Под неискренние причитания тетки Марьяны они навесили вторую створку ворот и на пробу закрыли их. Конструкция «фурычила» вполне исправно, и даже привинченная неопытным в такого рода делах Подберезским щеколда функционировала как надо.
– Вот это мужики, – скрестив на животе под передником руки, сказала тетка Марьяна. – Любо-дорого глянуть. С вечера гуляют, да так, что ворота в щепки, а утром ни свет ни заря у них уж новые готовы – чтобы, значит, к вечеру было чего ломать…
Подберезский фыркнул, а Комбат пристыженно полез пятерней в затылок.
– Мы же не нарочно, – покаянно сказал он.
– А я разве что говорю? – ответила тетка Марьяна. – Я говорю, любо-дорого глянуть. Теперь таких мужиков небось и не делают. Эх, мне бы годков тридцать долой…
– Так уж и тридцать, – хищно растопырив усы, промурлыкал Борис Иванович.
Тетка Марьяна засмущалась и махнула на него рукой.
– Завтракать идите, работники, – позвала она. – Стынет все.
Было начало девятого утра, и упорно карабкавшееся в зенит солнце припекало все ощутимее. Они поплескались у кадки с дождевой водой, смывая с себя трудовой пот, и вошли в прохладные сени. Из кухни тянуло такими запахами, что давно привыкшие к холостяцкой кухне желудки квартирантов тетки Марьяны принялись выводить длинные рулады, которые были слышны даже во дворе.
– М-м-м-м, – сказал Борис Иванович. – М-м-мм! Ну, Марьяна Егоровна, ну, искусница!
– Василиса Премудрая, – поддакнул Подберезский, плотоядно облизываясь.
– Да нуте вас, – отмахнулась тетка Марьяна. – С четырех утра работавши, небось и лошадиному мослу будешь рад.
– Ну вот, – спустя минуту сказал Комбат, сноровисто орудуя вилкой, – а ты говоришь, гостиница.
– Ммм-угу, – с набитым ртом отозвался Подберезский, усиленно кивая головой. Он проглотил кусок и добавил:
– Не было бы счастья, да несчастье помогло.
– И то верно, – сказала тетка Марьяна. Она сидела напротив и, подперев щеку кулаком, смотрела, как едят мужчины. – И мне с вами веселее. Не пойму я чего-то, – продолжала она с простодушной хитринкой, – вы бандиты или как? Вроде ладные мужики, справные, мастеровые, а ездите на этой.., на «чипе».
– На джипе, – рассеянно поправил Подберезский. – Джип, Егоровна, просто очень хорошая машина. Ты подумай, что было бы, если бы я таким манером к тебе в ворота на «Жигулях» въехал. Ни машины, ни ворот, ни квартирантов…
– Врешь, – заметил Комбат. – Ворота бы остались.
– Вот разве что… Так что, Марьяна Егоровна, на джипах не только бандиты ездят.
– Вон как… – с непонятной интонацией протянула хозяйка. – Так они подешевели, что ли, джипы эти ваши?
Подберезский поперхнулся и опустил глаза, чтобы не видеть застиранного до полной ветхости платья тетки Марьяны.
– Нет, – сказал он, – не подешевели. Только я, Егоровна, все равно не вор. Правда. Да вот хоть у Иваныча спросите…
– Не вор, и ладно, – закрыла тему тетка Марьяна. – Да я и сама вижу, чего мне еще кого-то спрашивать. А вы кто же будете, – с заново разгоревшимся любопытством спросила она, – отец с сыном или просто знакомые?
– Воевали вместе, – ответил Андрей. – Иваныч батальоном командовал, а я под его началом от рядового салажонка до сержанта дослужился. Если бы не он, от меня бы уже только оградка осталась…
– А где воевали-то? Или секрет?
– В Афганистане, – коротко ответил Подберезский и уткнулся в тарелку, закрывая тему.
Но тетке Марьяне, оказывается, еще было что сказать.
– Сын у меня там остался, – негромко проговорила она. – Не попался ему, видать, такой командир, как твой Иванович.
Мужчины разом положили вилки. Подберезский перестал жевать.
– Вечная память, – помолчав, сказал Комбат.
– А сюда зачем пожаловали? – прерывая неловкую паузу, спросила тетка Марьяна. Подберезский посмотрел на нее с некоторой опаской, но глаза тетки Марьяны были сухими – видимо, она уже выплакала все, что могла, и смирилась с потерей.
– По делам, – сказал Андрей. – Да еще друг у нас здесь. Хотели его навестить, да вот не вышло…
– Что так?
Подберезский переглянулся с Комбатом. Борис Иванович едва заметно пожал плечами, предоставляя ему право выбора.
– Пропал он, Марьяна Егоровна, – после недолгой паузы сказал Подберезский. – Нет его, и квартира опечатана.
