Приехав домой, Юрий первым делом по давно заведенной традиции пошел в ванную комнату. Долго стоял под контрастным душем, перебирая в уме события прошедшего дня. Струйки душа дробно, весело стучали по плечам и спине. Выйдя из ванной, переоделся в свой любимый «обломовский», как он называл, халат, прошел на кухню, заварил зеленый чай и с дымящейся кружкой вошел в зал. Погрузившись в мягкое кресло, взял дистанционный пульт и включил музыкальный центр. Тихо зазвучал Вивальди.
Филатов снова попытался расслабиться, но мысль о предстоящем отпуске и тревожное ожидание чего-то выводили его из душевного равновесия.
Провести отпуск для Филатова, вернее как его убить, всегда было проблемой номер один. Сейчас особенно, когда этот отпуск свалился как снег на голову. В курсантские и первые годы армейской службы было два решения – не ехать в отпуск вообще или составить компанию домой к кому-либо из сослуживцев. Последний вариант предоставлял возможность посмотреть страну и побыть в семейной обстановке на «мамкиных пирожках».
– Сирота ты казанская, – пожалел сам себя Филатов и полез на пыльную антресоль за выпускным фотоальбомом. Он долго сидел на кухне, курил одну за другой сигареты и перебирал старые фото, всматривался в лица, вспоминал имена. Воспоминания о золотых курсантских годах накатили, заставили забыться на время бесконечного вечера.
Где вы сейчас, ребята? Большинство растворилось в несметном количестве российских гарнизонов, растеряв или забыв контактные адреса, щедро раздаваемые на выпускном вечере, кто-то уехал в поисках лучшей жизни за кордон, кого-то уже и в живых нет.
– Семнадцать, – почему-то вслух произнес Филатов скорбную статистику потерь выпускников его курсантской роты. Тоска и боль раздирали сердце. Ош – Антон Сидоренко, Игорь Серебров. Приднестровье – Володя Бабичев. Чечня... – Филатов встал, подошел к холодильнику, достал из морозильной камеры обледенелую бутылку водки.
– Так и спиться можно, – налил стакан и поднес его к губам. Стылая, тягучая жидкость ломила зубы, обжигала внутри.
– Можно, но не нужно, – он поставил пустой стакан в мойку, закрыл початую бутылку, положил ее обратно в морозилку. Взгляд проскользил по стенам, мебели и зацепился за телефон. Сколько Филатов на него смотрел, о чем думал тогда, много позже он так и не вспомнил. Забытое было ощущение необъяснимой тревоги снова заныло и отдало болью в висках.
Раздавшийся телефонный звонок вывел его из оцепенения. Определитель высветил незнакомый междугородний номер. Можно было не отвечать, но Филатов поймал себя на мысли, что он ждал именно этого звонка. Телефон не умолкал, и он приподнял трубку, несколько мгновений подержал на весу, выдерживая паузу, как бы давая судьбе шанс все переиграть. Судьба оказалась настойчива. Филатов не верил в судьбу и поэтому взял трубку.
– Слушаю вас.
– Здравствуй, Фил! Чем занимаешься? – звонивший не представился, но голос показался знакомым.
– Водку пью, – неожиданно для себя разоткровенничался Филатов.
– Водку пить одному – вредно и мне, и тебе, и ему, – назидательно изрек голос и трубка разразилась заразительным смехом. Так смеяться мог только один человек во всем мире.
– Кучум!!! Тыщу лет. Ты где и как ты меня нашел?
– Через Интернет. Прочитал твое объявление на гей-сайте «Одинокие сердца». Старый, ты не живешь, а существуешь. Разве можно себя так запускать?
– Один ноль, Кучум. Пока в твою пользу. Рад тебя слышать. Откуда звонишь? – Филатов действительно был рад. Серега Кучумов, известный на весь курс весельчак и балагур, этакий ротный Вася Теркин. За четыре года жизни в военном училище Филатова нередко доставали его приколы и шуточки. Одно время между ними было даже своего рода соревнование – кто кого быстрее разыграет.
– Слушай, Фил, дело случая. Я тут маленький сейшн устроил. Танцы-шманцы, то-се, полистали альбомчики, нашли общих знакомых. Ты оказывается у нас личность знаменитая по части секса. Ха-ха!!! Пользуешься спросом.
Чувствовалось, что сейшн удался. Кучум тараторил как пулемет «Максим» в умелых руках Анки Пулеметчицы. Из общего словесного потока Филатов понял, что Кучумов пересекся с кем-то из «старой гвардии» и безумно желает видеть Филатова у себя на скорой свадьбе, не много не мало – свидетелем.
– Фил, я влип по самое не хочу! Моя Аня и Маня близняшки. Я бы на них обоих женился, да Вера не позволяет. Вера – это тещу мою так зовут. Так я что решил – я беру Аню, а тебе Маню. Ты же свободен, а над твоей половой ориентацией Маня поработает. Правда, Маня? Вот, она согласна, – на том конце провода раздавался смех, гремела музыка, звенела посуда. Все как у людей.
