Ознакомительная версия.
Год спустя, 11 июня, Бондаренко тоже якобы видели в Жулянах сходящим по трапу самолета, прибывшего из Ужгорода. На сей раз, победив «Закарпатье» со скромным счетом 1:0, «Шахтер» стал чемпионом Украины. Однако телекамера не зафиксировала факта присутствия Бориса Мефодьевича на ужгородском стадионе или в столичном аэропорту, а свидетельства очевидцев крайне ненадежны и противоречивы.
Зато существует умозаключение, принадлежащее одному весьма уважаемому и знающему российскому юристу, умозаключение, заставляющее верить в искренность слов Бориса Мефодьевича будь то о равнодушии к футболу или о пользе своевременной и полной уплаты налогов. «Когда у человека есть миллиард, — считает он, — деньги перестают быть деньгами и превращаются в нечто нематериальное, неосязаемое, в абстракцию — в особый вид духовной энергии. А их обладатель вновь становится самим собой. То есть — как правило — честным человеком. Бондаренко преобразился как минимум наполовину. А у Свистопольского миллиарда нет и в помине…»
Таким образом, Бондаренко и футбол существуют врозь, факт этот можно считать твердо установленным и теоретически обоснованным. Футбол — исключение, особый случай, потому что всеми прочими видами бизнеса Бондаренко занимается весьма успешно, по крайней мере, так гласит молва. А молва знает все, она знает даже больше, чем статистика, необходимо лишь в ее многоголосье различить нужные слова. Она, к примеру, полагает, что Бондаренко монополизировал экспорт украинского титана.
Бизнес весьма выгодный и вроде бы незамысловатый: металл редкий, спрос на него постоянно растет; добываем, выплавляем и продаем всем желающим, а желающих хоть отбавляй. Экспортные каналы, естественно, давно поделены, никто бы не пустил Бориса Мефодьевича в свой огород, не будь у него великой революционной идеи, способной перевернуть титановый мир в одной отдельно взятой стране. Идея состояла в следующем: титановая руда — один из тех немногочисленных видов сырья, который на Украине как раз имеется, а в России как раз нет (точнее, месторождения ее разведаны несколько лет назад в Якутии, но до промышленной разработки дело пока не дошло), существует межправительственное соглашение о поставках титана, про которое русофобы в Верховной Раде и администрации президента — в большинстве своем воинствующие гуманитарии — ни сном ни духом… Одним словом, революция получилась бархатной: не потребовала ни титанических усилий, ни больших жертв. Борис Мефодьевич просветил кого следует, поклялся направить весь экспортный поток в Западную Европу, манкируя правительственной договоренностью с Россией (чего-чего, кум? Титан? Звиняйте, неурожай…), а в награду получил ключи от сердца законодателя и заодно от таможни.
Это был бы конец истории, если бы полулегальный титан у Бондаренко покупал кто-нибудь другой. Но покупает его не кто-нибудь, а Герхард Брюкнер. Судьба будто нарочно на каждом шагу сталкивает Бориса Мефодьевича с людьми, больными футболом, а он, обладая иммунитетом, из таких столкновений извлекает дивиденды. И как человек честный, интересы безнадежно больных тоже никогда не ущемляет. Того же Брюкнера. Ни для кого, кстати, не секрет, что первейший друг Герхарда Брюкнера синьор Винченцо Кандолини — владелец «Бонавентуры», автоконцерна «Фиат» — одного из крупнейших потребителей титана и в определенном смысле — большой поклонник России, в которой «фиаты» пользуются неослабевающим спросом… Но это уже история про друзей Бориса Мефодьевича — совсем другая история.
Есть ведь еще и незаурядные родственники. У Брюкнера — отец; вот уже пятьдесят семь лет (после Нюрнбергского процесса) Брюкнер убеждает всех и вся, что он сирота. У Бондаренко — двоюродный брат Леонид Гришин по прозвищу Леопольд. Борис Мефодьевич вообще никогда о нем не упоминает.
