Ознакомительная версия.
Открыл бар-секретер, налил коньяку в большую каплеобразную рюмку, на самое донышко, вдохнул аромат, сделал глоток, смакуя вкус спелого, напитанного солнцем винограда, выращенного в счастливых долинах так далеко отсюда… Очень далеко…
Его снова словно ударило: громадная доза принятого наркотика пошла в кровь, мозг заискрился неуемной, неукротимой, бешеной энергией… Она заполняла все жилы и сухожилия, все клеточки его еще достаточно сильного тела… А по духу… Сейчас он чувствовал себя змеем, готовым вцепиться во врага неразжимаемой, смертельной хваткой… Змеем, рожденным для боя. Яд которого не иссякает никогда.
Накат легкого, головокружительного кайфа быстро прошел; Автархан снова глянул в зеркальное стекло: он увидел всклокоченного, сухопарого старика; глаза блестят, но смотрят зорко и цепко; тонкогубый рот плотно сжат, впалые щеки придают ему вид аскета, неистового фанатика, готового не только вцепиться врагу в глотку, но и руками разорвать любого, уничтожить все, что станет на его пути, будь это человек, зверь или сам дьявол. Автархан замер, пережидая, привыкая к невиданному подъему сил; мозг притом работал ясно и скоро. Теперь — действовать.
Он вернулся к столу, не присаживаясь нажал кнопку интеркома, произнес коротко:
— Все ко мне. Немедленно. Сейчас.
Когда спецназовцы, похожие в противогазах на бульдогов, вбежали в задымленный зал, осветили переноской оставшихся, корчащихся в судорогах от ядовитого удушья индивидов. Наблюдатель уютно устроился на переднем сиденье автомобиля, стоявшего в затененном деревцами скверике метрах в семидесяти от заднего торца здания.
Рядом сидел человек со шрамом.
— Они еще не выходили, — произнес Наблюдатель.
— Уверен? — с плохо скрытой тревогой уточнил Крас.
— Да. Этот парень, к которому Кукла подсела, совсем не промах. Как только упал Снегов…
— Его фамилию установили достоверно?
— А что тут устанавливать? Когда один из боевичков гаркнул: «Снегова завалили, волки!» — как раз и началась свистопляска. Парни гавкнули изо всех стволов!
— Хм… — довольно усмехнулся босс. — «Помощничков» положили всех.
— Всех ли?
— Двоих устранил я. Нам ни к чему никакие свидетели. Даже такие мнимые, как наемные легионеры.
— По правде, все они давно за пулей гонялись.
— По правде… Кому она нужна, правда та… Кто ищет, тот всегда найдет. Помнишь пионерию?
— Еще бы…
— Всегда найдет, — словно не заметив его реплики, сказал Крас. — Кто правду, кто пулю. Да, как ты убрал Снегова?
— Элементарно, — хмыкнул Наблюдатель. — «Стрелка». С пятнадцати метров, с руки — это высокий класс.
— Сладкая малина сама себя хвалила…
— Сам себя с утра не похвалишь — весь день как оплеванный.
— Никто ничего не заметил?
— Нет. Уж очень момент был подходящий: этот Снегов схватил Куклу за руку, вскочил… Перекрыл своим сектор обстрела… Да, прямо перед тем он снова с мужиком этим цапнулся, что за столом сидел, все на это обратили внимание, разговор у них был на повышенных…
— Вот это уже славно…
— Ага. Снегова спишут на этого… э-э-э… Одиночку.
— Пусть будет Одиночка, — пожал плечами Крас.
— Это первое. А второе: на нас им не выйти. Никак.
— Ну да… Только ты да я да мы с тобой… — задумчиво протянул босс.
— Хотя Кукла описала вас Снегову. В подробностях. Но сам он уже никому ничего не расскажет. Пребывает в мирах иных.
— Нет никаких иных миров. Просто кусок разлагающегося мяса, — глядя во тьму ночи, произнес Крас. — Тьма кромешная и скрежет зубов… И огонь неугасимый…
— Что? — не понял Наблюдатель.
— Это я о своем… Кто такой этот Одиночка?
— Пока не знаю.
— Давай выкладывай соображения. Ты ведь наблюдательный малый, а. Наблюдатель?
— Не без этого.
— Ну и?..
— У парня хорошая школа. Спецназ КГБ или ГРУ.
— Или чья-то еще?
— Нет. Только два ведомства. Ему лет сорок с небольшим. Тогда других ведомств не было… Вернее… Все «попутное» замыкалось или на первых, или на вторых. Как говаривали древние, третьего не дано.
— Мы не древние. Он может быть действующим офицером?
— В нашей жизни все может быть, — меланхолично заметил Наблюдатель.
— Котин… — назвал Крас Наблюдателя по фамилии.
— Да, босс?
— Ты устал? Котин побледнел:
— Нет.
— Ты все понял из того, что я тебе сказал?
— Про приезд Лира?
— Да.
— Я все понял.
