Пренебрегая манерами, Слепой сплюнул прямо себе под ноги. И тут же место толстяка занял худощавый юноша с кучей сережек во всех частях тела.
— Привет, какие планы на вечер? — заверещал он странным голоском.
— Сейчас я отправлюсь в церковь на вечерню, потом у меня будет всенощная, а когда она закончится, помолюсь Иисусовой молитвой, — объяснил ему Глеб.
Парень вытаращил на него глаза, пытаясь осознать сказанное. Он даже представить себе не мог, что кто-то еще ходит в церковь.
Когда третий ухажер нагло обнял Слепого за плечи и попытался поцеловать, тот едва сдержался, чтобы не врезать ему в челюсть. Но такой поступок в Берлине явно бы не оценили. Слепого назвали бы гомофобом и, скорее всего, посадили бы в тюрьму. А это в его сегодняшние планы не входило.
Что ни говори, а настроение было испорчено. Но жалеть об этом времени уже не оставалось — наступил черед действовать. Глеб подозвал официанта и попросил счет.
* * *Ровно в девять вечера Глеб набрал нужный номер на домофоне по нужному ему адресу. Дверь в подъезд открылась. Слепой неспеша поднялся на третий этаж, вдыхая малоприятные запахи старого подъезда.
Нужная квартира выделялась своей новой дверью. Глеб нажал на звонок.
Увидев того, кто ему открыл, Слепой чуть было не ахнул. Сначала Глебу показалось, что это вульгарно накрашенная женщина далеко не первой молодости. Но он тут же понял, что ошибся. И сразу вспомнил сегодняшний гей-парад.
Впрочем, этот образ очень подходил для пароля и легенды.
— Простите, я думал, что попал на гей-вечеринку? — робко поинтересовался Глеб.
— Вы почти не ошиблись, — был ответ. — Рад угостить пивом.
Слепой зашел в квартиру. Дверь за ним захлопнулась. От мужика-бабы немного разило перегаром.
— Обождите здесь, — попросил тот каким-то неестественным голосом. — Я должна встретить шефа.
Она (или он?) тут же вышла за дверь. Глеб присел на табуретку в прихожей и стал ждать. Заодно он получил минутную возможность обдумать план действий.
Дверь в единственную в этой квартире комнату была закрыта, и он не мог видеть того, что там происходит. Но, судя по всему, в комнате кто-то был. Об этом свидетельствовали доносившиеся оттуда приглушенные голоса. Слепой прислушался, но не смог разобрать ни единого слова.
Ожидание затянулось. Мужикобаба не появилась даже спустя десять минут. И тогда Глеб решил, что ждать больше нет смысла.
Он на цыпочках подошел к двери и снова прислушался. Голоса показались ему какими-то странными.
Ломиться в неизвестное помещение с пустыми руками было весьма рискованным предприятием. Никакого оружия Слепой, разумеется, с собой не имел. Но… все-таки он решил рискнуть.
Дверь поддалась очень легко — она оказалась даже не запертой изнутри. Слепой одним махом выскочил на центр комнаты, готовясь сразить противника. И застыл в недоумении.
Ни противников, ни сторонников, ни соратников в комнате не было. Там не было вообще никого. Если не считать почти голого мужчины с разбитой головой, лежавшего на коврике возле кресла.
Слепой поискал взглядом источник звуков, которые он только что слышал. И понял, что голоса раздавались из колонок музыкального центра.
Спустя секунду через открытое окно он услышал другой звук, очень резкий и отчетливый. Это была полицейская сирена.
Глеб матернулся.
Развернувшись, он выскочил из квартиры на лестничную клетку и опрометью бросился вниз. Навстречу ему медленно карабкалась бабулька с пакетами из ближайшего супермаркета. Слепой чуть было не сбил ее с ног. Старушка закричала на него своим наждачным голосом, но Глеб решил, что извиняться сейчас не время и не место.
Надо было любой ценой успеть выбраться из подъезда до того момента, когда туда начнут ломиться полицейские.
Подбежав к железной входной двери, Слепой осторожно выглянул в окошечко. И чуть ли не нос к носу столкнулся с каким-то копом, который как раз набирал код.
Глеб отпрянул. Положение было почти безвыходным.
К счастью, под лестницей в подъезде располагалась небольшая каморка. Жильцы хранили там свои коляски и велосипеды. Слепой скорчился в три погибели и притаился среди них.
Как раз в этот момент железная дверь открылась, и полицейские один за другим ринулись вверх по лестнице. При желании Слепой мог дотянуться рукой до их начищенных до блеска ботинок, которые они мелькали всего в метре от его лица.