Леопольд, конечно, не военный преступник, так, отсидел несколько раз по молодости: за хулиганство, за кражу, за мошенничество; с одной стороны, с кем по молодости не бывает, с другой — зачем такое родство выпячивать? Зато в 1996-м неожиданно стал Леопольд уважаемым человеком, зачастил в Киев, на короткой ноге с премьер-министром был, но и тогда Борис Мефодьевич никаких родственных чувств не выказал. Почему — бог его знает. Одни умные люди говорят: дескать, еще в детстве кошка между ними пробежала; другие — что кошка тут ни при чем, просто Борис Мефодьевич — человек основательный, а Леопольд — выскочка, только и жди от него подвоха; а третьи все, как всегда, сводят к мистике. Якобы чуял Бондаренко своим нечеловеческим нюхом, что жизнь на Украине нестабильна и не всякий премьер повторяет судьбу предыдущего. Один стал президентом, значит, следующему быть эмигрантом, а в эмиграции — подсудимым, за компанию со всеми, кто на короткой ноге вокруг него пританцовывал, причем, чем короче была нога, тем длиннее срок. Американская Фемида с американской самонадеянностью взялась взвешивать на своих аптечных весах деяния Леопольда на родине. Весы заколебались: то уже богиня правосудия склонялась придать ему статус политического беженца, то — тройное пожизненное! В общем, американцам стало не до Леопольда: если у Фемиды весы сломаются, это ж какой будет прецедент! Весы насильно остановили в промежуточной точке и вынесли компромиссный вердикт: десять лет за создание организованной преступной сети на территории Соединенных Штатов.
Вот тут-то Борис Мефодьевич, как честный человек, вспомнил про непутевого кузена и протянул ему в тюремную камеру руку помощи. Некоторые злопыхатели, правда, и здесь углядели конъюнктурный мотив: мол, на Украине теперь совсем другой политический климат и небольшой тюремный срок уже не считается несмываемым пятном на биографии, а как бы даже наоборот: раз отсидел человек, значит, жизнь знает не понаслышке, нынешний премьер вон, говорят, тоже… Короче, беспочвенный навет. Конъюнктурщина и Бондаренко — понятия несовместимые, как Бондаренко и футбол. И как бы ни относился Борис Мефодьевич к Леопольду, не мог же он остаться безучастным, когда гибнет родной человек! А Леопольд столько отмотал и при советской власти, и в незалэжной Украине, что в американских застенках ему одна дорога — сгинуть со скуки. И Борис Мефодьевич позаботился, чтобы он не сидел сложа руки. По счастливому совпадению непутевый папаша Брюкнера на старости лет забыл всякую осторожность и зачастил из Бразилии в Соединенные Штаты организовывать собственный футбольный бизнес со своим молодым приятелем Джимми. Брюкнер очень разволновался: за родителем нужен глаз да глаз, но кому доверишь такое щекотливое дело? Оказалось, есть кому…
18 февраля
Дениса разбудил длинный телефонный звонок. Это из Киева звонил Турецкий. Не здороваясь, тот сказал:
— Денис, когда будешь на пресс-конференции, возьмешь для меня автограф, ладно?
— Чего?! — оторопел Грязнов-младший. — У кого мне брать автограф? У Макса? Или, может, у Демидыча?
— Да ты что, с луны свалился? К вам же Рошфор приехал!
Денис в течение нескольких секунд зевал во весь рот, так что не сразу ответил:
— Это еще кто? Кто-то из «Трех мушкетеров»?
— Ну ты даешь, двоечник! Это футболист. Французский футболист, просто легенда! Чемпион мира и все такое. Его Рыбак купил для своей команды.
— Сан Борисыч, разыгрываешь?!
— Включи телевизор, умник.
— А какой канал? — Денис нашаривал пульт.
— Да любой!
Оказалось, это правда. Это была новость дня. Давид Рошфор, легенда французского футбола, в следующем сезоне будет играть за московский «Буревестник»! Даже Дениса, человека хотя и спортивного, но вполне далекого от большого спорта, эта новость потрясла, когда он узнал, кто такой Давид Рошфор. Обладатель «Золотого мяча», вручаемого журналом «Франс футбол» лучшему футболисту Европы, и «Золотой бутсы» — лучшему бомбардиру национального чемпионата, был личностью примечательной во многих отношениях. Правда, один из лучших нападающих девяностых давно уже прошел пик своей формы и теперь оказывался в центре общественного внимания в основном благодаря скандалам, в которые неизменно попадал, в какой бы команде он ни оказался. Скандалы случались преимущественно на алкогольной почве, выпить француз был не дурак, а еще он очень охотно давал интервью, в которых достаточно свободно высказывал все, что думал о тренере и руководстве клуба. Это за последние годы стало для него своеобразной традицией. Причем удивительно, с какой постоянностью очередной новый клуб Рошфора наступал на те же грабли: при заключении контракта Рошфор неизменно извещал мировую футбольную общественность, что нашел команду своей мечты, а президент клуба в свою очередь говорил, что с таким футболистом теперь конечно же удастся реализовать все те цели, которые не были достигнуты в прошлом сезоне.
Ознакомительная версия.
