На его окаменевшем лице застыли следы каких-то переживаний. Но о чем так мучительно думал этот человек в последние секунды своей непростой жизни, уже никому не суждено знать…
Идея задержаться ненадолго в Казбеги, где в живописном урочище расположена некогда популярная среди путешествующего по Кавказу люда база отдыха, пришла к Протасову, как это часто бывает, внезапно. По правде говоря, в его первоначальные планы путешествие по Транскавказской магистрали не входило. Он вообще не собирался оставаться в Грузии дольше, чем требуется для того, чтобы отдать некую дань прошлому, перед которым он сам, кажется, ни в чем не виновен. Ни в прежние годы, ни тем более сейчас он не собирался заниматься здесь какими-либо расследованиями, изображая из себя крутого мстителя.
Просто он считал очень важным для себя посетить некоторые памятные ему места; и вот теперь, когда он сам резко поменял свою жизнь, наконец удалось осуществить давние замыслы – с этой поездки в Закавказье, собственно, он и решил начать «новую жизнь».
Протасов съездил на двое суток в Новый Афон, затем вернулся обратно в Тбилиси. И, как выяснилось, напрасно: человек, прежде хорошо знавший его отца, нынче работающий в грузинских спецслужбах, от прямого разговора с ним, Протасовым-младшим, уклонился… И это в общем-то неудивительно. Люди такого рода, как тот грузинский гэбист, с которым пытался побеседовать начистоту Протасов, предпочитают в подобных случаях держать рот на замке.
На этом, собственно, его программа пребывания в Грузии была исчерпана.
Заказав через администратора такси, Протасов отправился из гостиницы прямиком в аэропорт – на руках у него уже был авиабилет до Москвы. Но тут случился облом: нужный ему рейс неожиданно отменили. Та же участь спустя короткое время постигла ростовский рейс, а вдобавок по зданию аэропорта динамики разнесли информацию, что по независящим от местных авиалиний причинам все вылеты в российском направлении откладываются на неопределенный срок…
Ждать, пока вновь помирятся Владимир Владимирович с Эдуардом Амвросиевичем, – возмущенные пассажиры, естественно, тут же обвинили в происходящем лидеров двух стран, – Протасову было как-то не с руки.
Наведя нужные справки, он пришел к выводу, что сподручнее всего ему проложить свой маршрут через Владикавказ, откуда он сможет беспрепятственно вылететь в Москву. В конце концов, он теперь вольная птица, ему некуда и незачем спешить.
На следующий день, ближе к вечеру, он был уже в Казбеги, небольшом городке, расположенном почти у самой российско-грузинской границы.
Междугородный автобус, чей салон был заполнен едва наполовину, делал здесь получасовую остановку. Протасов выбрался из прогретых за день внутренностей автобуса на крохотную привокзальную площадь, закурил.
Казбек, контрастно выделявшийся на фоне подсиненного сгущающимися сумерками неба своей заснеженной вершиной, смахивающей на белую кардинальскую шапочку, был столь же величественным, как и в прежние времена. В воздухе витал смешанный запах цветов и доходящего на углях мяса. Швырнув окурок в урну, Протасов еще раз задумчиво оглянулся окрест. Затем так же неторопливо изъял свою большую дорожную сумку из багажного отсека, жестом показал водителю, что остается в Казбеги, после чего направился к расположенной в полусотне метров от автовокзала гостинице…
Хотя было еще только половина девятого утра, в номере, выходящем на солнечную сторону, уже заметно давала о себе знать духота. Через открытую настежь балконную дверь в комнату вместо бодрящего сквознячка просачивались запахи свежезаваренного кофе и выставленного с утра пораньше во дворе мангала. Скромный одноместный номер, выделенный Протасову, местный администратор гордо обозвал «апартаменты «люкс». Александр не стал с ним спорить – за постой взяли недорого, – но про себя отметил, что по меркам Парижа и Марселя эта построенная еще в советское время гостиница недотягивает даже до «трехзвездочного» уровня.