Наверху, на третьем этаже, послышался звонок в дверь, затем стук, затем голос: «Откройте, полиция!» Глеб понял, что если ему сегодня и суждено выбраться из этой передряги, то только сейчас, сию же минуту.
К счастью для него, один из стоявших в коморке велосипедов не был прикован противоугонным тросом. Глеб решил, что в данной ситуации не будет большим грехом угнать эту развалюху.
Он вытащил велик, вынес его через входную дверь, вскочил на седло и принялся что есть мочи крутить педали. Его тут же окликнул какой-то мужской голос, и краем глаза Слепой увидел, что это один из полицейских, оставшихся на улице.
Глеб сделал вид, что ничего не услышал, и добавил ходу. Одна из машин завелась и включила мигалку, но Слепой к тому времени уже успел свернуть в какую-то подворотню и затеряться среди буйной растительности двора.
* * *Джон Кистофф осторожно отодвинул занавеску и выглянул в окно. Ничего примечательного увидеть ему не удалось. Здесь, в Восточном Берлине, жизнь текла почти так же, как и тогда, в те славные годы «холодной войны», когда этот город был Меккой для всех тайных агентов.
Где-то неподалеку, на Фридрихштрассе, шествовали ряженые педерасты. В Берлине проходил очередной гей-парад, но до Инвалиденштрассе его звуки почти не долетали. Зато с самого утра вокруг раздавались другие звуки: это гремели своими инструментами строители, превращая старые гэдээровские домики в современные офисные центры.
— Впрочем, скоро здесь все тоже изменится, — подумал Джон, делая небольшой глоток виски с содовой. — Капитализм — он везде капитализм, особенно в Берлине. И никаких поблажек.
Джон Кистофф взглянул на часы и недовольно хмыкнул. Ждать он не любил. Особенно когда его заставляет ждать какая-то мелкая сошка.
Со времени назначенной встречи прошло уже почти полчаса. Человек, которого он ждал, жил в Берлине, и объяснить такое опоздание нелетной погодой или забастовкой греческих авиадиспетчеров ему вряд ли удастся.
От нечего делать, Джон стал разглядывать интерьеры квартиры, снятой на несколько суток специально для этой встречи и еще одной, назначенной уже на вечер. В ней царил типичный дух квартир на сутки. Тонкий нюх Кистоффа уловил запах марихуаны и неповторимый аромат испортившихся продуктов. Такой коктейль заставил брезгливого американца поморщить нос.
Обычно такие квартиры использовали в качестве запасного аэродрома. Пузатые герры ставили здесь рога своим педантичным и строгим фрау, снимая на Ораниенбургерштрассе девиц за полтинник в час. Фрау тоже не оставались в долгу.
Кистофф сознательно выбрал именно это место. Он даже внешне был похож на постаревшего бонвивана, который любит плотские утехи, но не в ущерб своей деловой репутации. Поэтому для американца было очень логично отправиться в Европу. В таком городе, как Берлин, подобных людей ошивалось много, здесь их хорошо понимали и принимали.
…Наконец раздался звонок. Кистофф осторожно подошел к дверному глазку. На лестничной клетке стояло что-то совсем невообразимое. Казалось, что это существо непонятного пола и биологического вида всего пару минут назад сбежало с праздничного утренника в дурдоме.
— Ах да, я же и забыл, что наш Руди по своей ориентации тоже… — улыбнулся Кистофф. — Что ж, очень хорошо для конспирации.
Он открыл дверь и окинул гостя вопросительным взглядом. Да, действительно, посмотреть было на что! Толстый мужик лет пятидесяти, лысину которого украшала отдельно торчавшая копна оранжевых волос, одетый в мятое женское платье до пят. Губы его были вульгарно накрашены, а из-под платья торчала приобретенная в секс-шопе кожаная сетка.
Впрочем, в этот день в центре Берлина было много таких парней. Так что подобный прикид совершенно не привлекал внимания — наоборот, его действительно можно было объяснить соображениями конспирации.
— Простите, я думал, что попал на гей-вечеринку? — выдал этот товарищ.
— Вы почти не ошиблись, — ответил Джон, тщательно подбирая немецкие слова. — Рад угостить пивом.
Это предложение было уже излишним. От гостя исходило такое пивное амбре, что дополнительная доза напитка пошла бы ему явно не во здравие.
Дверь за ними захлопнулась. Кистофф жестом указал вошедшему на стул в гостиной и тут же развалился в кресле напротив него. Трансвестит не проронил ни слова.