– Вот уж Линна обрадуется… – бурчит Ал. В ее голосе я не слышу никакого задора. Она вообще, похоже, разочарована куда сильнее меня. Действительно: добраться до Непала, надеясь стряхнуть с себя призрак былых отношений с Симоной, и – низкий поклон Айсис! – столкнуться с реанимацией еще одного привидения из прошлого…
– Ты вот что, на меня-то посильнее обопрись, – говорю я, подхватывая ее под локоть, и разворачиваюсь назад, где нас ждет подъем по склону.
* * *
На спуск мы потратили час; на возвращение уходит в два раза дольше. К тому моменту, когда мы добираемся до ворот «Эканта-ятры», у нас зуб на зуб не попадает от холода, к тому же Ал не хватает дыхания, и она болезненно морщится с каждым шагом. Пока колотили по створкам, минула целая вечность; затем появляется Йоханн, бросает один-единственный взгляд на распухшую голень Ал, взваливает ее на плечо, будто перышко, – с рюкзаком и всеми причиндалами, – после чего бодро несет в главный корпус, а оттуда – по коридору до кухни, где Салли, Линна и Паула моют тарелки после завтрака.
При первом же взгляде на Ал у Линны расцветает на лице радостная улыбка и сразу сменяется тревогой, пока Йоханн усаживает свою ношу на табуретку.
– Что стряслось? – Она бесцеремонно отталкивает меня с дороги и садится на корточки возле Ал. Глаза красные, припухшие.
– Ногу подвернула. Черт-те что, не дорога, а грязевая ванна… – ворчит Ал, стягивая дождевик и бросая его на пол. Она заглядывает Линне в лицо, и ее лоб прорезает озабоченная складка. – Ты чего? Плакала, что ли?
– Все в порядке, все хорошо! Просто мне вдруг показалось, что я уже никогда тебя не уви… – Линна зажимает ладонью рот, будто ляпнула глупость.
– Ну, ты и нюня! Подумаешь, через четыре дня снова были бы вместе…
Ал протягивает обе руки, и Линна кидается ей в объятия, зажмурив покрасневшие глаза и потираясь подбородком о плечо. От нее исходят волны облегчения и неподдельной радости, как в аэропорту, где близкие люди встречаются после долгой разлуки, хотя, по идее, мы попрощались друг с другом буквально несколько часов тому назад.
– Ой, слушайте! – Линна отлипает от Ал; ее глаза, прикрытые очками, сочатся тревогой, когда она снизу вверх вопросительно смотрит на Йоханна. – А как же Гейб и Рут? В такую-то погоду? Как же они до нас доберутся из Покхары?
Йоханн скрещивает руки на широкой груди и слегка поджимает губы. Так, чуть-чуть.
– Гейб столько раз проделывал этот путь, что ему впору глаза завязывать. Ничего, найдет какой-нибудь обход. А вообще-то, – отворачивается он, – мне давно пора быть в огороде. Овощи надо соломой прикрыть, не то подгниют.
– Спасибо, – дарит Ал ему улыбку. – Надеюсь, пока ты меня тащил, спина не сломалась?
– Ерунда.
По-прежнему хмурый, Йоханн покидает нас, направляясь в сторону кабинета Айзека.
Салли встает с корточек, пересекает кухню, берет возле мойки полотенце и смачивает его под краном.
– Боюсь, льда у нас нет, так что придется делать просто влажные компрессы.
Ал вновь благодарит, затем улыбается Линне, которая от нее буквально не отлипает.
– Ой, я так рада, – раз за разом повторяет та, – ты даже не представляешь, до чего я по тебе скучала бы!
– Да что ты все заладила? – говорю я. – Встретились бы через пару-другую дней. А то можно подумать… – И тут я прозреваю. Есть лишь одно объяснение для столь эмоциональной реакции. – Можно подумать, ты решила не возвращаться с нами в Англию…
– Да, Эмма, – весело кивает Ал. – Ну еще бы! Нашей Линне больше не нужна ни ее квартирка, ни набитый холодильник. Теперь она хочет спать на полу и питаться одной лишь чечевицей до конца своих дней.
Ал заходится здоровым, незлобивым смехом, но я-то вижу, что на физиономии Линны мелькнула тень раздражения. Впрочем, она отмалчивается; вместо этого стаскивает с Ал кроссовки, затем поднимается с корточек.
– Сейчас заварю тебе чя, а то ты, бедная, вся замерзла, – обращается она к Ал.
– Я бы тоже не отказалась от чашечки, – говорю я. Правда, несколько громче, чем обычно. – Только не сразу, а после душа. Ладно, увидимся.
– Давай-давай, – непринужденно машет мне Ал, в то время как Линна разворачивается на каблучках, идет к полке, откуда снимает одну кружку.
