– Ничего. Я выслушал и даже согласиться со многим готов. Кроме того, естественно, что следовало брать в руки оружие.
– А если другого выхода не было?
– Выход всегда можно найти.
– Мы идем?
– Идем.
На этом разговор закончился. Как показалось старшему лейтенанту Раскатову, эмир Улугбеков не слишком хотел продолжать его, но даже после нескольких высказанных собственных мыслей задумался о чем-то. Видимо, о своей судьбе и о том, что, наверное, еще какие-то возможности жить иначе у него были. Но на спокойное возражение старшего лейтенанта о том, что выход можно найти всегда, эмир, кажется, даже слегка обиделся.
Они вернулись на узкую, но хорошо утоптанную тропу, предварительно просмотрев ее в обе стороны – не видно ли кого.
– А вы, кажется, хотели меня куда-то послать? Или я неправильно понял ваши слова?
Улугбеков точно обиделся, потому что старательно пожелал перевести разговор на другую тему. Причем на тему, предельно приближенную к настоящей действительности, следовательно, старший лейтенант уйти от ответа не мог. Да и тема эта не могла не заинтересовать Хамида Абдулджабаровича, поскольку касалась его непосредственно.
– Если все будет удачно на четвертой точке, вам придется поработать корректировщиком. Я буду стрелять из миномета, вы будете звонить мне и корректировать мои выстрелы.
– Я этого не умею.
– Нет ничего проще. Столько-то метров перелет, столько-то метров недолет. Левее на столько-то метров, правее на столько-то метров.
– Думаю, получится. В меня не попадете?
– Не подставляйтесь. Чтобы не подставиться, лучше перейдите на соседний склон и наблюдайте оттуда. В любом случае издали даже виднее и есть гарантия, что слуха не лишитесь. В момент взрыва лучше всего открывать рот. Когда взрывная волна по ушам бьет, с закрытым ртом в голове образуется закрытое пространство, и удар до мозга добирается. Могут барабанные перепонки лопнуть. С открытым ртом легче. Ударная волна через рот выходит. Это не шутки, и можете не улыбаться. Это действенные рекомендации.
– Договорились. – Эмир все же улыбнулся.
– Я сам, когда буду стрелять, тоже буду рот открывать, хотя уши обязательно закрою ладонями. Все. Сворачиваем. Обходим скалу, – скомандовал старший лейтенант, уже входя в боевой настрой и готовый действовать исходя из обстановки. Команды его стали короткими и конкретными. Не рекомендательными. – Оружие на изготовку.
Он поднял приклад автомата к плечу и первым свернул с тропы, эмир Улугбеков вздохнул, как обреченный на казнь, и последовал за старшим лейтенантом. Отдых не принес эмиру Хамиду значительного облегчения. Силы за такое короткое время восстановиться не успели. После подобных значительных нагрузок нетренированному человеку следует или сразу же продолжать нагружаться, или отдыхать, по крайней мере, неделю. На одной физической силе, сколько ни будь у человека здоровья от природы, не вытянуть. Только дыхание слегка было успокоилось. Но при новом подъеме на склон хрипы вернулись сразу же, после первого десятка метров. Наверное, и бока, отведавшие тяжелые удары, болели. Но эмир не жаловался. Он умел со своими ощущениями бороться, может быть, не хуже, чем старший лейтенант, потому что ему в этих действиях, человеку, не имеющему специальной и систематической подготовки, было, конечно, гораздо труднее, нежели Раскатову. И сил осталось меньше, чем у спецназовца…
* * *
Как и предполагал Константин Валентинович, скала с четвертой и последней минометной точкой была больше похожа на первые две скалы и не вызывала таких непреодолимых для не подготовленных технически бойцов трудностей, как третья точка. Единственная трудность состояла в том, что склон в месте, где скала соединялась с ним перешейком, был каменистым и почти голым. И проплешина эта была значительной по размеру и вытянутой по горизонтали, а пни, оставшиеся после вырубки нескольких елей, говорили об искусственном происхождении проплешины. И со стороны подобраться так, чтобы пройти незаметно на дистанцию ближнего боя, было проблематично. Раскатов почти минуту соображал, лежа среди молодых елей перед этой каменистой проплешиной склона. Потом в бинокль рассмотрел минометчиков. Даже бинокль показывал принадлежность этих людей к банде Парфюмера. Внешний вид и обилие татуировок бинокль рассмотреть позволял. Однако прицел автомата способностями сильного бинокля не обладал. Конечно, можно было бы завязать бой и уничтожить минометчиков в перестрелке. А расстояние не давало уверенности, что оба бандита будут уничтожены первыми же выстрелами. Но Раскатов ставил себе задачу не просто уничтожить минометчиков, а захватить минометы и мины. А это значило, что бандитам нельзя позволять прятаться за ящиками с минами. Случайный неудачный выстрел, и тогда все со скалы – и минометчики, и минометы, и мины – разлетится в разные стороны с ревом и грохотом. Того же результата может возжелать и кто-то из минометчиков, предпочитая взорваться и навредить противнику, чем просто получить пулю. Впрочем, это желание может появиться у бандитов только в том случае, если они поймут, что старшему лейтенанту нужны именно миномет и мины. А сам Раскатов объяснять это противнику не собирался.