– Серега, спасибо, не забыл. Представляешь, я тоже сегодня наш альбом смотрел. Тебя вспоминал, ребят, – поддержать шутливый тон у Филатова не получилось. Кучумов это заметил.
– Я смотрю, ты совсем закис в своем Нальчике. Приезжай, посидим, поговорим. Я тебя жду в четверг вечером на станции. Записывай маршрут и координаты...
Еще пару минут они поговорили ни о чем и разговор прервали гудки. Филатов положил трубку.
– Вот и ладно. Вопрос с отпуском решился. Еду. Как говаривал Наполеон – «главное ввязаться, а там будем посмотреть». Теперь спать. Утро вечера мудренее.
Филатов уснул. Ему приснилась смерть; снилось, будто он лежит в воронке посреди огромного поля, а вокруг идет бой. Тысячи людей сошлись в рукопашной и тысячи смертей сливаются в одну, прозрачную и легкую, как туман, нависающую над полем и над ним, Филатовым, смерть. Она сгущается, как грозовая туча, раздается гром, похожий на разрыв снаряда. И на Филатова свысока летит металлом миллионов пуль его смерть.
* * *
– Ностальгия постучала в мои двери... – обрывок услышанной утром по радио песенки прочно засел в голове и крутился на языке уже в течение нескольких часов. Иногда мелодия прорывалась наружу, и квартиру сотрясал оперный бас Филатова, чего раньше он себе не позволял:
– Никому на свете я не верю... Даже ты не в силах мне помочь... – вместо комплиментов соседи нервно застучали по трубам отопления.
– Интеллигентные люди, два высших образования, а туда же, тишину им подавай. Вечный бой! Покой нам только снится! – в перерывах между ариями Филатов собирал вещи и философствовал. Наверху на пол уронили что-то очень тяжелое.
– Да, это не Ла Скала, пора сваливать, а то помидорами закидают... Ностальгия постучала в мои двери... – очередной раз завел Филатов, размышляя, брать или не брать с собой пистолет. Разрешение на ношение оружия, которым он владел в совершенстве, – имелось. За годы службы и работы в фирме Юрий привык к оружию и чувствовал себя без него, как хирург без скальпеля, хотя и рукопашным боем занимался основательно и давно. Вывести из строя одного-двух противников ему не составляло труда. Филатов открыл сейф и осмотрел свой арсенал.
– Хамзату за боевые заслуги, Грозный 1995 год, – Юрий прочитал выгравированную надпись на рукоятке трофея и положил пистолет обратно в сейф, где находился еще газовый пистолет «Вальтер» и служебный «ПМ». Как человек опытный, Юрий знал, что пистолет – вещь опасная и если он есть, то должен стрелять. Иначе это не оружие, а игрушка. Впрочем «игрушка» тоже имелась. На вид это была обыкновенная шариковая ручка, только чуть толще обыкновенной. На самом деле это вещь позволяла стрелять. Внутри ее размещался ударный механизм и мелкокалиберный патрон. Оружие было сделано под заказ одного киллера, который стараниями Филатова не успел им воспользоваться... Но одно дело работа, а другое отпуск. Стрелять в отпуске Филатов не собирался, поэтому решил ничего с собой не брать, даже на «всякий пожарный случай». Юрий закрыл сейф и спрятал ключ в потайное дно оригинально инкрустированной шкатулки, приобретенной по случаю на одном из «блошиных рынков» города, куда он любил заглядывать в свободное время в поисках раритетов. Про себя Юрий решил: «Никаких пистолетов-автоматов. Только удочки на рыбалке, перочинный ножичек по грибы». Наконец вещи были собраны, бытовые приборы отключены, газ и вода проверены. Как полагается, Филатов посидел на дорожку и вышел за порог.
Юрий решил ехать к Кучумову на поезде. Во-первых, чтобы не смущать друга, а заодно и весь гарнизон, своим «крайслером», а во вторых его действительно заела ностальгия. После нескольких месяцев рутинной и относительно спокойной работы, захотелось романтики юности и приключений молодости. С трудом протиснувшись в переполненный и раскаленный как доменная печь троллейбус, Филатов обливаясь потом, мужественно продержался три остановки, на четвертой вышел и пошел на вокзал пешком.
Вокзал напоминал растревоженный муравейник. На перроне было многолюдно – толпы людей двигались по платформам. Из динамиков, закрепленных под сводами крыш, лился приятный женский голос, вещающий о скором прибытии, убытии или задержке поездов. Возгласы, крики вперемешку с матом смешивались со звонким голоском диспетчера. Кассы находились в центре вокзала, чтобы попасть в него, нужно было пройти по нескольким линиям железнодорожных путей. Филатов спустился в подземный переход, здесь было прохладнее, чем на поверхности, темно и невыносимо воняло мочой и экскрементами. Юрий затаил дыхание, ускорил шаг, стараясь побыстрее проскочить это место. За очередным коленом казалось бесконечного туннеля, Юрий услышал женский крик и приглушенные мужские голоса:
