Ознакомительная версия.
Катя и Виталий оттащили неудавшегося казанову чуть в сторону, ближе к мраморной лестнице. Там их ожидал Николай. Он помог надеть на пленника аквалангистскую маску и нацепить баллоны с дыхательной смесью.
Снарядив находящегося в бессознательном состоянии гэбиста, Саблин и Сабурова отправились в море, таща того за собой. Груз был не из легких, но выбирать не приходилось. Сахатов был им нужен. Зиганиди же тем временем, оглядываясь по сторонам, вышел на берег с другой стороны от мраморной лестницы. Он стал живо собирать в водонепроницаемый мешок вещи подполковника – от штанов до портупеи, чтобы никто раньше времени не хватился исчезнувшего Сахатова. Три минуты спустя он уже был в воде и направлялся вслед за своими напарниками.
Даже в самую солнечную, ясную погоду этот каменистый остров выглядел мрачно. В нем не было ни малейшего намека на некую романтику или что-то подобное. Скалистый берег возвышался над морем на несколько метров. Практически весь периметр острова был крутым и обрывистым. Исключение составляла лишь одна его часть, где была оборудована небольшая пристань. Сразу за ней находился контрольно-пропускной пункт, соединенный узкой галереей с караульным помещением. Тут же были высокие металлические ворота, справа от которых располагалась кирпичная башенка – укрепленный пост с двумя часовыми и пулеметом. От КПП и от башенки расходилась каменная ограда с колючей проволокой по верху. Высота ограды была не постоянной. В зависимости от конкретного участка местности она колебалась от трех до четырех, а иногда даже и до пяти метров. Без какого-либо подобия симметрии или хотя бы элементарной аккуратности стена тянулась по всему периметру и окаймляла собою остров. Ее темно-серый цвет моментально вгонял в тоску и уныние даже самого веселого и оптимистичного человека. Лишь в отдельных ее местах виднелись жалкие остатки побелки. Ограждение в последний раз красили в честь одного из республиканских референдумов, когда Отцу нации ни с того, ни с сего приспичило начать свою рабочую поездку именно с этого острова. С той поры прошло не так уж и мало лет. Побелку уничтожили дожди и ветры. Зато стена стояла, почти не изменившись.
За ней, как во многих других тюрьмах бывшего Советского Союза, находилась череда более низких ограждений с непременным атрибутом – завитками колючей проволоки «егозы». Вышки часовых здесь были нестандартными и выглядели один в один, как башенка при воротах. Имелась и своя система ограждений и непосредственно внутри тюрьмы. Тюрьма была поделена на несколько почти одинаковых секторов. Каждый из них отделялся от соседних рядами «колючки» с определенным количеством проходов с дверями и воротами. В каждом таком секторе размещались разные здания. Однако корпус, где заключенные отбывали наказание, был всего один. Серое железобетонное здание в несколько этажей, спроектированное еще во времена СССР и возведенное уже в суверенной каспийской республике, могло вмещать тысячи заключенных. Реально их было меньше едва ли не наполовину. Большинство из них отбывало срок в одиночных камерах. Исключение составляло лишь несколько давних сидельцев, зарекомендовавших себя перед тюремной администрацией хорошим поведением и исполнительностью. Другое исключение тюремная администрация сделала для экипажа русского судна «Астрахань», членов которого только-только доставили сюда на специальном бронированном катере. В наручниках и цепях русских моряков гнали в тюремный корпус под бесчисленными дулами автоматов и лай свирепых собак. Конвоиры не церемонились. Кто-то из них постоянно норовил подогнать того или иного заключенного, тыча в спину или бок автоматом. Никто из командиров, видя это, не отчитывал подчиненных за превышение полномочий. Подобное здесь было в порядке вещей. Вовсе не зря эта тюрьма, имевщая официальный статус исправительного учреждения строгого режима «Черные скалы», в народе называлась тюрьмой убийственного режима «Кровавые камни». Власти никогда не подтверждали, но среди местных жителей упорно ходили слухи о том, что многие заключенные здесь умирали от издевательств со стороны тюремщиков. Секретность перевода русских моряков из тюрьмы МГБ в «Черные скалы» была связана не только с желанием начальства пресечь потенциально возможное нападение на конвой, но и со стремлением не допустить лишнего витка народной молвы о том, что власти отправили русских на медленную смерть от тюремных пыток. Официально было заявлено о переводе моряков «Астрахани» в «комфортабельную тюрьму, возведенную по европейским стандартам». Об этом было сообщено даже самим россиянам. Никто из них особо в это не верил. И хоть реальность оказалась куда хуже, чем предполагалось, был повод и для радости. Все-таки их не вывезли куда-то в горное ущелье и не расстреляли, как собак, а действительно доставили в тюрьму. Пусть и не такую комфортную и европейскую, как сулили. Зато все живы. А значит, оставался пусть призрачный, но все же шанс на спасение. Правда, было непонятно, откуда это самое спасение могло прийти.