– Что делать будем? – спросил Хамид Абдулджабарович, устроившийся справа от Раскатова и тоже рассматривающий каменистую проплешину в поисках возможного подхода.
Раскатов еще и сам не решил, что делать.
– Хорошо, что трава в горах зеленая, – заметил эмир. – Иначе нас давно бы уже увидели…
Минометчики на скале в самом деле вели себя настороженно. Ну, обрыв связи с первой и второй минометными точками, обрыв связи с Парфюмером – это уже само по себе не может не насторожить. А уж звуки стрельбы и взрывов, далеко уходящие по ущелью, обязательно должны были бы вызвать беспокойство. И минометчики старались хоть что-то рассмотреть там, впереди, откуда они ждали опасности. Но связь у них все же была. Видимо, с передовыми постами. Потому что за короткое время наблюдения Раскатов дважды замечал, как после звонка на трубку минометчики производили выстрел, а потом следовал новый звонок, видимо, от корректировщика. Но второй выстрел, кажется, был удачным, и звонка с требованием третьего выстрела уже не последовало.
На передовой линии тоже, видимо, не знали, что произошло с Парфюмером. И ничего не могли сообщить минометчикам четвертой точки. И потому те явно волновались. Иначе зачем бы они так пристально всматривались в ущелье? Ведь до противника было далеко, его даже видно не было, а мины летели над несколькими поворотами. И только они могли сказать, что произошло внизу. Но они сказать ничего не успевали, потому что взрывались.
– Трава, говорите, зеленая… – Старший лейтенант вытянул руку и приложил рукав своей камуфлированной куртки к траве. – Цвет вроде бы подходящий, соглашусь. Но это только здесь. А там… – он кивнул на проплешину, – в большинстве своем другой цвет. Хотя островки травы и там есть. А знаете что…
В голову Константина Валентиновича пришла единственная мысль о дальнейших действиях, но она еще не оформилась в конкретные очертания, и потому он не торопился ее высказать вслух.
– Что? – переспросил Хамид Абдулджабарович.
– Вы же хорошо стреляете? – Старший лейтенант начал разговор с вопроса-похвалы, чтобы поднять степень старания эмира. Когда человека за что-то хвалят, он, во-первых, всегда еще больше старается, а во-вторых, обретает уверенность в себе. Но похвала эта нужна была Раскатову для другого. С ее помощью он поднимал престиж того дела, которое хотел доверить Улугбекову, чтобы эмир не пожелал выполнять то, что по силам в их паре только одному спецназовцу.
– Аллах дал мне такой талант.
– Я попрошу вас соблюдать предельную внимательность и постоянно держать минометчиков под прицелом. Я попробую к ним подобраться под самой скалой, минуя перемычку. Я хорошо просмотрел место. Там можно взобраться. Хотя это дело опасное. Случайный взгляд – и меня обнаружат. А у меня, когда я двумя руками в стену вцеплюсь, не будет возможности автомат поднять. Более того, я его даже оставлю вам, чтобы мне не мешал. Все-таки лишняя тяжесть. Но вы, если минометчики попытаются посмотреть на то место, где буду находиться я, – стреляйте раньше, чем они успеют выстрелить. Здесь очень важно ни на что не отвлекаться. Даже на посторонние мысли. Жесткий контроль ситуации. Обещаете сберечь мою жизнь?
– Без разговоров, – констатировал эмир свое согласие.
– Если заберусь, я стреляю из пистолета в ближнего ко мне. Вы издали стреляете в дальнего. Постарайтесь попасть. Я видел, как вы умеете стрелять.
– Я постараюсь.
И Раскатов, недолго думая, оставил автомат прислоненным к стволу сосны, а сам стал отползать, чтобы обойти скалу стороной и не попасть в зону постоянного наблюдения минометчиков. Конечно, Хамид Абдулджабарович, если бы вздумал потягаться с командиром взвода спецназа ГРУ, пройти даже первый участок не сумел бы – слишком мало сил уже осталось у эмира. А весь этот первый участок пришлось преодолевать, по сути дела, на руках и использовать ноги только для опоры, когда требовалось дать рукам хотя бы короткий отдых. Первый участок был на спуске со склона. Причем выбрал Раскатов такое место, куда минометчики и смотреть не будут, потому что ни один нормальный человек, когда рядом есть тропа, не попытается спуститься там. Но старший лейтенант спецназа ГРУ – это уже не есть нормальный человек. И потому Раскатов спускался именно там, где его не должны были высматривать. Так он попал под скалу. Там все было уже чуть-чуть попроще. Еще сверху, рассматривая нижнюю часть самой скалы в бинокль, Константин Валентинович обратил внимание на расщелину-трещину, идущую наискосок через монолит камня. Человеку, не имеющему специальной подготовки, пробраться по этой расщелине, почти вертикальной, имеющей только небольшой уклон в сторону, такой путь показался бы вообще невозможным. Но Раскатов не зря сам многократно показывал солдатам, как выбраться из стандартного окопа на полосе препятствий, не выпуская автомата из рук. Говоря по правде, он мог бы, наверное, и автомат не оставлять и подниматься вместе с ним. Но, оставляя автомат, Раскатов возлагал большую ответственность на Улугбекова. И заставлял того тем самым сконцентрироваться на деле. Ошибки допустить было нельзя.