– Побольше сахарку, да, Ал?
* * *
Дейзи стоит в коридоре, прислонившись к стене возле столика. Руки отчужденно сложены на груди, одета в платье до пола, к тому же на размер больше, чем следовало бы; волосы зачесаны в шиньон и даже убраны под лиловый платок.
– Привет! – говорю я, плотно закрывая за собой кухонную дверь. – А мы снова здесь! Представляешь, Ал так сильно навернулась, что нам ничего не оста…
– Даже не вздумай соваться со своими обниманиями. – Глаза Дейзи сужены, на лице еле сдерживаемая ярость. – Двигай-ка в спальню, разговор есть.
Не дожидаясь ответа, она покидает коридор, я иду следом. В спальне темно и пусто, за окном черное небо с ливневыми тучами.
– Садись, – показывает она на мой матрас, сама пристраивается на месте Ал и расправляет подол вокруг перекрещенных ног.
Я, в свою очередь, стряхиваю с плеч рюкзак, который валится на пол с мягким буханьем, затем поочередно вращаю лопатками, разминая затекшие мышцы.
– Что случилось? Ты какая-то странная.
Дейзи растягивает губы в неприятной улыбке.
– Я тут посидела, кое-что обдумала…
– Э-э, ты встала на опасную дорожку. – Я наполовину усаживаюсь, наполовину плюхаюсь на матрас и с кряхтением принимаюсь расшнуровывать свои туристские ботинки. Носки мокрые, хоть выжимай. Я их тоже стягиваю, затем роюсь в рюкзаке в поисках полотенца, геля для душа и шампуня с кондиционером.
– Ты из себя клоуна-то не строй. – У нее даже улыбки не осталось.
– Да что с тобой такое? Я думала, ты нам так обрадуешься…
– С чего вдруг?
– Господи, Дейзи! – Я перестаю возиться с флаконами и пузырьками; теперь она полностью завладела моим вниманием. – Объясни ты толком! Что такого мы натворили, а? Или только я виновата? Давай уже, выкладывай.
– Что, нравится за чужой спиной сплетни разводить?
– ?!.
– Не надо прикидываться невинной овечкой, это тебе не идет. Насколько мне известно, ты с Ал всласть наперемывала мне косточки: Дейзи, мол, и такая, и сякая…
– Это кто тебе такое сказал?
– А неважно кто. Нашлись добрые люди, не волнуйся.
– Типа Линны, да? – Перед глазами встала четкая картинка, как они шепчутся под деревьями прошлым вечером.
– Я уже тебе сказала: не волнуйся. Главное, у меня есть настоящие друзья.
– Да ради бога. Не хочешь говорить, и не надо. Только никаких косточек мы тебе не перемывали.
– Серьезно? А я вот слышала, как ты с пеной у рта орала, дескать, «Дейзи у меня мужиков отбивает»… – Она запрокидывает голову и хохочет. – Я, видите ли, с ней соревнуюсь!.. Ты соображаешь, что несешь?
– Так это вообще не мои слова. Это Ал так сказала.
– Допустим. – Дейзи всем корпусом подается ко мне. – Зато ты не можешь отрицать, что назвала меня дикаркой.
– Я всего лишь сказала, мол, это дико, что ты как бы охотишься на мужиков, которые меня заинтересовали. Например, Эллиот, тот самый, которого ты из такси пнула, рассказал мне, как ты на него вешалась, пока я ходила в сортир. А еще был случай с тем парнем, с которым я познакомилась в «Хевенли». Я собственными глазами видела, как ты с ним на полу резвилась!
– Господи боже, Эмма! – Усмехаясь, она трясет головой. – Опять этот твой Эллиот. Что ты его так и норовишь между нами вбить клином? Что в нем такого особенного?
– Дело как раз не в нем. А в тебе.
– Нет уж, Эмма, все ровно наоборот. – Она тычет мне в бицепс указательным пальцем. – Все дело в тебе и в том факте, что ты решила променять меня на первого встречного мужика. Это меня-то, которая была тебе верной подругой на протяжении семи лет!
Я тру занывшую руку.
– Во-первых, я никого не промениваю, а во-вторых, он тут вовсе ни при чем. Наш с Ал разговор был не о нем. Я просто пыталась ей объяснить, до чего меня достала твоя вечная манера все мерить мужиками. Мы даже в паб не можем сходить, чтобы ты не начала кому-то глазки строить. Спокойно посидеть в кафе? Так нет же, ты весь обед будешь обсуждать, что сказал или сделал такой-то тип, который тебе вдруг глянулся. А на клубных тусовках хоть вообще не появляйся! Если Дейзи не закадрит какого-то мужика, то либо напьется, либо устроит ссору.