— Чтобы тебе было еще понятнее: я очень давно работаю на Лира; он на плаву до сих пор именно потому, что принимает решения, которые для окружающих выглядят совершенно немотивированными. Он поступает так как никто от него не ждет. Вряд ли он сам может объяснить причины своих поступков, он не логик или не вполне логик… За время работы с ним я не научился его просчитывать, но научился его чувствовать. К чему я это? Пока фатальное для нас решение не принято. Но оно может быть принято при малейшей оплошности или ошибке с нашей стороны. Я все это говорю, чтобы ты не расслаблялся.
— Извините, босс.
— Я повторяю свой вопрос: Одиночка может быть действующим офицером одной из спецслужб? Здешней или российской?
— Да. Исключить это нельзя.
— Второй вопрос. Могла ли эта встреча быть заранее спланирована?
— Да, но…
— С такой же степенью вероятности, как и наоборот.
— Случайность?
— Да. Пятьдесят на пятьдесят.
— Мне плохо верится в случайности. Вернее, совсем не верится, когда вокруг ложатся пули. Очень плотно ложатся. Одна к одной. Ты выяснил, кто такой этот Снегов?
— Да. Личность известная. Руководитель групп быстрого реагирования у одного здешнего авторитета. Одного из самых крутых.
— Каким боком они сюда влезли?
— Полагаю, они задали себе тот же вопрос — и пришли разбираться. Мы ведь на их территории.
— Почему?
— Вышли на героин.
— Каким образом?
— Возможно, Кукла передала сумку кому-то, кто связан с ними. Но реальна и чистая случайность.
— Я же сказал, Котин, не люблю случайностей. Они — результат чьей-то ошибки или недоработки. Если Лир решит, что нашей, то лучше застрелиться прямо сейчас. И еще, что в таком случае хотел выяснить у Куклы этот Снегов?
— Вопросов пока больше, чем ответов. Как в любой комбинации, если разработка начата только что. Со временем…
— Нет у нас этого времени, — раздраженно перебил Крас. — Совсем нет.
Он закурил, молча делал затяжку за затяжкой. Огонек сигареты вырывал из тьмы сведенные губы; лицо в этом неровном, то вспыхивающем, то затухающем свете казалось особенно уродливым, и Котин вдруг понял почему: видимо, когда мужчине нанесли эту жуткую рану, был задет нерв; несмотря на все искусство хирургов-пластиков, сделавших шрам едва различимым, лицо осталось донельзя отталкивающим — мимика левой половины не совпадала с мимикой правой, словно они принадлежали двум разным людям. Не самым добрым людям в подлунном мире.
— Пока мы можем только ждать, — пожал плечами Наблюдатель.
— Будем ждать.
* * *
— Рассказывай по порядку. — Автархан упер взгляд в Кентавра, здоровенного малого, чья внешность напрочь опровергала теорию Чезаре Ломброзо. Почти два метра ростом, глаза огромные, по-детски распахнутые, светло-голубые, губы сложены девственным бантиком, длинные светлые волосы чисто промыты и падают волной на плечи… Короче, парень будто только что вылупился на свет Божий откуда-нибудь из рекламного ролика биошампуня «Три-до-дыр» или поливитаминов «Мечта дистрофика». Звали парня Вася Монахов; одно время его и называли — Монах, пока он однажды, в изрядном подпитии, не взгромоздился на каком-то празднике на коника. Коник был тих и понур, катал себе деток и честно отрабатывал паек, пока его не оседлал Василий. Озадачил девочку-погонялу, которая водила ветерана конезавода под уздцы строго по кругу, денежкой, да и вид могучего обнаженного торса — стояла жара, а развлекательное мероприятие проходило за городом — произвел на девчушку впечатление… Решив, что перед ней новый нибелунг во плоти, барышня легко передала бразды в руки Василия и отошла полюбоваться мастерством выездки. Вася подобрал поводья…
Коник, почувствовав на себе могучего, но совершенно неопытного да к тому же пьяного «в лоскуты» седока, решил, что ему выпала редкая и, наверное, последняя возможность показать: были когда-то и мы рысаками! Ветеран сначала шел себе шагом, потом вдруг сделал немыслимый прыжок и — рванул! Поводья выскользнули из рук седока, он замахал руками, стараясь удержать равновесие, тело его, словно тряпичное, болталось в седле. Какой-то борзый фотокор навел объектив аппарата и щелкнул…
Монах, естественно, с коника приложился, но забыл бы о происшествии вскоре напрочь — чего не начудишь спьяну! — если бы через пару недель снимок фотокора не украсил популярный иллюстрированный журнал.
Снимок получился мастерский. Немного поработав ретушью, поиграв со светом и тенью, просидев ночку-другую за монтажным столом, фотохудожник добился поразительного эффекта: всадник стал кентавром, настоящим кентавром! И поскольку прямого монтажа не было, просто момент был схвачен в движении, в динамике, когда тело всадника словно слилось с телом животного… фото смотрелось с такой достоверностью, что стало кочевать с выставки на выставку, радуя автора удивлением публики, завистью коллег, призами, новыми заказами и гонорарами.
Ознакомительная версия.