– Кстати, – сказал Комбат, глядя на часы, – не пора ли нам?..
– Не в милицию, часом? – осведомилась тетка Марьяна.
– В нее, родимую.
– Пустое, – уверенно сказала хозяйка. – У нас в городе народу пропало, страшно сказать сколько.
И ни одного не нашли. Ни живого, ни мертвого. Вон, у Степановны полгода как зять пропал, а милиция только руками разводит.
– Гм, – сказал Борис Иванович. – Ну, все равно.
Попытка – не пытка, спрос – не беда.
– За спрос не бьют в нос, – блеснул эрудицией Подберезский.
– Это уж где как, – немного остудила его пыл тетка Марьяна. – У нас, сказывают, бывает и по-другому.
– Да, – медленно кивнул Борис Иванович, – это мы заметили. Только до наших с Андрюхой носов еще дотянуться надо.
В райотделе царило деловитое утреннее оживление, которому оставалось всего ничего, чтобы превратиться в настоящую суету. Вежливый Подберезский осведомился у сменившегося дежурного, на месте ли старший лейтенант Чудаков («Мудаков», – отвернувшись в сторону, проворчал Комбат). Получив в ответ туманное «вроде бы», он рассыпался в благодарностях и вместе с Борисом Ивановичем устремился к лестнице.
На лестнице со страшной силой пахло табачным дымом, между этажами кучковались, усиленно загрязняя и без того густую, как гороховый суп, атмосферу, сотрудники в погонах и без. По коридору второго этажа сновали взад и вперед озабоченные люди с картонными папками, где-то неровно, с мучительными паузами стучала пишущая машинка, на которой кто-то упражнялся двумя пальцами, за одной из обитых темно-синим дерматином дверей слезливо орали, не то признаваясь в каких-то тяжких преступлениях, не то, наоборот, отрицая свою вину. Вдоль стен стояли деревянные кресла с откидными сиденьями, связанные продольными рейками по четыре, как в кинотеатре.
На некоторых креслах сидели изнывающие от казенной скуки, бледные от тревожных предчувствий свидетели и потерпевшие, многие из которых выглядели как самые настоящие головорезы с тридцатилетним стажем отсидок. Здесь тошнотворно воняло лизолом, и откуда-то из дальнего конца коридора доносились громыхание жестяного ведра, мокрые шлепки и шарканье – там мыли пол.
Сохраняя каменное выражение лица, Комбат прошагал по коридору и остановился перед дверью одиннадцатого кабинета. Под этой дверью тоже сидели две бледные личности с мятыми, словно отлежанными, физиономиями.
Внутри, судя по доносившимся оттуда звукам, разговаривали по телефону.
– Что? – говорил молодой веселый голос. – Да ну, ерунда какая… Как там наша киска? Еще не остыла? Хочет? – Голос сально хохотнул. – Я тоже… Да, конечно…
Не знаю… Попробую выбраться в обед, но ты же знаешь, какой тут дурдом… Да, работы выше крыши…
Комбат шевельнул усами и толкнул дверь. Они вошли в узкий, очень светлый кабинет, где под расположенным напротив двери широким окном стоял заваленный бумагами письменный стол, а в углу приткнулся несгораемый шкаф, на котором среди картонных папок шатко балансировала пишущая машинка «Москва» в красно-белом корпусе. На подоконнике сидел веселый молодой человек С беспокойным бегающим взглядом, на шее которого поблескивала золотая цепочка. Молодой человек курил и разговаривал по телефону. Увидев вошедших, он сделал сердитое лицо и буркнул:
– Подождите.
– Спасибо, – вежливо сказал Комбат и уселся на стоявший у стены стул. Подберезский широко улыбнулся и последовал его примеру.
Хозяин кабинета, казалось, был слегка озадачен.
– В коридоре, – сказал он. – В коридоре подождите. Видите, я занят.
– Видим, – сказал Борис Иванович, не делая попытки встать.
Молодой человек вздохнул, вынул изо рта сигарету и сказал в трубку официальным тоном:
– Я вам перезвоню попозже.
Подберезский позволил себе незаметно улыбнуться краешком губ, но прямолинейный Комбат свел все его дипломатические усилия на нет, осведомившись:
– А киска не остынет?
Молодой человек сделал вид, что не расслышал. Он сполз с подоконника и переместился за стол. Придвинув к себе бланк протокола, он снял колпачок с одноразовой шариковой ручки, скучающим взглядом посмотрел на Бориса Ивановича и спросил:
– Побои сняли?
– Чего? – растерялся Комбат.
– У вас лоб разбит, – пояснил молодой человек.
– Тьфу ты, – сказал Борис Иванович.
Подберезский решил, что настало время вмешаться в их «содержательную» беседу.
– Видите ли, – сказал он, – мы совсем по другому вопросу. Вы Чудаков?
