Примерно через месяц после тех событий из Москвы пришел разгромный приказ. В нем капитана Гордеева С.Н. обвиняли ни много ни мало, как в срыве запланированной операции. Более того, в этом идиотском приказе утверждалось, что именно по его вине погибли Венька Аскольдов и Сергей Грушевский. На основании вышеизложенного капитана Гордеева С.Н. за дискредитацию высокого звания офицера увольняли из рядов Российской армии. Статья была суровая, по трактовке Мишеля Игнатова, ее можно было приравнять к общеуголовной за изнасилование крупного рогатого скота со смертельным исходом. Вряд ли на деле существовала подобная статья УК, но то, что Гору выдали самый что ни есть волчий билет, с которым в приличное место на гражданке не сунуться и нормальной работы не найти, сомнений не вызывало.
Так что Стасу в ближайшей перспективе светила альтернатива если не в бандиты податься, то уж точно забомжевать. Но случилось иное. Раскатилась перед ним путаная стежка-дорожка, которая и привела его на этот райский остров, затерянный в Индийском океане.
Катер приближался. Не более чем через семь, максимум — десять минут он минует линию прибоя, сбросит скорость и уткнется носом в песчаный берег. Люди выскочат на пляж, разбегутся по береговой полосе, поводя из стороны в сторону дулами, и начнется…
Станислав потянулся так, что косточки захрустели, и аккуратно, чтобы не поломать хлипкую мебель, выбрался из шезлонга. Подхватив стоявший у ствола пальмы автомат, он неспешно обогнул хижину и скрылся в густых зарослях.
Глава 2. Газировка и другие
После увольнения, с горя, а точнее — от обиды, свалился отставной капитан Гордеев в крутой штопор. Пил без перерыва почти полтора месяца. Правда, в серьезный запой, так, чтобы по нескольку дней из памяти вылетало, Стасу уйти не удавалось. Его организм был устроен таким образом, что первые сутки братания с зеленым змием проходили классически строго: радость потребления-общения, опьянение, сильное опьянение, забытье, похмелье. Но уже на следующий день включались внутренние резервы, активно противодействуя общему алкогольному отравлению. На вторые сутки радость потребления практически сходила на нет и опьянение толком не наступало, так, какой-то туман мозги застилал и все окружающее виделось в сером цвете. Да и пить не то чтобы не хотелось — скучно становилось, потому что толку от этого пития не было. Более на условный рефлекс смахивало: наливай да пей…
А на третьи пьяные сутки странная внутренняя дрожь у Гора появлялась. Затрясет организм — и минут через десять отпустит, а спустя часок-другой опять появится — и снова исчезнет. Но ежели тряску водочкой пугнуть, а сверху пивом заполировать, да еще несколько раз повторить эту процедуру, то к вечеру дрожь как бы и исчезала, а вернее — наружу выходила, в пальцы, которые подрагивать начинали в такт работе сердца.
На день-два Стас завязывал, пытаясь выйти из штопора, но на него трезвого такая тоска нападала, что он опять тянулся к бутылке. Так полтора месяца и прошли в борьбе с зеленым змием и внутренними терзаниями по схеме: трое суток через двое. Денег на нетрезвое и беспечное житье-бытье хватало. Командировочных и «боевых» на лицевом счете в банке скопилось примерно на полгода «веселой» жизни. Что будет потом, когда они кончатся, Гор не задумывался, а если честно сказать, просто гнал от себя подобные мысли — обиду бы сначала залить!
Из Чечни Гордеев вернулся в Одинцово, в город, в котором родился, вырос, окончил школу и откуда поступил в пограничное училище. А куда было ему возвращаться, как не в однокомнатную квартиру в хрущевке на окраине городка. Станислав не только в ней был прописан, но и являлся полноправным собственником этой скромной недвижимости. Отец уже пять лет как умер. Мать после его смерти уехала к сестре в деревню. Она продала их трехкомнатную квартиру в центре Одинцова и вырученными деньгами распорядилась по-матерински и по-хозяйски. Купила себе дом, квартиру сыну, а оставшиеся деньги отдала дочери Лизе, старшей сестре Стаса, которая была замужем и имела свою жилплощадь. Два года назад и матери не стало, сгорела от воспаления легких. Простудилась осенью, закашляла, затемпературила. До районной больницы в распутицу-то не доехать, и ближайший медпункт за пятнадцать верст, лечиться сама стала малиной да пирамидоном. Когда совсем плохо сделалось, фельдшера на тракторе привезли из соседнего села, но уже поздно было…
Станислав в свое время был против приобретения «однушки», впрочем, как и «двушки» и «трешки», потому что не видел в этом смысла. Гордеев как раз только окончил училище, и его вполне устраивала комната в офицерском общежитии в части, дислоцирующейся также в Подмосковье, однако далековато от Одинцова. Если на перекладных, электричками или автобусами, так полдня добираться. Да и служба была такая, что о собственной квартире он вспоминал только в отпуске да еще когда сестра напоминала, что деньги на оплату за коммунальные услуги перевести надо. Да что там квартира, в общежитии он в течение года максимум пару месяцев жил. Все больше по командировкам да по выездам… А уж о перспективе, когда он отслужит полный срок, выйдет на пенсию и вернется в Одинцово, Стас даже не задумывался. И вообще, судьба служивого штука капризная: куда забросит, где приземлит — одному богу известно.
