– Рано радуешься… – процедил сквозь зубы Сергей, неподвижно стоя на месте и ожидая от врага первого шага.
Прошло, наверное, секунд десять, прежде чем Наджиб Аль-Бахмар начал медленно, крадучись, подходить к Сергею. Тот же стоял на месте спокойно, опустив руки вдоль тела, и не поворачивая головы, одними глазами следил за короткими передвижениями противника. Сзади у него было около трех метров до обрыва.
Неожиданно Аль-Бахмар прыгнул вперед и вправо, выводя лезвие левой рукой широким махом. Он старался зацепить Сергея первым же режущим выпадом, но Бойченко был к этому готов. Он, резко пригнувшись, пошел на сближение, не давая иракцу пространства и времени на новый замах. Лезвие мелькнуло над головой. Наджиб, может быть, и предполагал какое-то контратакующее действие со стороны противника, но явно не такое быстрое и резкое. Сергей перекинул нож в левую руку и попытался провести тычок в живот, но или иракский вояка был более резв, или Сергей все-таки не так быстр. Наджиб рубящим движением левой руки отбил атаку. Лезвия ножей злобно лязгнули, встретившись друг с другом. Сергей решил не тратить силы на собственные атакующие действия, предпочтя работу на контратаках, в надежде зацепить Аль-Бахмара на «встречном курсе». Вскоре такой момент представился. Полковник слишком сильно провел замах и Бойченко практически удалось в какую-то долю секунды зайти ему за спину. Иракец, похоже, разозлился, но оплошность свою быстро исправил. Он не стал разворачиваться, а продолжил движение. Повернувшись вокруг своей оси и поставив лезвие ножа перед лицом, сбил клинок Бойченко, летевший в шею. Черное лезвие столкнулось с блестящей сталью и ушло со своей траектории. В шею полковнику нож не воткнулся, но глубоко пропорол левую сторону лица – от щеки вверх, до самого лба, практически отрезав кусок кожи. Полковник охнул и прижал отслоившийся лоскут, размазав обильно брызнувшую кровь по лицу и шее.
В пылу поединка противники не заметили, что в дюжине метров от них за ними наблюдают два иракских солдата. Те дружно вскинули свои автоматы, как только раненный в лицо Наджиб разорвал дистанцию с Бойченко. Полковник уловил это движение, но не успел ничего крикнуть. Раздались выстрелы. Солдаты не целились, стреляли инстинктивно и было глупо ожидать от них снайперских попаданий. Но две пули все-таки воткнулись в левую часть груди Сергея, отбрасывая его назад. Спецназовец взмахнул руками, стараясь удержать равновесие, но неожиданно почувствовал пустоту под ногами и вокруг себя. В этот момент сознание покинуло его, обняв непроглядной тьмой и тишиной. Спустя пару секунд тело командира особой диверсионной группы ГРУ ГШ СССР пропало в плотном водяном тумане, всколыхнув маленькую радугу.
…С тяжелым хриплым вскриком Бойченко резко очнулся ото сна и сел на кровати. Минут семь ушло на то, чтобы успокоиться и прогнать из сознания картины прошлого. За окном в неспокойной дреме лежала Москва. С шорохом проносились по проспекту редкие машины, откуда-то эхом доносился звук то ли медицинской, то ли милицейской сирены. Недавно, похоже, прошел дождь – асфальт лоснился под оранжевыми взглядами фонарей… Перед глазами стояло лицо иракца, исполосованное ножом. Саднила левая рука и плечо. Бойченко потер шрамы, оставшиеся на теле после Ирака. А, ну понятно… Дождь. Старые раны всегда болели к дождю.
Душа болела постоянно.
Бойченко спустил ноги на пол. Холодный паркет заставил его поежиться. Сергей подошел к окну и отодвинул занавеску. Небо уже практически очистилось от туч и на востоке четко обозначилась светлая полоска. Часы на столе подмигивали ярко-красными цифрами. Половина четвертого утра. Сергей понимал, что уже не заснет. Просто не захочет снова пережить тот момент…
После его спасения и возвращения, детали которых, по странной прихоти памяти, Сергей практически не помнил, он около года находился на лечении в различных госпиталях. А потом еще два года ушло на трудную реабилитацию. Военно-врачебная комиссия, изучив состояние Бойченко, приняла решение о том, что он более не может проходить службу в подразделениях ГРУ по состоянию здоровья. Это звучало как приговор. Спецназовец поначалу не сдавался. Это было не в его правилах. Он искал и находил (сослуживцы помогали) именитых профессоров, которые, даже если и хотели помочь, тем не менее полностью подтверждали ранее поставленные диагнозы, сокрушенно разводя руками и откровенно удивляясь тому, что их пациент вообще жив. Тяжелые ранения и их последствия не позволяли Сергею служить там, куда он рвался. Он не соглашался ни на один из предлагаемых руководством альтернативных вариантов, пытаясь доказать, что он здоров. Даже приводил в пример Маресьева и прочих, вернувшихся в строй и продолжавших служить… Ему предлагали должности преподавателя, командира части, начальника огромного стрелкового полигона… В конце концов Бойченко ушел из армии. Министерство обороны, в знак уважения заслуг, присвоило Сергею внеочередное звание и рассталось с, уже подполковником, Бойченко совершенно спокойно. Хотя, по сути, удивляться было нечему. От длительной нервотрепки устали все и, после того как на последний документ была поставлена последняя печать, обе стороны вздохнули с явным облегчением.