Впрочем, Протасов в последние годы не был избалован роскошью, а потому давно приучил себя довольствоваться тем, что у него есть в данную минуту. Ничто его особо не смущало: ни отсутствие электричества (свет вырубили еще до наступления полуночи), ни упитанный таракан на полу в крохотной душевой, ни тонкая прерывистая струйка воды из-под крана, которая пресеклась в аккурат в тот момент, когда Александр собрался побриться…
Его абсолютно все здесь устраивало, тем более что он не намеревался задерживаться в этом притулившемся к подножью Казбека городке на сколь-нибудь длительный срок. …Августовский день обещал быть жарким. Протасов, надумавший совершить небольшую прогулку по окрестностям, облачился в «курортный» прикид: светлые брюки, белая рубашка с коротким рукавом, на ногах удобные, как тапочки, кожаные мокасины… Местной обслуге особо доверять не следовало; первым делом он извлек из бокового кармана дорожной сумки «ладанку» – эту довольно увесистую металлическую штуковину, размерами с обычный портсигар, он купил по случаю у одного из послушников Новоафонского монастыря – и сунул ее в свой нагрудный карман; затем прикрепил к брючному поясу довольно объемистую барсетку, в которой хранились документы и вполне приличная по местным меркам сумма долларовой наличности, а также остаток приобретенных им в тбилисском обменнике грузинских лари; сохранность же всех прочих вещей, даже если в гостиничный номер в его отсутствие наведаются воры, особо его не беспокоила.
Проходя через вестибюль, Протасов мельком увидел себя в большом зеркале. Вполне приличного вида молодой мужчина, рослый, под сто восемьдесят пять, ладно скроенный, загорелый, неплохо экипированный…
Выбравшись на залитую солнцем улочку, он водрузил на переносицу темные очки, затем невольно усмехнулся собственным мыслям: еще каких-то две недели назад ему было диковинно лицезреть себя в гражданке, а теперь он уже вполне свыкся со своим новым цивильным обличьем.
Вопреки опасениям, подростковые воспоминания его не подвели: дорогу, проложенную в урочище, где некогда располагались домики турбазы, он нашел безошибочно. Расстояние, которое отделяло его от цели, было сравнительно небольшим – около пяти километров, – поэтому он не стал нанимать такси, решив прогуляться до турбазы пешком. В ложбине, куда вскоре втянулась гравийная дорога, было как-то по-особенному покойно и тихо. Склоны холмов поросли буковыми деревьями и орешником; в полукилометре, по правую руку, уже на границе неширокой ложбины, возвышалась зубчатая скала, сплошь увитая дикорастущим плющом, сквозь сочно-зеленый покров которого лишь кое-где проглядывала красноватая горная порода…
Здесь, в урочище, царила мягкая прохлада, да и сам воздух тут был совершенно особенный, целебный. В голове Протасова теснились воспоминания, и даже без компании ему было не скучно. Дорога, по которой он шел, выглядела практически пустынной: за все это время его обогнала лишь пара велосипедистов, парень и девушка с рюкзаками на спинах, да еще его едва не сбил какой-то малахольный джигит, мчавшийся куда-то сломя голову на черном джипе «Тойота», – Протасов, едва успевший отпрянуть на обочину, даже погрозил в сторону быстро удаляющейся пыльной кормы мощного джипа кулаком.
Но и этот досадный эпизод не способен был испортить ему настроение.
Тем более что уже спустя несколько минут он добрался до цели, свидетельством чему был установленный на развилке двух дорог чуть покосившийся от времени столб, на котором некогда красовалась табличка с надписью «Турбаза «Казбеги», – теперь этой таблички на месте не было.
От самой турбазы тоже мало что осталось. Дощатые домики кто-то разобрал, а на месте жилого модуля, где они провели некогда целых две недели – мама, отец и он, в ту пору четырнадцатилетний подросток, – сохранился лишь фундамент со следами давнего пожара. Территория порядком заросла, кое-где, правда, сохранились еще открытые площадки, к которым вели вымощенные камнем дорожки: раньше здесь тусовались «турики», резались в волейбол, пели песни под гитару, пили терпкое вино и рвали зубами приготовленную на углях сочную баранину… «Не стоит удивляться, дружище, – почти равнодушно подумал Протасов, отмечая про себя следы запустения. – Тем более нет смысла расстраиваться. За те полтора десятка лет, что тебя здесь не было, растворились, исчезли в небытие целые страны, что уж говорить о какой-то затерявшейся в закавказской глуши базе отдыха…»
Протасов всегда, даже в юношескую пору, прекрасно ориентировался на местности. Вот и сейчас, хотя окружающий ландшафт изменился почти до неузнаваемости, он без труда нашел полюбившееся ему еще в детстве местечко – всего четверть часа ходьбы от лагеря. Там он и решил устроить себе привал.
