они в богатый подъезд дома Востротиных. Поднялись на третий этаж. На стук в дверь никто не ответил. Сережа Лисин, ныне опер, а в прошлом человек с богатой биографией, поковырялся отмычкой несколько секунд в замке. И толкнул дверь, приглашая войти. После чего они с Кречетовым двинули внутрь, велев следователю:
– Жди, пока не позовут!
А потом в квартире послышался дикий грохот. Матюги. Вопли. И из дверей на лестничную площадку вывалился звероподобный громила с топором.
И вот Апухтин съежился на полу, прикрываясь портфелем и ожидая, что его сейчас забьют, как барана.
Но мысль у бандита была одна – вырваться и убежать. А для этого снести все преграды на своем пути. Больше не обращая внимания на лежащего на полу следователя, он ринулся вниз по лестнице. Ноги его заплелись. Он упал, прилично приложившись о ступени. Как-то тяжело поднялся. И двинул дальше.
Тут сосулькой в сознание Апухтина воткнулась мысль, от которой он весь замерз. А ведь сотрудников розыска, скорее всего, этот зверюга просто порубил на куски. Они даже выстрелить не успели.
И тут из дверей показался покачивающийся Кречетов. Левый рукав его драпового пальто был пропитан кровью, но начальник угрозыска не обращал на рану внимания. Он перегнулся через перила. Поднял руку с наганом. И выстрелил три раза.
После первого выстрела шустрый Ксендз споткнулся, уцепившись за перила, но тут же ринулся дальше. После второго упал на колено и пополз. Третьим выстрелом его угомонили окончательно.
– Вот же… – Кречетов болезненно поморщился.
– Черт, убили. И допросить некого, – разочарованно произнес Апухтин.
Кречетов посмотрел на него изумленно…
Слава богу, Ксендз никого до смерти не зарубил. У Кречетова был глубокий порез на руке. Лисина бандит рубанул по бедру, но кость не переломил. Ему перетянули ногу жгутом и спасли от опасной потери крови. Так что будет жить, ходить. И служить, несмотря ни на что.
Апухтин заявился домой уже поздней ночью с перевязанной ладонью. Аглая, молодая и вечно насмешливая, но страшно любимая жена, оглядела его критически и потребовала:
– Ну, боец правосудия, рассказывай.
Он пожал плечами:
– Да ничего особенного. Споткнулся на лестнице. Порезался.
– В подробностях, – строго потребовала Аглая, отлично видевшая, когда муж юлит.
Сколько он сам колол преступников. Но так, как жена его умеет раскалывать – в два слова и в один взмах ресницами, – тут можно только позавидовать.
Выслушав сбивчивый рассказ мужа и приперев его наводящими вопросами, Аглая только вздохнула:
– У всех евреи как евреи, то есть богатые адвокаты. И только у меня следователь.
– Сама-то, – скривился Апухтин.
Жена работала в Управлении юстиции Уральской области и вскоре должна была стать областным судьей. Кроме того, она была всегда по макушку погружена в партийные дела и общественную жизнь, жгла глаголом сердца, звала на трудовые подвиги людей, сама шла в первых рядах и вечно находилась в центре внимания. То есть являлась полной противоположностью тихому и скромному в быту мужу, не любящему суету вокруг собственной персоны, но методично и неумолимо делающему свое дело. Вот и сошлись, как положено по диалектическому материализму, две противоположности, образовав в борьбе единство.
– Ну, так я же русская. – С улыбкой она взлохматила ему голову. – Мне расчет вреден. Мне полет нужен…
Начальство оценило заслуги Апухтина по достоинству. Уже через несколько дней, 14 января 1932 года, ему в торжественной обстановке в актовом зале областной прокуратуры вручили памятные часы за изобличение опасной банды. 16 января он отпраздновал свой двадцать четвертый день рождения в очень узком кругу – только он и жена. А 17 января его пригласили на доверительную беседу в Уральский обком.
Принял его второй секретарь обкома Личутин – невысокий, лысый, как колено, и очень энергичный толстяк. Он отвечал за партийное руководство судебными и правоохранительными органами. Апухтин не раз видел его на всяких собраниях в областной прокуратуре, но лично знаком не был. Слишком высокого полета эта птица, чтобы ручкаться с ней простому следователю. Но сейчас секретарь обкома сам протянул руку. И рукопожатие у него было по-пролетарски крепким.
– Молодец! Настоящий зубр правосудия, – улыбнулся секретарь, приглашая гостя присаживаться. – Наслышан я о тебе давно, товарищ Апухтин. Знатно ты поголовье душегубов в нашей области проредил. Так и должен бороться за правое дело настоящий коммунист.
– Спасибо. Готов служить партии на самых трудных участках, – дежурно отрапортовал Апухтин.
– И это правильно, – обрадовался его словам секретарь обкома и лукаво поглядел на следователя. – Особенно насчет участков. В корень глядишь.
Теперь стало совершенно ясно, что хозяин просторного кабинета с чредой портретов классиков марксизма-ленинизма на стенах куда-то клонит и к чему-то подводит.
– Бандитизм – это родимые пятна старого общества, тяжелое наследие гражданской войны, – напутственно произнес секретарь обкома. – Но мы справимся. С такими коммунистами, как ты, молодыми, надежными, мобильными, – да нам любое дело по плечу.
– И на какой меня участок? – со вздохом спросил Апухтин, оценивший слово «мобильность» и уверенный, что сейчас его зашлют куда-нибудь к чукчам создавать и крепить социалистическую законность. Иначе к чему бы такие изощренные заходы издалека?
– Ну что за паника? – с пониманием посмотрел на него секретарь обкома. – Не бойся. Хорошие места. Теплые. Товарищи с Ростова-на-Дону просят помочь. Очень их лихой народец в последнее время донимает. А мастеров не хватает. Ты же у нас мастер по убийствам.
– По раскрытию убийств, – поправил Апухтин, немножко расслабляясь.
Зазвенела в его душе давно уснувшая врожденная практическая жилка. Ростов-на-Дону. Это тепло, солнце, фрукты. Это вам не Урал с его переменчивыми погодами и лютыми морозами. Да еще Аглая – она же из Воронежской области. Рядом совсем.
– Это ты правильно поправил, – улыбнулся секретарь обкома. – Получишь сегодня же на работе направление. На должность оперуполномоченного Управления рабоче-крестьянской милиции Северо-Кавказского края.
– Я же прокурорский работник! – протестующее воскликнул Апухтин.
– Сегодня прокурорский. Завтра – в милиции. Послезавтра в ОГПУ. Но ты прежде всего коммунист, Исай Лазаревич. А партия приказала…. Или есть возражения?
– Какие там возражения, – махнул рукой Апухтин.
Он спустился по гранитным ступеням Уралобкома в каких-то раздраенных чувствах. Да, южный климат и фрукты – это, конечно, хорошо. Да и Свердловск его ничем не держит – это не его родной город, хотя и прижился тут за три года. Но сколько же проблем свалится. Переезд на новое место. Новые сослуживцы. Жилье. И, главное, что делать с работой Аглаи? Вряд ли она сейчас снимется с места, хоть и в родные края. У нее своя работа, тоже важная и ответственная. И у нее тоже множество обязательств.
Да ладно, плевать! И правда, тут главное, что это партийное поручение. А коммунисты от них не отказываются. Иначе в партии делать нечего…
