старший ангел, то есть. Мне бабка в детстве рассказывала. Говорила, вырастишь, и будешь с нечистью биться. И победишь Зверя. Потому и имя такое дали. Как в воду глядела. А тебя как зовут?
– Ваня.
– Хорошее имя.
В этот момент их диалог прервали крики сверху.
– Мишка! Мишка! Ты живой?
– Живой, живой я!
– Мишка, тащи Знамя. Я тебя прикрою огнём. Давай на счёт три!
– Это лейтенант наш, Лёшка Берест. Я думал, убили его.
– Раз!
– Всё Ваня, давай, приготовились. Возьми патрон, завалялся в кармане.
– Два!
– Хотел зажигалку из него сделать. Держи, калибр крупный, может тебе подойдет.
– Три!!!
Сержант Егоров толкнул дверь, и Ваня высунул бур далеко за угол в направлении нижнего пролёта. Тут же сверху ударила автоматная очередь и внизу посыпалась штукатурка. Какие-то грязно-серые тени на лестнице шарахнулись вниз, крича по-немецки. Егорова вынесло на лестничную площадку и он, невредимый, со знаменем в одной руке и автоматом в другой побежал вверх по лестнице. Иван инстинктивно нажал на кнопку на перфораторе, на миг представив, что у него в руках оружие, а внизу враги, такие отвратительные в фильмах про войну. Он не боялся их, этих фашистских недобитков. Ненависть к врагу, очевидно заложенная глубоко в генах, эта ненависть захлестнула его и он, встав во весь рост, направил бур в сторону разбегающиеся немцев, представив на миг, что вооружён мощным чудо-оружием. А длинный бур -это ствол нового супероружия, и нажимал и нажимал на курок.
В глазах что-то полыхнуло, и Ваня крепко зажмурился. Открыл снова. В глаза бил свет из люминесцентных ламп, расположенных в подвесном потолке лаборатории. Он стоял на стремянке и держался за перфоратор с торчащим из стены буром. Перфоратор мелко-мелко вибрировал и руки сами собой разжались от этой дрожжи, его отбросило назад прямо в руки стоявших позади товарищей. Выла сирена и монотонный женский голос повторял с паузами о необходимости покинуть помещение. Лёха с Максом посадили его на стул.
– Что, током долбануло?
– Ваня отрицательно помотал головой.
– А чего тебя так отбросило? Испугался?
Иван качнул головой, не в силах произнести ни слова после пережитого возбуждения.
– Ладно, я полезу. Неохота здесь долго возиться. Вон время сколько уже.
Ваня поднял голову на часы, на которые указывал Лёха. На часах было без семи одиннадцать. Ваня точно помнил-перед тем как нажать на кнопку перфоратора на стремянке, он обратил внимание на часы. Было 10.52. То есть, за время его отсутствия прошла минута, а может и того меньше. Часы, висевшие на стене чуть выше пробиваемого отверстия, были огромные. Это были рекламные часы одной известной компьютерной фирмы. На них был барометр, термометр, влагомер, огромные цифры с яркими стрелками и крупной шкалой. Лёха нажал кнопку и перфоратор взревел…
– Тьфу, нечистая сила, изыди!
Лёха каким-то третьем умом понял, что это обращаются к нему. В тёмном подвале, где они находились, не было никого кроме их двоих. По крайней мере в пространстве, освещаемым факелом. Факел был руке странного дядьки, стоящего напротив. Дядька был одет какую-то несуразную, похожую на древнерусскую одежду. В левой руке он держал факел, а в правой-обнажённый меч. В мерцающем свете факела меч приподнялся в сторону Лёхи и угрожающие нацелился тому в голову.
– Я Алексей, студент.
– Студиозус? Положи Крестное Знамение трижды!
Сначала он не понял этой фразы и хотел переспросить. Но так как он был самым начитанным из трёх, сообразил. Надо трижды перекреститься. Слева направо или справа налево? Возможно, от этого сейчас зависело-жить ему или умереть. И тут он вспомнил объяснение историка. Петрович говорил о том, что есть такая гипотеза о происхождении ритуала. Обозначая сжатыми пальцами крест на своём теле, мы образно открываем сердце и душу перенося руку от правого края груди к левому… От правого к левому… Лёха трижды перекрестился. Меч опустился и смотрел в пол. Лёха мысленно поблагодарил историка за пригодившийся рассказ и перевёл дыхание. Дядька с факелом и мечом продолжил.
– Как нелепо-то. Это же главное в жизни православного человека-Крестное Знамение. Прокопий Ляпунов я. А ты кто, откуда будешь? Откуда?
– Из Москвы, из Сокольников.
– Из Сокольников? От них же вёрст тридцать до Москвы будет. Там же лес глухой, бор Сосновый. Царь Иван Васильевич любил там охотится. И где же ты там живёшь в глухомани лесной?
– На Русаковской, за Макдональдсом.
– Это кабак Макдональда, ирландца? Вот ведь, прыщ! Понаставил кабаков на Москве и до чащобы подмосковной добрался! Ужо свернём и ему башку!
– А мы где? Я, наверное, заблудился.
– Заплутал? Подвалы это Кремлёвские. Пойдем-ка на свет. Тебя, паря, сам Бог послал мне в помощь. Поляки Кремль захватили, не как их выбить не можем, я один тут ходы знаю. Рядом библиотека Ивана Грозного, оружейные и продовольственные склады, подземные ходы тайные, которые только мне ведомы. Через надёжного человека мне письмо было. В полночь, как часы и колокола пробьют, заветную дверцу отворить надо. С той стороны дверцы стрельцы наши подземным ходом под рекой прошли. Они нечисть эту выбьют из Кремля. Да вот беда-охрана польская рядом, не одолеть мне одному, не успею. А чего это у тебя пищаль такая чудная?
Прокопий взял в руки перфоратор с длинным буром. Эта конструкция напоминала оружие из фантастических сериалов. Особенно поражал воображение полутораметровый бур с утолщением на конце типа пламегасителя. В сборе бур и перфоратор с торчащей вниз дополнительной рукояткой производили грозное впечатления. О чём и сказал Прокопий Ляпунов Лёхе.
– Да пес его знает, всё равно не стреляет.
Заверил его Лёха.
– А и не надо! Грозная вещь! На развилке в проход свернешь, где караул поляков сидит. А я к двери-там три засова. Пока поляки будут соображать, что да как, да за столы прятаться от ружья твоего диковинного, я засовы отомкну. Стрельцы ворвутся и кир-дык полякам сделают. Ну, выбьем поляков из Москвы-града? А опосля из России-матушки? Когда стрельцы ворвутся, ты подними им навстречу над головой этот медальон-они не тронут.
Прокопий снял с шеи резной медальон из цветного металла и отдал Лёхе. Они ещё потолковали о чём-то, тут послышался колокольный звук. Бум, бум, бум, полночь.
– Давай, парень.
Прокопий побежал куда-то в темноту. Лёха подхватил перфоратор и побежал за ним следом. Прокопий сворачивал то влево, то вправо, одному ему известным маршрутом. Звук колокола глухо разносился по подвалам, резонируя от стен. Прокопий вдруг остановился и Лёха чуть не сбил его с ног. Посветил факелом влево-право и указал Лёхе на левой проход, в котором мерцал свет от подсвечников, стоявших на столах. По стенам