Около полугода Сергей привыкал жить в новом качестве. Удавалось с трудом. Сергея тянуло назад, но он сам прекрасно осознавал, что этот путь для него теперь закрыт навсегда. Вся его послеармейская жизнь продолжала «по привычке» управляться армейскими законами. А если учесть, где именно служил Сергей, какие задачи решал и в каких ситуациях оказывался, то законы эти можно было называть законами военного времени. Бойченко никак не мог вернуться с войны. Первый же Новый год, встреченный дома, стал для бывшего диверсанта сущим кошмаром – вокруг рвались петарды, выдавая одну за одной смачные автоматные и пулеметные очереди, сухо хлопали пистолетные выстрелы и ухали РГДшки… В небо взмывали ракетницы… Идя по улице, Сергей постоянно искал глазами снайперов, рассчитывал траектории и делал поправки на ветер… Руки искали оружие, били по бедрам в поисках пистолета, поправляли лямку автомата на плече… Отсутствие оружия Сергей переживал тяжело. В который раз обнаружив отсутствие автомата, он неизменно оборачивался в поисках потерянного ствола. Потерять оружие – что может быть страшнее для солдата? Это состояние называлось «профессиональной деформацией».
Однажды Бойченко облился холодным потом, когда ему навстречу из подворотни выскочила вопящая и орущая что-то стая мальчишек, играющих в войнушку. У всех в руках были игрушечные, конечно, пистолеты и автоматы. Но, черт побери, они все были точными копиями боевого.
– В этом мире войны больше, чем на войне, – сказал он однажды жене, после просмотра телевизионных новостей.
Бывшие сослуживцы не забывали его, равно как и он не забывал их – регулярно виделись, отмечали праздники, ездили на природу. Но… Постепенно общение сошло на нет. Близких друзей у Бойченко не было, за исключением, пожалуй, Вити Половцева. Все его товарищи, вся его команда… Они все остались там, в ущелье, недалеко от турецкой границы. Да и сам Бойченко выжил с большим трудом. Ранения его были бы для обычного человека смертельными, но атлетическое здоровье и сложившиеся обстоятельства позволили ему остаться в живых. Ледяная вода горной реки, в поток которой он свалился с уступа после того, как иракцы всадили в него две пули, довольно быстро охладила организм, что снизило вред от кровопотери. Это и цепочка счастливых случайностей привели к тому, что уже через несколько часов он оказался в больнице небольшого приграничного городка, потом был вертолетом доставлен в турецкий город Ван, а оттуда самолетом – в Россию, в Сочи. Все это время Бойченко находился в бессознательном состоянии и об этапах эвакуации узнал позже со слов коллег. Здорово помогли турецкие военные. В связи с тем, что группа Бойченко работала в северных районах, где сильно ощущалось влияние неподконтрольных Багдаду курдов, которые и туркам уже давно были поперек горла, российские власти загодя «шепнули на ухо» Анкаре о том, что проводится секретная операция против лидеров курдских сепаратистов. Чем курды так насолили России, Турция спрашивать не стала, помня историю с Оджаланом и посчитав, что и такой вариант ей на руку…
А потом Бойченко сорвался. Стресс он снимал единственным доступным ему способом. И этим только усугубил положение. Он оказался никому не нужным в этом мире. Там, где он хотел быть, его видеть не хотели. Его звали туда, куда он не собирался идти. Периодически давала о себе знать контузия. Попытки уйти от одних проблем привели к другим проблемам. Алкоголь никогда не был другом и советчиком. Отношения в семье стали портиться и жена Аня, свадьбу с которой они сыграли в 1989 году, до этого героически помогавшая ему выкарабкаться после ранения, устала от его пьяных закидонов. Она не выдержала этого адского напряжения и ушла. Детишек их семье на тот момент Бог не дал, поэтому расставание прошло относительно спокойно и просто…