Но оказалось, мама была права, и квартира пришлась отставному капитану как нельзя кстати. Правда, за полтора месяца пьяного разгула жилплощадь заросла мусором и грязью, превратившись в неопрятную ночлежку. Гор и его нетрезвые гости менее всего заботились о чистоте. Сестра первые две недели пыталась наводить порядок, уговаривая Станислава наладить быт и бросить пить, но потом и она махнула рукой и не появлялась у брата, а лишь изредка звонила по телефону, проверяя, живой он или нет.
Друзья юности, радостно встретившие возвращение Стаса в родные пенаты, не выдержав объемов выпиваемого и темпов «праздника жизни», один за другим откололись. При нем остался лишь верный оруженосец Олег Зурнаджиев по прозвищу Газировка, школьный товарищ Гора. Станислав не помнил, отчего еще с детства прилепилась к Олежке эта кличка. То ли из-за того, что тот любил эту самую газированную воду, а может просто — из-за зудящих «з-з» и «р-р» в фамилии, напоминающих шипение газировки.
Сын азербайджанца и украинки, донельзя худой, с черными как смоль волосами и голубыми глазами появился в шестом классе, отучился до самого выпускного и осел в Одинцове, хотя первоначально планировалось, что в этом городе семья то ли мостостроителя, то ли инженера-дорожника задержится не более чем на год-полтора. Папа Газировки действительно через год с небольшим уехал куда-то далеко в Сибирь на строительство очередной трассы, оставив семью в Подмосковье. Восстала против кочевой жизни мама Олежки, которая впервые за полтора десятка лет семейной жизни обрела, хотя и в коммуналке, собственный угол, причем в непосредственной близости от Москвы. Весомым аргументом было и то, что сын должен учиться в нормальной школе, а там, куда отправлялся папа-мостостроитель, с получением среднего образования было туго.
Возможно, если бы отец Газировки настоял и забрал семью с собой, судьба Олега сложилась бы по-иному, но, осев в Одинцове, счастливой жизни и покоя сын с матерью не получили. Папаша растворился где-то в таежных просторах и еще полтора года присылал довольно приличные суммы, однако потом в один момент поток дензнаков иссяк, и семья Зурнаджиевых резко села на мель. Мать трудилась на двух работах, чтобы «поднять» сына, но тот подниматься особого желания не испытывал. Кое-как окончил школу, в вуз, естественно, не поступил, в армию не взяли по хилости здоровья, а работать особого желания у Олежки не было. Болтался, как экскременты в проруби, подрабатывал то грузчиком в магазине и на рынке, то подсобником на стройке, но нигде больше месяца-двух не задерживался. Так что основным источником жизни семьи Зурнаджиевых продолжали оставаться заработки матери. Из коммуналки они так и не выбрались, жили вдвоем в двенадцатиметровой комнатушке.
Пил Газировка постоянно, но в меру. И с деньгами были трудности, да и здоровье не позволяло излишне окаянствовать на ниве пития. Олежка с воодушевлением воспринял появление в Одинцове своего школьного товарища и его относительную состоятельность. Выпить и закусить на халяву Газировка был всегда готов, а тут еще и сдача на сигареты перепадала…
В общем, сделался Олежка верным оруженосцем впавшего в загул Стаса Гордеева. Пользы от него было немного, но в магазин сгонять — пожалуйста, найти среди ночи работающий бар — нет проблем, да просто — живая душа рядом. Кстати, и местная милиция не то чтобы уважала Олежку, но знала, что неприятностей от парня ждать не приходится — тихий он алкаш, безвредный. Потому менты зря не приставали, а заодно с ним и Гора не трогали.
