него гуще растут девичьи брови.
Постепенно из отрывочных сведений пленных, из сообщений фронтовой разведки и показаний гражданского населения, вырвавшегося из района ожесточенного сражения в центре Берлина, картина прояснялась. Оборону имперской канцелярии держала сводная войсковая группа бригадефюрера СС Монке, усиленная артиллерией и танками. Ее основу составляли батальоны СС, подразделения морской пехоты и части берлинского гарнизона. Им помогала бригада гитлерюгенда под командованием рейхсфюрера молодежи Аксмана. Входы защищала особая рота СС, сформированная из гималайцев. Внешний периметр огромного здания рейхсканцелярии обороняли сводные роты остатков элитного караульного полка «Великая Германия Берлин», механизированной дивизии СС «Нордланд», а также разрозненные подразделения пехотинцев, саперов, связистов, тыловых служб 56-го танкового корпуса генерала Вейдлинга, руководителя обороной Берлина. Их поддерживали десяток танков и штурмовых орудий.
Однако потери обороняющихся были колоссальными из-за огня советской артиллерии, танков, минометов. В ротах оставалось не более тридцати солдат. Подкреплений не было, так как русские плотным кольцом сжали центральный район города: Моабит, Тиргартен, Зоосад, Вильгельмштрассе, Кенигсплац с рейхстагом и комплекс правительственных зданий на Вильгельмштрассе. Продовольствие и боеприпасы, особенно снаряды, патроны и ручные гранаты, были на исходе. Но все дрались до последнего патрона, так как в равной степени боялись и русских, и эсесовцев.
Между тем никто из пленных не мог с точностью ответить на вопрос, где в данный момент был Гитлер, хотя все в один голос утверждали, что слышали 23 апреля по радио о том, что фюрер находился в Берлине. Об этом же писали последние геббельсовские фронтовые листки.
Так продолжалось до вечера 29 апреля.
Повествование о счастливом человеке
Была Пасха 1907 года. Бауры, как все добропорядочные швабские бюргеры, гуляли по городу. Хозяин семейства, будучи человеком правильных, а именно — традиционных взглядов, опорожнил уже далеко не одну кружку старого доброго «Хофброя». Теперь он — вполне счастливый — вместе с супругой сидел за столиком летнего кафе, подремывал, периодически пытался читать утреннюю газету и рассеянно наблюдал за своими детьми.
Дочь Мария и младший сын, плескавшиеся у фонтанчика Фишбрунен, озорничая, с опаской поглядывали на все замечавшую матушку. Десятилетний Ганс сидел на корточках и внимательно всматривался в прозрачную голубизну весеннего мюнхенского неба. Он следил за черной точкой, которая, появившись над городом, стремительно росла, превращаясь в птицу. Но у этой странной птицы было не два, а четыре крыла и вместо клюва что-то быстро вращалось. «Птица» пролетела над мюнхенским собором Святого Петра, издавая легкий треск. На нее были обращены взоры публики, заполнившей площади и улицы города. Люди с восторгом махали ей руками, шляпами и платками, кто-то зазывал ее приземлиться. Фрау Баур, крестясь, удивленно глядела на летающую невидаль.
Пожилой, дородного вида, с пивным животом и густыми прокуренными усами полицейский вахмистр, придерживая левой рукой гремящую о брусчатку саблю, размахивал правой, объясняя любопытной толпе фигуры пилотажа этого летающего предмета, которого он называл аэропланом. Ганс протиснулся сквозь толпу к полицейскому, внимательно выслушал его пояснения и громко спросил:
— Простите, господин вахмистр! Если я вас правильно понял, этим аэропланом управляет человек? Значит и я смогу им управлять?
Полицейский выпучил на Ганса большие добрые глаза, приподнял двумя пальцами подбородок мальчика и сказал:
— Да, мой юный господин, и ты сможешь управлять такой механической птицей. Но для этого нужно долго и хорошо учиться, любить своих родителей, своего кайзера, свою замечательную родину. Сейчас этим аппаратом управляет именно такой господин.
— Спасибо, господин вахмистр. Я обязательно выучусь. А своих родителей, сестру, брата и кайзера я и так люблю.
В толпе раздались одобрительные и умиленные возгласы, а вахмистр, порывшись в кармане, извлек оттуда связку ключей, отсоединил от нее тяжелый медный брелок в виде распростершего крылья орла и вручил его Гансу.
— Это тебе на память, сынок. Ты обязательно будешь пилотом. Лучшим пилотом Германии.
Ганс сдержал свое обещание. Он учился упорно и с интересом. Математика, физика, химия и черчение стали его любимыми предметами. Он ежегодно приносил домой похвальные листы по окончании учебного года, был неоднократным победителем конкурсов учащихся Мюнхена и Баварии по физике и математике. Однако в выпускном классе он окончательно понял, что стать военным летчиком, а других тогда в Германии не готовили, ему не удастся. В летную школу принимали только по окончании военного училища. А шансы поступить туда у него были мизерные. По неизменной германской традиции военная профессия являлась делом семейным, наследственным. Кадровыми офицерами становились отпрыски дворянских офицерских семей. Даже на государственный кошт в военные училища попадали главным образом дети из бедных дворянских родов или офицеров недворянских кровей. Ганс люто возненавидел чванливых офицеров-дворян, а заодно и всю аристократию вместе взятую.
Учитель математики Петер Кнопски, искренне любивший Ганса, советовал ему вначале поступить добровольцем в армию и только затем пытаться пробиться в военное училище. Совет, конечно, был зыбкий, но мечту поддержать мог.
Семья Бауров жила весьма скромно. На оклад отца, почтового служащего, и периодические заработки матери, которая шила соседям, семья могла сносно питаться, скромно одеваться и снимать недорогую, но уютную квартиру в Мюнхене. На оплату учебы Ганса в университете средств не имелось. Поэтому на семейном совете решили: юноша после окончания школы пойдет помощником продавца в скобяную лавку, хозяином которой был Йоган Хольман, старый друг отца и его товарищ по военной службе в четвертом Баварском пехотном полку. А там — как бог даст.
Работа в лавке Гансу поначалу нравилась. Собственно, это была вовсе и не лавка, а небольшой магазин скобяных товаров, где также продавались велосипеды, пишущие и швейные машинки, кофемолки и другая бытовая техника. Первый месяц дядя Йоган дал мальчику оглядеться, познакомится с товаром, а затем уже приставил к продавцу и постепенно стал допускать к прилавку и кассе.
Ганс, работая в лавке, ежедневно познавал технические премудрости бытовых механизмов, их узлов, деталей, принципов работы. Он неплохо разбирался в металлах, много читал об их соединениях, прочности, вязкости, хрупкости, проблемах коррозии. Вообще чтение книг по сопротивлению материалов, теоретической механике, физике, химии, баллистике, аэродинамике, оптике стало его обычным занятием, которому он отдавал любую свободную минуту, чем вызывал раздражение продавцов лавки. Им было невдомек, как обеденный перерыв с неизменным большим бокалом холодного живительного пива и доброй порцией тающих во рту баварских сосисок, густо намазанных кисло-сладкой горчицей, можно променять на чашку кофе с булочкой и чтение каких-то заумных книг.
Первые заработанные тридцать марок Ганс отдал матери и попросил ее купить себе что-нибудь в подарок. Мать обняла сына, всплакнула, пообещала сделать, как
