поверхность стола. Верещагин даже слегка вздрогнул от грохота.
– Значит, еще двести лет надо приучать чеченов к мирной жизни. Без всяких там выборов-шмыборов. А то на референдуме они нового Дудаева выберут, и закружится карусель по-новому. Нефиг в демократию играть. На войне как на войне. Кто сильнее, тот и правила устанавливает. А не хочешь по правилам победителя жить, добро пожаловать в сортир, где с тобой сделают то, что обещал наш президент. Вот и вся политика…
Через двадцать минут после разговора с комендантом капитан Верещагин стоял на месте формирования колонны. Два «ГАЗ-66» и «Урал» прятались в тени деревьев, росших на краю площадки. Возле машин лениво слонялись солдаты. По их не очень утомленным лицам можно было понять, что предыдущий отрезок пути не был слишком изнурительным. Только водитель «Урала», спрятавшись под открытым капотом, громко матерился.
Подойдя поближе, Верещагин спросил:
– Что, боец, ворчишь? Всех ворон своими матюгами распугал.
Из-под капота показалась чумазая физиономия водилы. Его мальчишечье лицо с оттопыренными ушами выражало высшую степень неудовольствия. Увидев перед собой офицера, водила шмыгнул носом, провел рукой по лицу и вяло сообщил:
– Движок как-то калечно пашет. Как перед рейсом соляру залил, так он и закапризничал. Может, форсунки забились. Как вы думаете, товарищ капитан?
Под носом у водилы образовалась черная маслянистая полоса. С таким камуфляжем мальчишка стал похожим на артиста из самодеятельного театра, которому выделили несуразную роль усача-гусара.
– Думать тебе, воин, положено. Ты на «Урале» рассекаешь. Вот и присматривай за своим железным конем. – Добавив металла в голосе, Верещагин приказал: – Ты, воин, языком по губешкам не стучи, а давай-ка побыстрее ликвидируй неисправность. Скоро начнем выдвигаться, и если по твоей милости застрянем… – Капитан сделал многозначительную паузу, придав зверское выражение лицу, – …запрягу вместо ишака и потянешь «Урал» на собственном горбу.
Солдат робко хихикнул, не зная, как воспринимать сказанное суровым десантником. Ведь в каждой шутке есть доля правды. А на войне определить эту самую грань довольно трудно. Нырнув под капот, водила яростно загрохотал железками.
Верещагин продолжил обход. Он уже знал, что БМП, стоявшие неподалеку от машин, уйдут обратно. Что сопровождать колонну придется только его десантникам, а значит, и ответственность делить будет не с кем. Впрочем, Верещагин и не привык надеяться на кого-либо. Он был настоящим десантником, жившим по принципу: «Если не мы, то кто?», усвоенному еще в Рязанском училище.
Но это странное задание, а точнее, его поспешность и непродуманность, не давало Верещагину покоя. К выходам, операциям, рейдам он привык готовиться основательно, с учетом всех особенностей предстоящего дела. Лишняя поспешность могла обернуться большой бедой. Верещагин же не любил подставлять ни своих людей, ни собственную голову. Риск он старался свести к минимуму. При разработке деталей предстоящей операции был въедлив до мелочей, как инспектор таможенной службы, шмонающий багаж контрабандиста.
Когда-то эту особенность отметил командир полка. При выборе позывных комполка с ходу выдал:
– Фамилия у тебя знатная – Верещагин. Как у героя из кинофильма «Белое солнце пустыни». Основательный мужик, надо сказать, был. Я в юные годы даже подражал ему. Говорил с хрипотцой и стакан мог замахнуть без закуски. Да… – мечтательно протянул комполка, зажмурившись. Затем, стряхнув видения безвозвратно ушедшей юности, сказал как отрезал: – Значит так, Верещагин, твои позывные будут Таможенник.
По молодости, тогда еще лейтенанту, такие позывные показались обидными.
Коллег в радиоэфире распознавали по более грозным наименованиям, в которых чаще фигурировали хищники или ядовитые твари со смертельным укусом. Но потом Верещагин оценил преимущества своих позывных. Он даже обнаружил в них какой-то потаенный смысл, подтекст. Таможенник, рассуждал он, обязан всякую дрянь задерживать. Быть на первом рубеже обороны государственных интересов. Так и поступал киногерой, державший границу вдоль побережья Каспийского моря на замке. Правда, нынешние таможенники мало походили на мужественного персонажа фильма. Нынче они стремились хорошенько подоить и государство, и его граждан. Но десантник зарубежные вояжи не совершал и с нравами наследников Верещагина знаком не был. Так позывной Таможенник стал вторым именем капитана. Он даже откликался на него во время застолий, которые иногда устраивали офицеры полка.
Даже комполка, вручая капитану орден «За мужество», оговорился:
– Заслужил крест, Таможенник! Но, услышав за спиной сдавленный смех начальника штаба, комполка тут же поправился: – Поздравляю, Верещагин, с первым орденом!
С тех пор радиопозывной приклеился к капитану намертво и превратился в его второе имя. Он привык к подколкам приятелей. На каждой дружеской попойке находился весельчак, который в сотый раз вопрошал:
– А за державу не обидно?
На что десантник незлобиво отвечал:
– Родину, как и друзей, не выбирают. – И, упреждая следующий стандартный вопрос, добавлял: – Мзды я не беру. Поэтому добавки не будет. И лучше, чем языком чесать, налегай на водочку, пока оная имеется в наличии.
Обычно после этого штатный юморист умолкал, поглядывая по сторонам. Товарищи Верещагина умели и воевать, и выпить. Причем если война в этой богом проклятой республике никак не заканчивалась, то водка на совместных офицерских посиделках испарялась с невиданной быстротой.
Обойдя замызганный грязью «газон», капитан столкнулся нос к носу с незнакомцем. Всех офицеров комендатуры Верещагин знал наперечет. А тут перед ним стоял упитанный мужчина, затянутый в новехонький камуфляж. Комплекцией он походил на добродушного артиста, рекламировавшего пиво «Толстяк». Вот только взгляд у незнакомца был неприветливым и колючим. Виски мужчины сияли благородной сединой. Пахло от незнакомца дорогим табаком и хорошим одеколоном.
Ознакомительная версия.