С момента размещения моряков в общей камере не прошло и часа, а камеру тюремщики показательно обыскивали целых два раза. Когда дверь распахнулась в третий раз, всех стал душить нервный смех. Местные «вертухаи» явно перегибали палку. Однако новый визит был связан с другой причиной. Младший офицер зачитал фамилии старшего помощника капитана и старшего механика судна и потребовал, чтобы они следовали за ним. К капитану он обратился отдельно и сообщил, что тому тоже нужно идти вместе с двумя названными подчиненными. Товарищи тревожно переглянулись и попытались попрощаться с остальными. Однако конвоиры не позволили это сделать. Арсений Алексеевич тяжело вздохнул. Догадок в голове роились тысячи. Но наиболее реальной казалась лишь одна – расстрел.
На запястьях каждого из трех выведенных из камеры заключенных конвоиры защелкнули наручники. Путь лежал в полумраке нескольких коридоров со «шлюзами» и дополнительными постами. Разговаривать между собой и обращаться к тюремщикам запрещалось. Не разрешалось также делать резких движений и высоко поднимать ноги. Видимо, это была какая-то исключительно здешняя заморочка. Заключенные должны были, по сути, шаркать ногами о каменный пол.
После очередного «шлюза» заключенные оказались в длинной кирпичной галерее. Это не был еще один стандартный коридор. Камеры здесь отсутствовали. Дверь маячила где-то далеко впереди. Освещение было минимальным. В галерее ощущался изрядный холод. Пахло сыростью. Стены и потолок покрывали капли влаги. Старший конвоир приказал замедлить шаг, и движение в этом сыром кирпичном мешке превращалось в некое бесконечное путешествие к неведомой, но наверняка неприятной цели. Казалось, что перед глазами не реальность, а замедленные кинокадры. Впрочем, падающие на головы капли то и дело напоминали о реальности. Когда до двери оставалось несколько метров, прозвучал приказ остановиться и повернуться лицом к стене для дополнительного обыска. Приказ касался всех, однако наиболее тщательно конвоиры обыскивали старпома и стармеха. Капитана проверили лишь для виду. Видя эту формальность, Арсений Алексеевич обратил внимание на это и пришел к выводу, что его ведут лишь в качестве свидетеля. Он, однако, не понимал, почему с ним так и не поговорил подполковник МГБ Омар Сахатов.
Один из конвоиров открыл дверь. Из-за нее ударил яркий свет. По крайней мере, он показался таковым после долгих хождений по темным тюремным коридорам. Россияне ступили за дверь. За ней оказалась широкая площадка, залитая солнечным светом. Лучи проникали сюда через решетчатый потолок. Кроме того, в нескольких местах на стенах находились большие белые фонарные лампы. Все, как одна, они были включены. Конвоиры передали заключенных нескольким вооруженным автоматами детинам, а сами вышли. Нигматуллина и старшего механика двое из автоматчиков сразу же отвели к дальней щербатой от пуль стене. Еще один остался с Горецким, чтобы направить капитана в противоположную сторону.
– С тобой кто-то хочет поговорить, – сказал автоматчик.
– Кто? – Сердце капитана бешено забилось, а к горлу подкатил предательский ком. Ему не хотелось гадать, но мозг действовал вопреки его воле. «Сахатов? Русский посол? Начальник местной тюрьмы?» – выдавал он варианты, каждый из которых оказался в итоге ошибочным.
У стены недалеко от еще одних дверей находилась следователь Гюзель. Она стояла спиной и обернулась лишь тогда, когда заключенного подвели к ней очень близко. Жестом отправив автоматчика, она поздоровалась с капитаном. Тот ответил легким кивком и неким подобием улыбки.
– Простите меня, – едва сдерживая слезы, прошептала женщина.
– За что? – изобразил непонимание капитан.
– За то, что ничего не смогла сделать для вашего освобождения, – промолвила она.
Ознакомительная версия.
